— Ваше величество, — сказал он, — такт, рассудительность и проницательность покойного принца всегда вызывали во мне неизменное безграничное восхищение.

Я печально улыбнулась. Это был один из тех моментов, когда лорд Пальмерстон мне нравился.

В Балморале я заложила монумент, в основании которого были выгравированы слова: «Светлой памяти Альберта Великого, принца-консорта от его убитой горем вдовы». На церемонии присутствовали дети, и на камне были вырезаны и их инициалы.

Я помнила, с каким восторгом Альберт знакомил меня со всем, что было дорого его сердцу, у него на родине, и меня охватило желание побывать там еще раз — погулять в лесах, где мы бродили с ним, увидеть Розенау и услышать пение птиц, вновь оказаться в комнате, где он учился и фехтовал с Эрнстом.

Все согласились, что это была прекрасная мысль. Дети думали, что это утешит меня, а Пальмерстон намекал, что мой период траура должен закончиться и я должна начать выезжать, чтобы подданные могли видеть меня. Какие бывают бесчувственные люди! Уж не думали ли они, что мой траур когда-нибудь кончится? Они просто хотели видеть мою скорбь, но это было мое личное дело.

Я взяла с собой Ленхен и Луизу. Они заменили мне теперь мою нежную Алису. Обе они были хорошие девочки и желали помочь мне забыть мое горе — невозможная задача! Мне хотелось увидеть дядю Леопольда, чтобы погоревать вместе. В своих мрачных траурных одеждах я прибыла в его дворец в Лекене. Обняв его, я разрыдалась, и он тоже заплакал.

— Вы видите перед собой самое несчастное существо в мире, — сказала я.

— Я страдаю с тобой, — отвечал он, — и разделяю твое горе. Мы долго говорили о нашем ангеле.

— По крайней мере, — сказал дядя Леопольд, — ты прожила с ним двадцать счастливых лет. Я рано потерял мою Шарлотту, а теперь и Луизы уже нет. Я знала, что он тоже страдал; но ничто не могло сравниться с потерей Альберта.

Дядя Леопольд очень постарел, он сгорбился. Его парик был слишком пышен и не соответствовал его фигуре. Он сказал мне, что все время болеет. Ревматизм замучил его, и у него было такое множество недомоганий, что когда одно немножко отпускало, то тут же начиналось другое.

Он сказал, что у него для меня приготовлен сюрприз. Датский принц Христиан с семьей приезжают завтра, и он надеялся, что я позволю ему представить их мне.

— Это такая простая милая семья, — сказал он. — Они в Бельгии на отдыхе. Было бы невежливо не пригласить их.

— Я полагаю, их дочь с ними? — спросила я.

— Да, конечно. Я бы хотел, чтобы ты познакомилась с ней. Она красивая очаровательная девушка с изысканными манерами и с таким прекрасным вкусом.

Я, конечно, все поняла. Дядя Леопольд все это специально подстроил. Союз с датской королевской семьей был бы выгоден для Бельгии. Некоторые европейские государства были встревожены намерениями Пруссии. Там давал о себе знать некий Бисмарк-Шенхаузен[63]. В его планах было возвышение Пруссии, которую он желал видеть равной Австрии. Он посетил Лондон и беседовал с лордом Пальмерстоном и мистером Дизраэли. Лорд Пальмерстон, рассказывая об этой встрече, сказал мне, что с этим человеком придется считаться.

Не оставалось сомнений, что дядя Леопольд хотел нашего союза с Данией. Он говорил мне, что Альберт был «за», поскольку он беседовал с ним об этом незадолго до ужасного события.

После бесед с дядей Леопольдом горе вновь нахлынуло на меня. Я переживала снова все эти события; этот день, когда Альберт, глядя на меня измученными глазами, сказал мне, что должен поехать в Кембридж; и как я старалась отговорить его. О если бы только он послушался меня! Сидя у себя в комнате, я думала об этом и плакала. Ко мне вошла Ленхен и сказала:

— Мама, они приехали. Александра прелестна, и все они очень милые.

— Моя дорогая девочка, я не могу выйти к ним.

— Но, мама, они вас ждут.

— Милая, я не могу их принять. Ты должна понять, что мое горе слишком велико.

— Но, мама, дядя Леопольд все так чудесно устроил.

