Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На экране, расцвеченном сочными чувственными красками, лежали почерневшие трупы, извлеченные пожарными из столкнувшихся автомобилей. «Лики смерти – не шутка, – пояснял диктор. – Все, что вы увидите, произошло на самом деле. Если нервы у вас не слишком крепкие, вам лучше сейчас же уйти…»

Киноман сидел в первом ряду. Эмилиано видел его профиль на фоне экрана. Опять послышался смех, и юноша, отскочив от портьеры и поглядев на свои часы, понял, что почти двадцать минут в его жизни стали черной дырой. Он кинулся наверх, в будку киномеханика. Вилли валялся на диванчике и читал «Хастлер».

– Эй, – сказал Эмилиано, – что происходит? Почему ты опять крутишь эту дрянь?

Вилли уставился на него поверх страницы.

– У тебя не все дома? – спросил он. – Ты же сам пришел ко мне с этим приятелем и попросил пустить картину еще разок. Не прошло и пятнадцати минут. Вот я и поставил снова. И нечего сваливать все на меня. Я со старыми извращенцами не спорю.

– Старые извращенцы? О ком ты говоришь?

– О твоем дружке, – сказал Вилли. – Ему не меньше семидесяти. Бородища как у Рипа Ван Винкля. Откуда только такие берутся?

– Ты… с ума сошел, – прошептал Эмилиано.

Вилли пожал плечами и вернулся к чтению журнала.

Сесиль увидела, как юноша выбежал на улицу. Он обернулся к ней и прокричал:

– Ноги моей здесь не будет. Никогда! Хватит!

После чего кинулся по Сорок второй улице и скрылся в темноту.

Девушка перекрестилась, еще раз проверила замок на двери будки и принялась молиться до рассвета.

Сидевший в первом ряду киноман запустил руку в пакетик попкорна с маслом и набил кукурузой рот. На экране возникали изувеченные тела, извлеченные из руин лондонского здания, которое взорвали ирландские террористы. Он склонил голову набок, с интересом разглядывая кровь и переломанные кости. Видеокамера, которая передавала размытое дрожащее изображение, сфокусировалась на обезумевшем лице молодой женщины, баюкавшей мертвого ребенка.

Киноман захохотал так, словно смотрел комедию. В его смехе слышался визг напалмовых бомб, зажигательных снарядов и ракет «Томагавк». Смех эхом гулял в кинотеатре, и если бы там сидели другие зрители, каждый из них содрогнулся бы от воспоминаний об их собственных кошмарах.

В отраженном свете экрана лицо сидевшего в зале претерпело изменения. Теперь он не походил ни на шведа, ни на бразильца, исчезла и борода Рипа Ван Винкля. Его черты лица сливались во что-то одно, как будто медленно плавилась восковая маска, а кости под кожей меняли форму. Сотни лиц возникали и пропадали, как гноящиеся язвы. На экране показывали вскрытие на последней стадии, и странный зритель всплескивал руками в радостном оживлении.

«Уже пора! – думал он. – Представлению пора начаться!»

Долго же он ждал поднятия занавеса, износил много лиц и кож, и миг торжества находился не за горами. Множеством глаз он видел крен, ведущий к разрушению, он нюхал пламя, дым и кровь как смертельно пьянящие духи. Скоро пробьет час – его час!

«О да! Пора начинать представление!»

Он был терпелив, но сейчас едва мог сдержаться, чтобы не пуститься в пляс. Возможно, короткий ватуси там, в проходе, окажется кстати – тогда он раздавит этого таракана за кондитерским прилавком. Так ждешь дня рождения… и когда свечи наконец зажгутся, он откинет голову и зарычит – так громко, что Бог содрогнется.

«Уже пора! Уже пора! Когда же?» – волновался он.

Кто же первым нажмет кнопку? Впрочем, это не имело значения. Он так и слышал, как разбивается стекло, опускается предохранительная скоба и в ракетоносителях разгорается пламя. Это была музыка Голанских высот, Бейрута и Тегерана, Дублина и Варшавы, Йоханнесбурга и Вьетнама – только на этот раз мелодия закончится последним оглушительным крещендо.

Он засунул пригоршню попкорна в рот, жадно открывшийся посреди правой щеки.

«Партия окончена!» – подумал он и захихикал с таким звуком, словно заскрипело стекло.

Прошлой ночью он сошел с автобуса из Филадельфии и, прогуливаясь по Сорок второй улице, увидел афишу. Как всегда, он не упустил возможности насладиться просмотром фильма «Лики смерти, часть четвертая». На заднем плане, как обычно, была заснята небольшая толпа, но он всегда узнавал себя – получались хорошие кадры. Он был тем человеком, который стоял над горой трупов после взрыва на футбольном стадионе в Италии, изображая соответствующее ситуации потрясение; затем он промелькнул, уже с другим лицом, в массовой резне в аэропорту Парижа.

