— Друг Черного Человека, я — Брогар, вождь пиктов.

— Почему ты так называешь меня?

— Он плыл с тобой на носу твоей лодки и довел до Хельни сквозь дождь и снег. Он спас тебе жизнь, сломав меч Датчанина.

Турлох бросил взгляд на погруженное в мрачные думы изваяние. Казалось, в странных каменных глазницах светится человеческий, либо сверхчеловеческий разум. Случайно ли Тостиг задел статую, готовясь нанести смертельный удар?

— Что это такое? — спросил ирландец.

— Единственный бог, что остался у нас, — мрачно произнес его собеседник. — Изображение величайшего из наших королей, Брана Мак Морна, который собрал разрозненные, слабые племена в единый могучий народ, оттеснил северян с бриттами и разгромил римские легионы много столетий назад. Могучий маг создал статую, когда Морни был еще жив и правил нами. А когда он пал в последней великой битве, его дух вошел в изваяние. Это наш бог.

Много столетий назад мы владели миром. Когда еще не было ни данов, ни ирландцев, бриттов и римлян, мы правили на западных островах. Наши круги из каменных глыб поднимались к солнцу. Мы добывали кремень, выделывали шкуры зверей и жили счастливо. Потом пришли кельты и оттеснили нас в необжитые края. Они укрепились на южных землях. Но мы обитали на севере и были сильны. Рим сломал хребет бриттам и двинулся на нас. Но тут встал среди нас Бран Мак Морн, в чьих жилах текла кровь Бруля Копьеметателя, соратника короля Кулла Валусского, что правил за тысячи лет до того, как волны поглотили Атлантиду. Бран стал королем всех каледонцев. Он сломал стальные ряды римских воинов и заставил их легионы спасаться на юге, укрывшись за своим Валом.

Бран Мак Морн пал в битве; единое королевство распалось. Междоусобные войны сотрясали нас. Пришли гэллы — ирландцы, и построили королевство Далриадию на руинах Круисни. Когда скотты, ведомые Кеннетом Мак Алпином разрушили королевство Гелловея, остатки пиктской империи растаяли, словно снег на горных вершинах. Как волки живем мы теперь, рассеянные по островам, среди утесов и туманных холмов Гелловея. Наш род угасает. Мы уходим. Но Черный Человек остается с нами — Черный Бог, великий король Бран Мак Морн, чей дух живет в каменном подобии его бренного тела.

Будто во сне, Турлох увидел как древний старец, походивший на мертвеца, на теле которого нашел он изваяние, поднял Черного Человека со стола. Руки старца походили на иссохшие ветки, а кожа обтягивала череп, как у мумии, но он легко нес статую, которую едва тащили два могучих викинга.

Словно прочитав его мысли, Брогар тихо сказал, — Только друг может без опаски касаться Черного Бога. Мы поняли, что ты наш друг, ибо он плыл в твоей лодке и не причинил вреда.

— Как узнали вы все это?

— Старейший, — он указал на седобородого старца, — Гонар, главный жрец Черного Бога: дух Брана приходит к нему в снах. Грок, младший жрец, и его люди похитили божество и отправились в плавание на длинной лодке. Гонар преследовал их в своих грезах, ибо, погрузившись в сон, он посылал душу к духу Морни. Он увидел погоню датчан, битву и ее кровавый исход на острове Мечей. Увидел, как пришел ты и отыскал Черного Бога. Он понял, что дух великого короля доволен тобой. Горе недругам Мак Морна! Но друзей его никогда не покинет удача.

Турлох словно очнулся от забытья. Жар от горящего дома дышал в лицо, пляшущие языки пламени освещали, бросали причудливые тени на каменный лик изваяния, странно оживляя статую, которую выносили из скалли люди племени. Действительно ли дух давно почившего короля живет в холодном подобии его бренного тела? Бран Мак Морн любил свой народ со всей беззаветной страстью; со всей необузданной силой ненавидел врагов родного племени. Можно ли вдохнуть в бездыханный камень эту пульсирующую силу любви и ненависти так, чтобы она пережила столетия?

Турлох поднял неподвижное хрупкое тело девушки и вынес ее из горящего дома. Пять длинных открытых лодок стояли на берегу, а среди углей погасшего костра валялись обгоревшие трупы челядинцев, погибших мгновенной смертью.

— Как смогли вы неслышно подобраться к ним? — спросил Турлох. — И откуда приплыли в открытых лодках?