Я покачала головой. Я не могла выйти к ним. Я сидела у себя в комнате. Завтрак должен был пройти без меня.

Я сидела в печальных размышлениях, и примерно через час раздался робкий стук в дверь. Я не ответила. Я никого не желала видеть. Дверь приоткрылась, и я увидела очаровательную головку Вэлбурги Пэджит, которую я всегда очень любила.

— Ваше величество, могу я войти?

— Да, Вэлли.

Она подбежала ко мне и опустилась на колени, глядя мне в лицо. Я увидела, что ее глаза были полны слез.

— Милое дитя! — прошептала я.

— О ваше величество, какую боль вы носите в душе! Я так много думала о вас, но я ничего не могу сказать. В таком случае слова бессильны. Никому не понять ваших страданий. Я погладила её прекрасные волосы.

— Он был лучшим из людей, — сказала она.

— Его не ценили, Вэлли… никто. Они говорят… но они забывают.

— Ваше величество никогда его не забудет.

— Нет, никогда! — воскликнула я пылко. — Дитя мое, как хорошо с вашей стороны прийти повидаться со мной.

— Я так хотела этого, с тех пор как услышала, что вы здесь.

— Вы приехали с принцем Христианом и его семьей?

— Да, они очень приятные. — Мне так говорили.

— Ваше величество, я знаю, что это было Его желание, чтобы принц Уэльский женился на Александре.

— Он думал об этом. Он думал о многом.

— Он желал бы, чтобы вы увидели принцессу.

— Да, я думаю, он этого бы хотел.

— Я думаю, он бы ее одобрил. У нее такой прекрасный вкус… как у него. Она такая же добрая и мягкая… каким был он. Я кивнула.

— Быть может, ваше величество пожелает увидеть принцессу, раз уж вы находитесь обе здесь, во дворце. Это такая возможность! Как будто это Божья воля… что она здесь… и вы здесь. Божья воля, подумала я. И дяди Леопольда.

Я подавила в себе эту мысль. Так бы мог сказать лорд Мельбурн, но не Альберт. Но я подумала, что Альберт желал бы, чтобы я встретилась с ней.

— Очень хорошо, — сказала я. — Я увижусь с ними. Проводите их ко мне, Вэлли. Она радостно улыбнулась. Было видно, что она любила принцессу Александру.

Их представили мне. Принц был хорош собой, в нордическом духе — не так красив, как Альберт, но высокий и похожий на моряка. Что бы было с этим семейством, если бы не щедрость короля Христиана, который, как говорил мне Альберт, когда мы обсуждали Александру как возможную невесту для Берти, дал принцу чин в армии и предоставил им возможность жить в Желтом дворце. Луиза, его жена, была дочерью ландграфа Гессен-Кассельского, а ландграфиня была сестрой короля Христиана. Отсюда и доброта короля к этому обедневшему семейству.

Принимая все это во внимание, Александра едва ли могла считаться подходящей невестой для принца Уэльского. Не зря дядя Леопольд поместил ее в самом конце списка, но Берти было необходимо срочно женить.

Мне не очень понравилась жена принца Христиана. Она была немного глуховата и имела не совсем естественный цвет лица. Румяна! Интересно, что бы сказал на это Альберт. Он ненавидел всякую искусственность. Но девушка была очаровательна. Вэлли была права. Она совсем не похожа на свою мать!

Мне казалось, что не было смысла притворяться, что занимавший нас вопрос как бы не существует. Я сказала Христиану и его жене:

— Все будет зависеть от принца Уэльского. Я не знаю, понравится ли ему ваша дочь.

Они выглядели озадаченными, и Леопольд тоже. Но он вывел вперед Александру. Очень хорошенькая девушка и такая скромная. Опускаясь на колени, она устремила на меня взгляд своих прекрасных глаз, и я прочла в них сочувствие. Затем я повернулась к Леопольду. Мне показалось, что он чувствовал себя неловко. Наверное, встреча прошла не так, как он рассчитывал.

Я с ними не ужинала, на это у меня не было сил, но я спустилась позже. На Александре было черное платье, выделявшее ее среди остальных. Она робко взглянула на меня, и я поняла: какой милый жест! Я была в трауре, она хотела подчеркнуть уважение к моему трауру и разделить его. С этой минуты я расположилась к ней.