Однажды вечером Кэт сидела у окна. Уже стемнело, и я собиралась укладываться спать. Внезапно она вскочила и необычайно взволнованным голосом воскликнула:

— Миледи, я вижу его!

— Кого? — поинтересовалась я.

С круглыми от удивления глазами она прошептала:

— Милорда адмирала.

— В такой час! Не могу поверить.

Я подлетела к окну. Кэт снова зашептала:

— Я думала, он направляется к главным воротам, а он свернул в обход…

— Уверена, тебе только показалось, что ты видела адмирала. Слушай, Кэт, у мистера Эшли есть серьезный повод тебя ревновать. Он бы страшно рассердился, если бы услышал, с каким неподдельным интересом ты говоришь о другом мужчине.

— О, он же понимает, что адмирал не приехал бы к нам во дворец ради меня.

— Ну, предположим, это действительно был адмирал. Ради кого же, по-твоему, он тайно пробрался сюда?

— Ради одной молодой леди… моей госпожи Елизаветы, которую однажды я надеюсь назвать «ваше величество».

— Кэт, ты сошла с ума. Перестань болтать, или тебя бросят в Тауэр. Где твои мозги? Как ты могла узнать его в такой темноте?

— Я узнала бы и с закрытыми глазами.

— Давай подождем и посмотрим. Если его специально зачем-то вызвали в столь поздний час, то мачеха скоро отошлет его обратно. Но я готова поклясться, что ты приняла за адмирала одного из слуг. Ты все напридумывала, у тебя слишком богатое воображение.

— Госпожа, вы когда-нибудь видели слугу, хоть отдаленно похожего на милорда адмирала?

— Нет.

— Тогда давайте подождем. Он придет с минуты на минуту и будет со страстью взирать на окна вашей спальни. Возможно, попытается вскарабкаться по стене. Впустим его внутрь, миледи, или нет?

— Иногда я спрашиваю себя, кто из нас воспитательница: ты или я? Если бы стало известно, какое ты легкомысленное создание и в какие авантюры пытаешься меня вовлечь, ты бы и дня не пробыла при мне.

— Я постараюсь быть рассудительнее, миледи, но с вами и с вашим столь галантным поклонником… это очень нелегко.

Мы прождали возле окна около часа, но никто не появился.

Я сказала Кэт, что она чересчур увлеклась своими глупыми фантазиями.

Неделя мчалась за неделей. Пришла весна, и в Челси стало очень красиво. В сопровождении небольшой свиты я ездила верхом по полям и совершала прогулки вдоль реки. Простой народ выходил приветствовать меня. Люди улыбались и кланялись мне, а некоторые кричали: «Благослови Боже нашу принцессу!» Эти слова отдавались сладчайшей музыкой в моих ушах. Любовь народа необычайно радовала меня. Я наслаждалась ярким солнцем и зелеными полями. Англия, думала я. Моя страна! Быть королевой Англии! Для меня не могло быть большего счастья на этом свете.

Однажды во время прогулки верхом я повстречала Томаса Сеймура. Это случилось на мосту Бландел, более известном под названием «Кровавый мост», так как на нем обычно промышляли разбойники, не гнушавшиеся перерезать путнику горло ради его кошелька.

Томас поклонился и метнул в меня такой взгляд, что у меня не могло остаться сомнений по поводу его чувств ко мне. Я поинтересовалась, не держит ли он путь в Дормер. Он ответил, что так оно и есть, и раз уж мы встретились, он просит позволения сопровождать меня.

Я понимала, как это опасно, если нас увидят вместе (а нас, разумеется, увидели бы). Поползут слухи, они могут дойти до Совета… Поэтому я весьма надменно отказалась. Он покорно склонил голову, а я пришпорила коня. Я не сомневалась, что он будет настаивать, именно так всегда поступал безрассудный и самоуверенный адмирал. Однако, когда я оглянулась, он уже исчез.

Несколько дней спустя мы с мачехой сидели за рукоделием. Она отпустила фрейлин, чтобы мы могли побыть вдвоем. И тут она завела какой-то странный разговор о своей жизни.

