– Разумеется. Я постараюсь.

Его губы тронула кривая усмешка, что вызвало незамедлительную гневную реакцию женщины.

– Ты опять смеешься надо мной!

– Да разве я посмею? – запротестовал он, и в его глазах блеснули добродушные смешинки.

Этот мужчина чертовски привлекателен, раздраженно призналась она самой себе; раздраженно, потому что в эти минуты ей абсолютно не хотелось замечать в нем не только привлекательные, но даже просто какие-то симпатичные черты. Когда-то она считала его самым обаятельным, самым потрясающим мужчиной в мире. Но больше он уже не был для нее таковым. Особенно сейчас. Впрочем, когда на его лице появлялась вот такая улыбка…

Вот же черт! У меня налицо явное разжижение мозгов, жуткое слабоволие в момент, когда надо быть предельно собранной и сильной, выругала она себя и постаралась отбросить всякие мысли о Роберто. Но ей это плохо удавалось.

– Мой отец, возможно, и понимает твою точку зрения, – уже более спокойным голосом сказала Кейт, – но в моей голове она не укладывается. Объясни мне ее, пожалуйста.

Нет, мысленно ответил Роберто. Он не намерен объяснять ей свою позицию. Он вовсе не хотел, чтобы она знала о его договоренности с ее отцом – о том, что Уолтер Хиллз не желал брать у него деньги просто как у друга, даже если отказ от этой помощи грозил неминуемым крахом его фирмы. Но он готов был принять помощь от Роберто как от зятя.

– Я возьму у тебя деньги лишь в том случае, если вы поженитесь с Китти, о чем ты давно мечтаешь. Да и она, кажется, тоже, – сказал он ему. – Тогда наша сделка будет носить уже сугубо семейный характер.

Уолтер настаивал, чтобы эта сделка осталась тайной между ними двоими, и Роберто, зная, что только таким путем он сможет оказать реальную помощь своему упрямому другу, был вынужден согласиться с его требованием. Однако сейчас, когда он был один на один с Кейт, соображения лояльности по отношению к мистеру Хиллзу явно оттеснялись его чувствами к мисс Хиллз.

Если бы она знала, как действовал на него один только ее взгляд! Сначала преисполненный мольбы, а через минуту – гнева и презрения, он, как нож, пронзал его сердце. Если бы она знала, как реагировало на ее близость все его тело! В нем просыпались и начинали бурлить самые страстные, самые дикие инстинкты человекозверя. С первой же секунды, как только он вошел в библиотеку и увидел ее сидящей за письменным столом, кровь взыграла в нем, и ему захотелось броситься к ней, обнять, зацеловать всю ее.

Но если бы он поддался этому порыву и действительно полез к ней с жадными поцелуями мужчины, изголодавшегося по женскому телу, то оказался бы в наиглупейшем положении. Такое поведение наверняка вызвало бы у нее раздражение и даже негодование. Это в лучшем случае. А в худшем он мог навсегда потерять Кейт.

Огромным усилием воли ему удалось подавить свою страсть.

– Роберто… – В ее голосе послышались нетерпеливые нотки. – Объясни же мне наконец, в чем дело.

– Твой отец оказался в весьма щекотливом положении, – осторожно начал он. – Из-за нынешнего состояния рынков его капиталовложения почти обесценились, и у возглавляемой им фирмы возникли проблемы.

– Тогда почему же ты не хочешь помочь ему?

– Я не имею привычки скупать рушащиеся концерны, – ответил Роберто. – Если я спасу таким образом одну фирму и об этом кто-то узнает, на следующий день у дверей моего дома возникнет очередь из предпринимателей, терпящих бедствие, и все будут ждать от меня спасения!

Выведенный из себя ее укоризненным тоном, он выплескивал резкие фразы ей в лицо и почти тут же жалел об этом, потому что видел, что эти фразы приводили ее в негодование. В который уже раз он проклинал обещания, которыми связал себя с Уолтером Хиллзом.

– Это не разумный бизнес, Кейт.

Но для ее отца он готов был пойти даже на такую сделку. Если, конечно, у него появится шанс заключить ее.

– Ну конечно же, мы всегда должны иметь в виду прежде всего разумный бизнес! – с горечью в голосе отреагировала на его слова Кейт.

