Джайлс скорее свалился, чем соскочил с седла, схватил короля и оттащил его в сторону. Мускулы толстого англичанина сводило от напряжения, с губ его срывался стон. Воин-сельджук, наклонившись с лошади, попытался нанести удар по непокрытой голове Амальрика. Джайлс рванулся вперед, принимая удар на собственную макушку, его колени подогнулись, из глаз брызнули искры. Жискар де Шатильон поднялся на стременах, держа меч в обеих руках. Клинок рассек кольчугу, заскрежетав о кость. Сельджук упал с разрубленным позвоночником.
Джайлс напрягся, поднял короля и перекинул его через свое седло.
— Спасайте короля! — Он не узнал в этом хрипе своего собственного голоса.
Жоффрей Фульше пробился к ним, нанося смертельные удары врагам. Он схватил поводья коня Джайлса, полдюжины шатающихся, окровавленных рыцарей сомкнулись вокруг обезумевшей лошади и ее бесчувственной ноши. В отчаянии они расчищали себе дорогу мечами. Сельджуки кружили позади них, падая под сокрушительными ударами клинка Жискара де Шатильона. Вот на него налетела волна диких всадников и мелькающих в воздухе лезвий. Люди падали с седел, хлынула кровь.
Джайлс поднялся с залитой кровью земли. Вокруг отчаянно били копыта, сверкали клинки. Он побежал среди лошадей, нанося удары в их брюха, бока и ноги. Удар меча сбил шлем с его головы. Клинок Джайлса сломался о ребра сельджука.
Лошадь Жискара жутко заржала и осела на землю. Ее мрачный наездник поднялся, кровь вытекала из всех щелей его доспехов. Широко расставив ноги на пропитанной кровью земле, он продолжал работать своим громадным мечом, пока стальная волна не прокатилась над ним и его не скрыли из виду раскачивающиеся перья и встающие на дыбы кони.
Джайлс подбежал к украшенному пером цапли предводителю и схватил его за ногу. Удары осыпали его голову, погружая в огненную тьму, но он с тупым и мрачным упорством продолжал цепляться за ногу турка. Стащив противника с седла, он упал рядом с ним, сжимая его за горло. Потом удары копыт отбросили его в пыль. Он с трудом поднялся на ноги, отирая с лица кровь и пот. Вокруг него грудой лежали мертвые люди и мертвые лошади.
Он был почти оглушен, но все же различил в гудящей тишине знакомый голос. Подняв голову, он увидел Ширкуха, восседавшего на своем белом коне и смотревшего прямо на него. На бородатом лице Горного Льва сияла улыбка.
— Ты спас Амальрика, — сказал он, показывая на группу всадников в отдалении. Они догоняли отступающее войско, сарацины их не преследовали.
Рыцари отступали организованно — они потерпели поражение, но не были разбиты. Турки позволили им уйти невредимыми.
— Ты герой, Джайлс ибн малик, — добавил Ширкух.
Джайлс опустился на труп лошади и уронил голову на руки. Он был настолько потрясен, что едва не рыдал.
— Я не герой и не сын короля, — ответил он Ширкуху. — Убей меня, и покончим с этим.
— Кто собирается тебя убивать? — спросил Горный Лев. — Я только что завоевал в этом сражении империю и с радостью выпью кубок вина в знак этого события. Убить тебя! Ради Аллаха, я и волоса не трону на голове столь отважного бойца и замечательного пьяницы. Ты должен прийти и выпить со мной в честь завоеванного королевства, когда я торжественно въеду в Эль-Кахиру.
Дорога Боэмунда (Перевод с англ. К. Плешкова)
Из-за густых курчавых облаков показалась луна, осветив тени деревьев серебряным сиянием, и человек метнулся в густые заросли, словно преследуемый охотниками зверь, что в страхе прячется от предательского света. Когда его ушей достиг звук подкованных копыт, он еще глубже забился в укрытие, стараясь не дышать. В тишине послышался сонный крик ночной птицы и ленивый плеск волн о далекий берег. Луна снова скрылась за наплывшим облаком, и в то же мгновение из-за деревьев на другой стороне небольшой поляны появился всадник.
Человек в кустах тихо выругался. Он мог различить лишь неясные очертания движущейся фигуры, а слышал лишь звяканье стремян и скрип кожи. Но вот луна снова выглянула из облаков. Облегченно вздохнув, человек выскочил на дорогу.
