— Я так и думал.
И солдат мотнул головой в направлении кровати.
На этот раз все произошло быстро и безболезненно. Солдаты ловко скрутили его и удалились, предоставив узнику ожидать появления будущей матери его младенца. К величайшему сожалению маркиза, эти несколько минут воскресили нежеланные воспоминания о вчерашнем бурном свидании. Княгиня оказалась восхитительно чувственной женщиной, с жаркой кровью и отдавалась самозабвенно и безраздельно. Ни одному распутнику не устоять перед такой!
И хотя наряду с вольными мыслями его одолевало раздражение, Хью был достаточно рассудителен, чтобы осознать всю тщету своих усилий поддержать и без того едва тлеющий огонек ненависти, едва она встанет перед ним во всем своем обнаженном великолепии.
Но когда в комнате появилась София, он сумел скрыть обуревавшее его смятение под маской холодного презрения.
— Не знаю, смогу ли я на этот раз, — тихо призналась она, переступив порог. Только тревога за мать привела ее в эту комнату.
— Но за нами наблюдают.
— Вероятно.
— Что‑то ты не показалась мне такой уж наивной! — издевательски бросил Хью. — Может, нам потолковать о погоде? Посмотрим, сколько времени пройдет, прежде чем кто‑то ворвется сюда и силой принудит нас к случке.
— Господи, как жаль, что я не сирота!
Она с силой сжала ручку двери, словно боясь упасть. Простое белое неглиже придавало ей вид трогательной невинности. Синий бант в растрепанных волосах слегка сбился набок, как у озорной девчонки. Интересно, как ей это удается?! Ни малейшего сходства с трепещущей, изнемогающей от страсти, чувственной вакханкой с раскрасневшимися щеками.
— Сколько тебе лет?
Его ворчливый голос прозвучал неприятно громко в тиши комнаты. Женщина, казалось, позабывшая, где находится, растерянно подняла глаза.
— Сейчас? — пробормотала она, немного придя в себя. — Я ужасно стара.
— А точнее?
— Мне миллион лет, — просто объяснила она, глядя куда‑то вдаль.
— Мне двадцать семь.
— Знаю. Исполнилось в марте. Я читала сведения о вас.
— Но ты моложе, не так ли?
— Нет, — покачала она головой. — Но все равно спасибо.
— Хочешь, угадаю?
— Не стоит. Это не важно. Ничто не имеет значения, — выдохнула она.
— С тобой все в порядке? — с неожиданным участием осведомился он, но, тут же взяв себя в руки, осекся. Не хватало еще, чтобы он ей сочувствовал! И без того она смотрит на него удивленно распахнутыми глазами. Но маркиз уже угрюмо нахмурился.
— На минуту вы показались почти человечным, — пробормотала она. — Но не волнуйтесь, я никому не скажу.
— Собираешься простоять здесь все утро? — невесело усмехнулся маркиз, против воли желая ее. Но он слишком долго жил в мире богатых и привилегированных, чтобы позволить себе задавать любые вопросы.
— Значит, вы готовы?
Он не сдержал улыбки. Что за наивность!
Белоснежные зубы блеснули на загорелом лице.
— Подойди и увидишь, — пообещал он.
— Задернуть шторы?
Маркиз поспешно покачал головой, но тут же поправился:
— Если хочешь.
Первая маленькая уступка…
— Простите за то, что расцарапала вам лицо, — в свою очередь извинилась она.
— Кажется, мы способны быть вежливыми друг с другом, — усмехнулся Хью.
— Предпочитаете разгневанных женщин?
— Предпочитаю увидеть это неглиже на полу.
— Пожалуйста, не нужно заигрываний! — запротестовала она, но тут же улыбнулась. — Надеюсь, я могу вас отвязать?
— Это опасно, — ответил он с мальчишеской ухмылкой. — Но, если хочешь, разрешаю меня поцеловать.
«Какое неотразимое обаяние, — подумала она, — даже в этом невыносимом положении!»
Можно лишь представить, каким бы он был в более благоприятных обстоятельствах.
— Но почему вы вообразили, будто я так уж жажду вас поцеловать? — с едва уловимым кокетством осведомилась она.
— Это сразу видно, — обронил он, весело сверкнув темными глазами.
— Потому что каждая женщина этого желает?