Меняя автобусы, он путешествовал по городам, присматриваясь к Америке. В Европе действовало так много террористических групп и вооруженных банд, что помощи от него не требовалось, хотя ему и доставило удовольствие подготовить одну мощную бомбочку в Бейруте. Он ненадолго задержался в Вашингтоне, но там нигде, ни в одном кинотеатре, не показывали «Лики смерти». Тем не менее Вашингтон предоставлял широкие возможности: если потолкаться среди парней из Пентагона и членов кабинета министров на какой-нибудь из вечеринок, то каких только впечатляющих результатов не достигнешь!

Теперь все закручивалось вокруг него. Он ощущал нервные пальцы, зависшие над красными кнопками по всему миру. Пилоты реактивных самолетов готовы сражаться, командиры субмарин – вслушиваться в подводные шумы, старые львы – кусаться. И что самое изумительное – они делали это сами по себе. Сейчас он чувствовал почти полную свою ненужность, но его звездный час стремительно приближался.

Его беспокоило лишь одно: хотя молния готова была сверкнуть, она не сможет уничтожить все сразу. Возможно, еще сохранились островки жизни и маленькие городки, которые борются за существование, как крысы у взорванного фундамента. Он очень хорошо понимал, что огненные смерчи, ураганы радиации и черные дожди уничтожат большинство людишек, а те, кто останется, тысячу раз пожалеют, что не погибли. И в конце концов он станцует ватуси и на их могилах.

«Пора! Тик-так, тик-так, – думал он. – Ничто не остановит время».

Он терпелив, но ждать пришлось слишком долго. Еще несколько часов лишь разожгут его аппетит, а он очень, очень голоден. Пока же он наслаждался, любуясь собой на экране.

«Занавес поднимается! – обрадовался он, и рот посреди его лба ухмыльнулся, прежде чем исчезнуть в плоти, как червь в мокрой земле. – Представление начинается!»

Глава 7

Судный день

10:16 (восточное летнее время)

Нью-Йорк

Вращался голубой огонек. Лил холодный дождь. Молодой человек в желтом дождевике протянул руки.

– Дайте ее мне, леди, – сказал он, и голос его звучал глухо, будто со дна колодца. – Давайте же. Позвольте мне забрать ее.

– Нет! – закричала Сестра Жуть, и лицо мужчины разлетелось на кусочки, как разбитое зеркало.

Она попыталась оттолкнуть его двумя руками, как вдруг поняла, что сидит. Обрывки кошмара таяли, как серебряные льдинки. Ее крик эхом бился между серыми кирпичными стенами, а она сидела, ничего не соображая, пока затихала сотрясавшая тело нервная дрожь.

«О, – подумала она, – это плохо».

Она коснулась лба, пальцы стали влажными.

«Он был рядом, – поняла она. – Юный демон в желтом дождевике опять был тут, совсем близко, и он чуть не забрал мою…»

Сестра Жуть нахмурилась. Забрал мою что? Мысль ушла. Какова бы она ни была, она пропала во мраке памяти. Женщине часто виделся во сне демон в желтом плаще, и он всегда хотел, чтобы она что-то ему отдала. В кошмаре непременно присутствовал голубой свет, больно слепивший глаза, а в лицо ей хлестал дождь. Иногда обстановка казалась ужасно знакомой, и порой Сестра Жуть почти – почти – осознавала, чего хотел от нее юноша в желтом. Она понимала, что это демон или даже сам дьявол пытается оторвать ее от Иисуса, потому что после таких кошмаров сердце у нее страшно колотилось.

Она не знала, который час, день это или ночь, но от голода у нее урчало в животе. Она вспомнила, что пыталась уснуть на скамейке в метро, но пронзительные голоса вопивших детей мешали ей, и, взяв сумку в охапку, она побрела на поиски более спокойного места. Оно нашлось под лестницей, ведущей в полутьму подземки. Тридцатью футами дальше под главным туннелем чернела дренажная труба, достаточно большая, чтобы пройти в нее, если нагнуться. Мимо кед женщины текла грязная вода. В туннеле горели редкие синие аварийные лампочки, которые высвечивали сеть кабелей и труб над головой. Туннель сотрясался от грохота поездов, и Сестра Жуть поняла, что над ней – рельсы. Но чем глубже она уходила в туннель, тем тише становился шум составов, превращаясь в едва слышный далекий рев.

14
{"b":"165612","o":1}