Жить с Мэри, моей благочестивой сестрицей! Можно себе представить, что это будет за жизнь: молитвы утром, днем, вечером… и никаких нечестивых сомнений. «Моя дорогая сестра, я наставлю тебя на путь истинный…» — писала сестра. Я по-своему любила Мэри, она желала мне только добра, невзирая на то, что моя мать заняла место ее матери, но, Господи Боже, я знала, что и дня не выдержу с ней. Тогда как здесь, в Челси, со мной была моя горячо любимая мачеха, мои учителя, чудесные прогулки… и адмирал. Признаюсь честно: я с замиранием сердца думала о жизни в одном доме с этим удивительным и совершенно неотразимым красавцем.

Но отказ следовало сформулировать очень осторожно, чтобы ни в коем случае не обидеть Мэри, ведь в скором будущем она вполне могла стать королевой. До меня доходили слухи, что здоровье короля определенно ухудшилось с тех пор, как он взошел на престол. Мэри — королева… Англия — снова католическая страна! Мне следовало держаться крайне осмотрительно. Но я была тверда в своем решении во что бы то ни стало остаться в Челси.

Несколько раз я принималась писать письмо заново. Как трудно найти подходящие обороты! Одно неверное слово могло нанести моим отношениям с Мэри непоправимый ущерб. Я начала со злополучной женитьбы. «Да, я тоже считаю этот брак неподобающим, — писала я, — но боюсь, мой внезапный отъезд из Челси поставит меня в трудное положение. Королем управляет весьма могущественная партия, и Сеймур — родной брат лорда-протектора. Мое положение (впрочем, как и ваше собственное) весьма непрочно. Нам следует действовать крайне осторожно в эти трудные времена. Более того: наш король-отец в своем завещании назначил Катарину Парр моей опекуншей, оставить ее — значит нарушить королевскую волю. Я знаю, моя добрая сестра понимает, как страстно я желала бы соединиться с ней; но она также понимает, что пока мое место здесь — при дворе нашей мачехи, даже несмотря на этот отвратительный брак».

Я осталась довольна посланием. Это был мой первый урок дипломатии.

Вскоре после моего четырнадцатого дня рождения двор перебрался в Хансдон. Я жила напряженной и насыщенной жизнью. Учеба всегда доставляла мне огромное удовольствие, и я много времени проводила за книгами, не забывая, впрочем, и о развлечениях. Хансдон был весьма необычным двором — ведь здесь обитал Томас Сеймур.

К своему великому удивлению, я не испытывала к нему ненависти за то, что он так скоропалительно переметнулся к мачехе после моего отказа. Все-таки, рассуждала я, мне-то он первой сделал предложение. Но моя мудрая половина подсказывала: это потому, что ты имеешь шанс когда-нибудь получить корону. Да и состояние у тебя совсем не плохое.

Но нет, возражала моя глупенькая романтическая половина, Катарина богаче, а он все же сначала мне предложил стать его женой.

Я сама себе была противна — рассуждала прямо как Кэт Эшли.

Истина заключалась в том, что Томас был авантюрист. Красивый, обворожительный авантюрист. Он не сводил с меня глаз и хватался за любую возможность побыть рядом. Иногда ему удавалось застать меня одну, и это он любил больше всего. Он трогал мои волосы и восхищался их блеском, иногда его рука как бы ненароком соскальзывала на шею. Достаточно было одного моего намека и… Меня смущали его взгляды и жесты. Даже в присутствии мачехи он не прекращал фривольные разговоры, и она принимала в них участие. Я поражалась: неужели Катарина не замечает его истинных намерений? Он нагло заигрывал со мной, делая вид, что я — всего лишь ребенок, а она, казалось, принимала все за чистую монету. Четырнадцать лет — не такой уж маленький возраст для девушки, чтобы иметь любовника. Я понимала, что этого-то Томас и добивался.

Кэт все замечала и только хихикала, а когда мы оставались одни, шепталась со мной о Томасе. Уверена: захоти я — она помогала бы мне устраивать тайные свидания с Сеймуром. Кэт обожала всякие тайны и никогда не задумывалась о последствиях. Что до меня, то должна признаться: мне нравилась ситуация, в которой я очутилась. Замуж я не собиралась, дабы не ставить под угрозу свои шансы на получение королевской короны, но получать все удовольствия от флирта, ничего не давая взамен, что может быть лучше? То есть мне хотелось, чтобы меня добивались, но не могли победить.