— Кто всю жизнь таится от чужих, умеет ступать, как зверь на охоте, — ответил пикт. — К тому же, они были пьяны. Мы следовали за Черным Богом, а приплыли с острова Алтаря, возле Шотландии, откуда похитил изваяние Грок.

Турлох не знал, что это за остров, но он оценил мужество людей, рискнувших пуститься в путь на подобных лодках. Он вспомнил о своем суденышке, и попросил Брогара послать за ним человека. Пикт распорядился. Ожидая, пока приведут лодку, он наблюдал за тем, как жрец перевязывает раны уцелевших в битве. Молчащие и неподвижные, они не произнесли ни единого слова жалобы или благодарности.

Когда из-за мыса показалась лодка, которую он одолжил у рыбака, первые лучи рассвета окрасили алым прибрежные воды. Пикты, собираясь в путь, укладывали мертвых и раненых. Турлох ступил на суденышко, осторожно опустил свой легкий груз.

— Она будет спать в родной земле, — произнес он твердо. — Ей не придется лежать здесь, на холодном чужом острове. Брогар, куда лежит твой путь?

— Мы отвезем Черного Бога на его остров и алтарь, — ответил пикт. — Нашими устами он благодарит тебя. Узы пролитой крови связали нас, гэлл, и кто знает, возможно когда-нибудь мы снова придем к тебе на помощь, как Бран Мак Морн, великий король пиктов, вернется к своему народу, когда настанет урочный час.

— А ты, добрый Джером? Ты поплывешь со мной?

Священник мотнул головой и указал на Ательстана. Раненный сакс распростерся на примитивной лежанке, сделанной из шкур, постланных на снегу.

— Я остаюсь здесь ухаживать за этим человеком. Он тяжко болен.

Турлох огляделся. Стены скалли рухнули, превратившись в груду тлеющих бревен. Люди Брогара подожгли кладовые и корабль викингов; огонь и дым причудливо смешались с лучами рассветного солнца.

— Ты замерзнешь или умрешь от голода. Идем со мной.

— Я найду пропитание для нас двоих. Не уговаривай меня, сын мой.

— Он язычник и пират.

— Что из этого? Он человек — живое существо. Я не оставлю его умирать.

— Что ж, пусть будет так.

Турлох приготовился отплыть. Лодки пиктов уже огибали мыс, он ясно слышал ритмичный стук их весел. Погруженные в свое дело, они не оборачивались.

Он бросил взгляд на неподвижные тела на берегу, на обуглившиеся бревна скалли и раскаленные останки корабля-дракона. На фоне светящихся красным огнем развалин тонкая белая фигура священника казалась неземной, словно перед ним был святой из какого-то древнего манускрипта. На измученном лице застыла великая грусть, великая усталость.

— Смотри! — неожиданно крикнул он Турлоху, указывая в сторону моря. — Океан полон крови! Смотри, как волны переливаются красным в лучах восхода! О народ мой, народ мой, кровь, что пролили вы в гневе своем, сами волны обращает в алый цвет! Как пройдете вы сквозь это?

— Я плыл к острову в снег и метель, — отозвался Турлох, вначале не поняв смысла слов священника. — Как добрался сюда, так и возвращусь.

Тот покачал головой. — Я говорю не только о земном море. Руки твои окрашены кровью и плывешь ты по кровавому пути, однако вина не лежит на тебе целиком. Всемогущий Владыка, когда пройдут времена бесконечных битв?

Турлох мотнул головой. — Так будет, пока не исчезнет наш род.

Ветер надул его парус. Словно тень, бегущая от рассвета, легкое суденышко понеслось на запад. Так скрылся Турлох Дубх О’Брайан от глаз священника Джерома, что стоял и смотрел, заслонив усталую бровь тонкой рукой, пока лодка не стала крохотной пылинкой среди голубых океанских просторов.

Мало известный у нас прозаик, поэт, художник и скульптор К.Э.Смит (Clark Ashton Smith) — один из создателей жанра ужасов, фэнтези и фантастики. У Смита много традиционных страшных рассказов («Попирающий прах», «Treader in the dust»), но там, где нужно создать иллюзию достоверности, вписать сверхъестественное в современные реалии, его цветистый стиль немного мешает «бояться». Ужасы Смита отличаются скорее яркостью и живостью фантазии, чем лафкрафтианской убедительностью и безысходной мрачностью. Зато он заставляет читателя ощутить космическую грандиозность нарисованных картин. «Никто лучше Кларка Эштона Смита не способен пробудить чувство вселенского ужаса» (Лавкрафт).