— Я ведь совсем не старая, — говорила мачеха. — Никогда еще не чувствовала себя такой молодой. Почти ребенком меня выдали замуж за лорда Борроу из Гейнсборо. Его дети были старше меня, и я исполняла при нем обязанности сиделки, пока он не умер. Вы думаете, после этого я стала вольна в своем выборе? Нет, меня выдали за лорда Латимера, тоже находившегося в преклонном возрасте, и я снова была одновременно женой и мачехой. Я полагала, что такова уж моя судьба. Но теперь… Я кажусь вам старухой, Елизавета. Вы так молоды. Господи, ведь вам еще нет и четырнадцати! Я помню себя в ваши годы. Я тогда о многом мечтала. А меня против воли выдали замуж. Это был кошмар, Елизавета. Можете вообразить себе ужас девочки, почти ребенка, отданной старику? Правда, лорд Борроу был добр ко мне… да и лорд Латимер тоже. У меня много приемных детей, но ни одного своего. Главная мечта моей жизни — иметь собственного ребенка. Когда умер лорд Латимер, мне было тридцать лет. Я сказал себе: все, ты наконец свободна.

— А вас выдали за моего отца.

Она кивнула, а я снова удивилась, зачем она мне рассказывает то, что я и так давно знаю. Наверняка есть какая-то причина. Катарина вела к чему-то и явно не решалась об этом заговорить. Я терпеливо слушала.

— Думаю, — продолжала она, — сейчас я выйду замуж по любви. Есть один человек, которого я — и не я одна — считаю самым привлекательным кавалером при дворе. В нем есть какое-то удивительное обаяние. Мы когда-то собирались пожениться. Но меня взял в жены король, а Томасу пришлось оставить двор.

— Томасу? — повторила я.

Она мечтательно улыбнулась.

— Мы с Томасом Сеймуром обручились еще до моего брака с твоим отцом. Но судьба сделала меня королевой. Иногда мне снятся мои юные годы. — Она вздрогнула. — Меня вообще одолевают сны.

— Понимаю.

— Бывают и кошмары…

— О, не продолжайте, прошу вас. Этот разговор расстраивает вас, миледи. Я все понимаю.

— Вы ведь знаете, я была на волосок от смерти.

— Да, — тихо подтвердила я.

— Это поймет лишь тот, кто сам испытал нечто подобное. Возможно, у других людей все иначе. Они смело могут смотреть в лицо смерти. Например, Анна Эскью. Вы ее помните?

— Да. Ее сожгли на костре.

Мачеха закрыла лицо руками.

— Елизавета, она была святой, мученицей. Я, увы, сделана из другого теста.

— Никому из нас неведомо, из какого теста мы слеплены, до тех пор, пока нас не призовут к ответу высшие силы.

— Вы умное дитя. Вот почему я вам все рассказываю. Я хочу, чтобы вы первая узнали… Я хочу, чтобы вы меня поняли.

Она опустила руки и взглянула на меня. Теперь ею владели совсем иные чувства. Она думала не о прошлом, а о будущем. Лицо ее вновь осветила улыбка.

— Я больше не могла ждать, — продолжала она. — Боялась, что счастье выскользнет из моих рук. Нужно успеть поймать его… так сказал Томас. Пожениться, а потом объявить об этом.

— Пожениться! Не хотите ли вы сказать…

Она залилась радостным смехом. Катарина буквально лучилась от счастья. Передо мной сидела настоящая красавица — исчезли горькие морщинки, следы бессонных ночей, когда она ухаживала за больным королем и умирала от страха за собственную жизнь. Юная девушка, да и только!

— Да, — прошептала она. — Я и Томас тайно обвенчались.

— Вы и Томас?!

— Томас Сеймур, лорд Сэдли. Он всегда любил меня… даже тогда, когда я была замужем за королем. И я любила его, но мы, конечно же, не осмеливались говорить об этом. Я была всецело предана королю. Но раз уж теперь я свободна… Знаете, Елизавета, он предложил мне руку и сердце через неделю после смерти его величества.

Через неделю после смерти короля! Должно быть, в тот самый день, когда получил мое письмо с отказом!

Я потрясенно молчала.

О низость и коварство мужчин!

Сохранить их брак втайне не удалось. Совет страшно возмутился, а больше всех распалился брат счастливого молодожена — Сомерсет. «Эта женитьба — оскорбление памяти покойного короля, — заявил он. — Как смела королева так скоро выйти замуж? Она надеется навязать государству в качестве наследника трона сына лорда Сэдли? Это равносильно государственной измене!»