Именно это и происходило сейчас.

Томасу подобное положение вещей тоже нравилось, поскольку тут не шла речь о браке. Разве он уже не был женат? Не имея возможности жениться на принцессе, он заключил брак с королевой. Он был в меня влюблен — в этом не оставалось ни малейших сомнений. Полагаю, его, человека, пресыщенного многочисленными любовными победами, буквально завораживала мысль о том, чтобы соблазнить девицу королевской крови. Он постоянно поддразнивал меня и заставлял Катарину делать то же самое. А ей, очевидно, нравилось, что муж так внимателен ко мне. «Ты ему как родная дочь», — говорила она. Да и себя она всегда называла моей матерью, а не мачехой.

Так мы и жили осенью в тот год, когда умер мой отец.

Джейн Грей тоже жила с нами. Я не завидовала ее успехам в науках, ведь учителя и так мной восхищались, к тому же Джейн обычно умалчивала о своих знаниях, я же при каждом удобном случае могла показать товар лицом. Скромница Джейн всем своим видом чуть ли не извинялась за то, что живет на свете, в то время как я становилась все увереннее, расцветая под лучами восхищенного внимания Томаса Сеймура.

Я слегка раздражалась, когда он выказывал слишком много внимания Джейн, никогда, впрочем, по-настоящему не заигрывая с ней. Мне казалось, что Томас специально показывает нам разные стороны своей натуры. Нежный и заботливый муж для Катарины; добродушный дядюшка для Джейн; безрассудный рыцарь, готовый на все ради улыбки (а может, и чего-то большего) дамы своего сердца — меня.

Я потешалась и была очень довольна. У меня хватало ума сообразить, что это самый лучший способ общаться с Томасом.

Кэт уже знала, зачем он пригласил Джейн Грей жить с нами.

— Она предназначена в жены нашему юному королю, — объяснила мне Кэт. — Томас собирается взять верх над старшим братом, который спит и видит сделать королевой свою дочь. Но король Эдуард слушает только своего дядю Томаса и, могу поклясться, сделает все, как тот захочет.

— Он весьма хитроумен, — сурово заметила я.

— Ну и что ж, благослови его Боже.

Так не могло долго продолжаться. Мне следовало бы это понимать. Адмирал все больше терял голову, а я очаровывалась им все сильнее.

Меня саму удивляло, как я могла, так ценя любовь мачехи, поддерживать эти пусть невинные, но не лишенные двусмысленности отношения с ее мужем. Его знаки внимания возбуждали, а игривые намеки придавали моему существованию особую сладость. Особенно приятно было шептаться и хихикать обо всем этом с моей Кэт. Она сочиняла всякие фантастические, захватывающие истории, в которых неизменно фигурировали я и красавец-адмирал. Я лежала в постели и затаив дыхание слушала. То и дело мы обе заливались хохотом. Конечно, я отлично понимала, что участвую в опасной игре, но без нее моя жизнь стала бы пресной и скучной.

Детство кончалось. Еще несколько месяцев назад я и помыслить не могла о короне, а теперь она казалась такой близкой, и за мной ухаживал самый великолепный мужчина королевства…

Между тем приближалась развязка. Пожалуй, все началось в тот день, когда я надела свое новое платье. Оно было из черного бархата, и Кэт говорила, что для моих лет оно слишком вызывающее, но я была в восторге от этой обновы. Моя кожа казалась еще белей, а волосы словно полыхали огнем. Я считала, что выгляжу в этом наряде по меньшей мере года на два старше, чему немало способствовал глубокий вырез на груди. Мне не терпелось посмотреть, какое выражение лица будет у Томаса, когда он меня увидит. Новое платье было моим вызовом ему. Оно говорило: вы больше не смеете обращаться со мной, как с ребенком.

Я долго вертелась перед Кэт, и она заявила:

— Вы уже сейчас похожи на королеву, причем самую что ни на есть величественную. Ох, боюсь, многим не сносить головы, когда вы взойдете на престол.