— Каждая хорошенькая женщина. Особенно когда я с ними мил и вежлив.
— Совсем как сейчас.
— А ты заметила?
Как можно было не заметить? Он излучал радость, тепло и невероятную чувственность, не говоря уже о том, что мужчины красивее она не встречала.
— Интересно, женщины когда‑нибудь говорят вам «нет»?
— Только одна, — с ослепительной улыбкой признал он. — Именно та, которую я сейчас пытаюсь подманить ближе.
— Чтобы не испортить своей репутации?
— Чтобы поиметь ее, — честно признался он.
Невыносимое желание немедленно пронзило ее. Воспоминания… самое сильное оружие…
— Если сядешь на меня, — прошептал он, — позволю тебе кончить столько раз, сколько пожелаешь.
— Мне не следовало бы желать такого! — беспомощно охнула она.
— А мне не следовало быть здесь… но поскольку я уже тут и ты рядом… — Пылающий взгляд мгновенно воспламенил ее. — Почему бы не воспользоваться случаем?
— Я должна бы отказаться…
— Знаю. И я тоже. Невероятно странная ситуация.
— Невероятно, — тихо согласилась она.
— Расскажи мне подробнее с более близкого расстояния, — мягко предложил он, озарив ее улыбкой, обещавшей райское блаженство. Оттолкнувшись наконец от двери, она отдалась этой чудесной улыбке, его безупречной красоте, завораживающему притяжению гигантской возбужденной плоти. Неглиже белым облачком тянулось по светлому обюссонскому ковру. Она сама не поняла, как очутилась у кровати, охваченная непонятной, неизвестно откуда возникшей радостью.
— Скажи мне, что так и надо, — нерешительно выдохнула она.
— Это прекрасно, — кивнул он.
И пусть все остальное чертовски мерзко, даже мрак и гнусность происходящего не могли затмить глубины и необычности эмоций, тянувших их друг к другу.
— Посиди рядом со мной.
Она послушалась и опустила ладонь на его бедро, словно нуждаясь в твердой поддержке. Словно его силы хватит на двоих.
— Я не хочу снимать неглиже, — выдавила София.
— Не снимай.
— Прошлой ночью пришлось… потому что…
— Знаю.
— За нами могут наблюдать.
— Как зовут старшего?
— Григорий.
— Григорий! Немедленно закрой все щели, черт бы тебя побрал! — скомандовал он по‑итальянски. — Госпожа не желает, чтобы вы подсматривали!
В ответ послышался скрип задвигаемых отверстий.
— Ну вот, — довольно кивнул Хью, — теперь мы можем получше узнать друг друга.
— Должно быть, ты ему понравился.
— Или он не выносит твоего мужа. Судя по всему, не он единственный. Мы с Григорием поняли друг друга. — Маркиз лукаво подмигнул.
— Но я все же не хочу снимать неглиже.
— Думаешь, они все же оставили пару щелей?
— Я давно привыкла не доверять никому.
— Сколько лет ты замужем?
— Пятнадцать.
— Боже милосердный! Ты, должно быть, была совсем ребенком! Видно, тяжело тебе пришлось.
— Зато Марко выплатил целое состояние. Согласно брачному контракту.
— Я так и думал, — цинично ухмыльнулся он.
На мгновение в ее глазах мелькнула неподдельная боль, но тут же пропала. Взгляд по‑прежнему остался равнодушным.
— Он часто бывает в отъезде.
— Я могу защитить тебя от него.
— Ты не понимаешь! — с отчаянием покачала она головой.
— Покажи, как выбраться отсюда, — поспешно пробормотал он, — и я гарантирую твою безопасность.
— Не могу. Он держит мою мать.
Маркиз изумленно вскинул брови:
— В заложницах?
— Пока я не возвращусь. Беременная.
— А потом?
— Он ее освободит.
Глаза Хью зловеще прищурились.
— И ты ему веришь?
София кивнула.
— Иисусе! — охнул он.
— Ну как? Теперь твоя жизнь не кажется такой уж неприятной?
— Развяжи меня! — резко приказал он. София отняла руку и со страхом уставилась на маркиза.
— Не смею… после вчерашней ночи.
— Даю слово, что не попытаюсь бежать.
Она долго, изучающе смотрела на него, решая, стоит ли ему верить. И остались ли еще в мире порядочные люди?