– Я не достиг бы своего положения, если бы не имел чувства долга.

– Но, оказавшись в нынешней ситуации, ты, кажется, утратил всякое чувство ответственности и заботы о своем не столь богатом и не таком сильном друге. Раньше ты занимался благотворительностью в масштабах более ощутимых.

– И все равно моя благотворительная деятельность, в каких бы масштабах она ни осуществлялась, не может помочь ему эффективно, – сказал он. – Твой отец увяз в трясине неудач уже слишком глубоко, и он знает об этом. Если он возьмет еще один кредит, ему трудно будет вернуть его. Уолтер задолжал слишком большую сумму слишком многим людям.

Ее молчание свидетельствовало о глубине ее потрясения; но Роберто, сам переживавший в эти минуты нервный стресс, был не в состоянии как-то облегчить ее душевные страдания. Он совсем не предполагал, что их сегодняшняя встреча выльется в такое напряженное противостояние.

– Ты хочешь сказать, – с трудом выдавила из себя Кейт, – что дела у моего отца совсем плохи?

Ей вдруг показалось, что ее голова превратилась в улей и что вместо мыслей в ней кружили сейчас тысячи рассерженных жужжащих пчел, напрочь лишивших ее возможности на чем-то сосредоточиться и рационально думать.

– Роберто, скажи мне откровенно: отец… обанкротился?

Ему не нужно было произносить слова. Ответ был написан на его лице, сурово сжат будто высеченными из камня чувственными губами, хмуро очерчен вокруг карих с бронзовым отливом глаз, уставившихся в одну точку.

Наконец Роберто разжал губы и ответил ей. Но совсем не то, что она прочитала на его лице.

– О нет, вовсе нет! – сказал он.

Неожиданно ее ноги ослабли; еще минута – и Кейт рухнула бы на пол, если бы вовремя не подоспел Роберто. Как тигр, охотящийся за дичью, он сделал два или три молниеносных прыжка и с ходу заключил ее в железные тиски своих рук, не позволив ей не только упасть, но даже сдвинуться с места.

– Все хорошо, керида, – сиплым голосом прошептал он ей на ухо. – Ты не успела упасть. Все в порядке. Успокойся. Ты цела и невредима.

Цела и невредима. Ее мысли кружились, как мечущиеся чайки над гребнями бушующих волн, и эти два слова были единственным кусочком информации, который укладывался в ее помутневшем сознании. О да, наконец-то она почувствовала себя целой и невредимой. Почувствовала себя в родном доме, в безопасности. Впервые это чувство оттеснило на задворки другое – чувство потерянности, страха и одиночества, которое не давало ей покоя в течение всех этих долгих, мучительных шести недель. Казалось, часть сил Роберто перелилась в нее через его руки и пальцы, крепко сжимавшие ее узкую талию.

Он весь горел, и Кейт ощущала этот жар всем своим обмякшим телом; чистый, мускусный запах его кожи щекотал ноздри, нежно возбуждал ее, и ей хотелось без конца вдыхать и вдыхать этот запах и думать только об одном человеке – Роберто Мадругада. Ее голова, казалось, отяжелела и давила на шею; невольно она положила эту тяжелую голову ему на плечо и в тот же миг ощутила острое желание прижаться к нему грудью, животом, всем телом.

– О, Роберто, – прошептала она и провела ослабевшей рукой по его бицепсам.

– Кейт…

Его голос стал хриплым и жестким. Сердце Кейт забилось сильнее, а через минуту она поняла, что их сердца стучат в одном ритме. Кейт опять вздохнула и поудобнее развернула голову на его плече; теперь ее губы почти касались гладкой, загорелой шеи мужчины, и удары двух сердец стали раздаваться чаще, четче и еще сильнее.

– Кейт…

На этот раз, когда он назвал ее имя, в его голосе, казалось, прозвучали своего рода предупредительные нотки, но она слишком уютно устроилась на его плече, ей было слишком хорошо рядом с ним, чтобы обратить на эти нотки какое-то внимание. Впервые после окончания университетского курса в Оксфорде и возвращения из Англии в Штаты она чувствовала покой и расслабление, радость оттого, что находится в отчем доме – там, куда ей всегда хотелось вернуться, куда ее всегда тянуло, где бы она ни оказалась и что бы ни происходило в ее жизни.