Лошадь с фырканьем поднялась на дыбы. С губ всадника сорвалось изумленное проклятие и в его руке сверкнуло короткое копье. Столь неожиданное появление незнакомца прямо под носом у его лошади не предвещало ничего хорошего для одинокого путника. Незнакомец был высок и мускулист, на нем не было ничего, кроме набедренной повязки, и его стальные мышцы отчетливо вырисовывались в лунном свете.
— Назад! Или я проткну тебя насквозь! — рявкнул всадник по-турецки. — Кто ты, во имя шайтана?
— Роджер де Коган, — ответил незнакомец на норманно-французском. — Говори тише. До войск мусульман не больше мили, и рядом могут быть их разведчики. Это просто чудо, что тебя не схватили. Дальше у берега, в небольшой бухте под прикрытием высоких деревьев, спрятаны три галеры, и я видел там блеск оружия.
Всадник молча ждал продолжения, не опуская копья, но и не поднимая его вновь.
— Этой ночью я сбежал с галеры знаменитого пирата, араба Юсефа ибн-Залима. Многие месяцы я провел на веслах, но теперь — свободен. Я знаю, он назначил здесь встречу, с какой целью — мне неизвестно. Он слишком боялся предательства со стороны турок, а потому встал на якорь за пределами бухты. А теперь он покоится на дне залива, ибо я разорвал свои цепи, тихо подкрался к нему, пока он дремал на носу, задушил его и поплыл к берегу.
Всадник что-то проворчал, сидя на лошади прямо и недвижимо, подобно освещенной лунным светом статуе. Он был высокого роста, в серой кольчуге, не скрывавшей очертаний его мускулистых рук, и в стальном шлеме, небрежно сдвинутом на затылок. В полумраке хищные ястребиные черты его лица производили поистине жуткое впечатление.
— Думаю, ты лжешь, — сказал он на норманно-французском со своеобразным акцентом. — Хочешь сказать, ты галерный раб? С коротко подстриженными волосами и свежевыбритым лицом? И как осмелились галеры мусульман скрываться на европейском берегу, да еще столь близко от города?
— Ради всего святого, — с неприкрытым удивлением ответил беглец, — ты ведь не станешь сомневаться в том, что я христианин? Да, я пострижен и безбород, но ведь рыцарю не пристало выглядеть неряхой, даже в плену. Одним из пленных на галере был грек-брадобрей, и лишь сегодня утром я уговорил его постричь и побрить меня. Что касается второго твоего замечания, то всем известно: мусульмане рыщут по Босфору и Мраморному морю, когда им заблагорассудится. Однако мы рискуем жизнью, пока стоим здесь и болтаем. Подай мне стремя, и прочь отсюда.
— Не думаю, — пробормотал всадник. — Ты слишком много видел.
Резким сильным толчком он послал копье прямо в широкую грудь беглеца. Удар был неожиданным, и только инстинктивное движение спасло того от смерти. Копье со свистом пронеслось мимо, оцарапав кожу на плече, однако де Коган успел схватиться за древко и изо всех сил дернул его назад. Ярость, вызванная подлым нападением, пробудила в нем жажду убийства.
В следующее мгновение всадник потерял равновесие и вылетел головой вперед из седла, прямо на грудь рыцарю. Вместе они рухнули наземь, в густые заросли. Небрежно надетый шлем всадника зацепился за ветку, слетел и упал в кусты. Лошадь фыркнула, в испуге метнулась к деревьям.
Рука в кольчужной перчатке схватилась за кинжал, однако де Коган оказался проворнее. Он отпрянул чуть в сторону, приподнялся над своим противником и схватил тяжелый камень, подвернувшийся ему под руку. Отточенный клинок блеснул в лунном свете, но прежде, чем он достиг цели, булыжник обрушился на покрытую кольчужным капюшоном голову.
Роджер почувствовал, как под его ударом хрустнул череп, но уже не мог остановиться. Одержимый яростью, он бил и крушил врага до тех пор, пока тот не застыл под ним бездыханный. Струйка крови, что медленно сочилась из-под металлической сетки, стекла на холодные пальцы победителя — лишь тогда сознание его прояснилось и боевой пыл исчез, словно с жаркой кровью врага впитался в сырую землю.