— Ах вы, варвары! — вмешался я. — Неужели вам не жаль было…
— Легко вам говорить, молодой человек, — улыбнулся Квотермейн, — если бы я этого не сделал, мы и вовсе не смогли бы унести его, особенно в таких обстоятельствах, в которые попали потом.
— Значит, вашей истории еще не конец? — осведомился Гуд. — А история хороша, Квотермейн. Право, я и сам не придумал бы лучше.
Аллан сурово взглянул на Гуда.
— Вы мне не верите? — спросил он. — Что ж, верьте или не верьте, как вам будет угодно. Да, моей истории еще не конец, самое интересное впереди, только сегодня я больше рассказывать не буду, устал. Дай вряд ли стоит рассказывать, когда людям правду говоришь, а они не верят.
Сколько мы ни старались умилостивить его, все оказалось напрасно, и так как действительно было уже поздно, то мы простились и разошлись по своим комнатам.
V
Майва
На следующий день прежняя компания вновь собралась обедать к моему приятелю, и после обеда все опять уселись у каминами с трубками и сигарами. Поломавшись немного — недоверие, высказанное Гудом, задело его за живое, — Квотермейн согласился наконец продолжать свой рассказ.
«Покончив с клыками, — начал он, — пообедав слоновым сердцем, поджаренным в слоновом жире, — кушанье, скажу я вам, самое превкусное на свете, — мы принялись распиливать большой клык. Время шло уже к вечеру. Люди, которым я поручил это дело — замечу мимоходом, весьма нелегкое, — работали усердно, а я сидел под деревом, покуривая трубочку, и следил за их работой. Вдруг кто-то дотронулся рукой до моего плеча. Я оглянулся: передо мной стояла туземка лет двадцати, высокая, стройная и замечательно красивая, с корзиной местных плодов на голове.
— Марем (здравствуй)! — сказала она, хлопнув по туземному обычаю в ладоши в знак приветствия.
— Откуда ты взялась, красавица? — удивился я ей. Насколько мне было известно, поблизости не стояло ни одного крааля. — Ты продаешь плоды?
— Нет, великий белый охотник, я принесла их в подарок, — ответила она.
— Хорошо, спасибо тебе, — поблагодарил я. — Передай корзину моим людям.
— Но знаешь, белый человек, подарок за подарок, — заметила она, чуть улыбнувшись.
— А! Вот как! Ну, понятно. В этом презренном мире ничто не делается даром. Чего же тебе надобно? Бусы?
Она утвердительно кивнула головой.
— Хорошо. Я сейчас скажу моему главному носильщику, чтобы он открыл тебе ящик с бусами. Выбирай любое ожерелье.
С этими словами я хотел подозвать Хобо, но она остановила меня.
— Кто дает собственной рукой, тот дает вдвое, — произнесла она с каким-то особенным выражением в голосе.
— Ты хочешь, чтобы я сам дал тебе бусы? — догадался я. Мне почему-то показалось, что она хочет поговорить со мной наедине. — Изволь, я готов исполнить твое желание.
Говоря это, я встал и пошел с ней в ту сторону, где стоял сундук с бусами. Она последовала за мной.
— Как тебя зовут? — осведомился я по дороге.
— Майва.
— Откуда ты родом? Ты хорошо говоришь на наречии матуку, видно, ты из этого племени.
— Я из племени бутиана, которым правит Ньяла. Но я долго жила среди матуку, я одна из жен Вамбе.
При последних словах ее глаза сверкнули каким-то диким блеском.
— Как же ты сюда попала? — недоумевал я.
— Пешком пришла, — ответила она отрывисто.
Разговаривая так, мы пришли к сундуку с бусами. Я открыл его, выбрал одно из самых красивых ожерелий и подал ей. Она накинула украшение на себя, почти не взглянув на него, и, увидев стоявший возле сундука пустой ящик, начала перекладывать в него плоды из своей корзины. На дне корзины было несколько листьев, похожих на листья каучукового дерева, но только гораздо крупнее. Выбрав один из них, она понюхала его и подала мне. Думая, что она хочет, чтобы я тоже понюхал его, я поднес его к лицу, и вдруг заметил на нем какие-то красноватые знаки.
— Разбери эти знаки, белый человек, — чуть слышно произнесла она.
Я стал всматриваться в лист, исцарапанный чем-то острым. Там, где едкий сок растения выступил наружу, засохнув, он принял зеленоватый оттенок. К моему великому удивлению, знаки оказались словами, написанными по-английски. Я прочел следующее:
Белому, который охотится теперь во владениях Вамбе.
Предупреждаю вас, что вам грозит большая опасность, и советую бежать как можно скорее через горы в земли Ньялы. Сегодня на рассвете Вамбе посылает отряд, чтобы убить вас и всех, кто при вас находится, за то, что вы осмелились охотиться в его владениях, не принеся ему прежде подарка. Ради Бога, кто бы вы ни были, помогите мне. Уже шесть лет я в рабстве у этого демона. Меня бьют и мучают каждый день. Он перерезал всех нас, а меня пощадил, потому что я умею ковать железо. Майва, жена Вамбе, передаст вам это письмо. Она бежит от мужа к своему отцу Ньяле, потому что Вамбе убил ее ребенка. Постарайтесь уговорить Ньялу, чтобы он пошел войной на Вамбе. Майва знает тайный проход в горах и может провести там войско. Вы будете вознаграждены за труды: изгородь вокруг хижины Вамбе вся из слоновых клыков. Ради Бога, не оставляйте меня, не то я покончу с собой, я не в состоянии более выносить моих мучений.
Джон Эвери
— Эвери! Великий Боже, да это друг моего детства! — воскликнул я вне себя. Майва взяла у меня из рук лист, перевернула его и подала мне.
— Это еще не все, — сказала она, — читайте дальше.
Я сейчас узнал, — прочитал я, — что белого охотника, которому я пишу, прозвали Макумазан. Если так, то это, должно быть, мой старый приятель Квотермейн. Если это ты, дружище, умоляю тебя именем нашей дружбы, выручи меня. Смерти я не боюсь, но я не хотел бы умереть, не отплатив Вамбе. Дай Бог, чтобы это был ты! Я знаю, ты меня не покинешь.
«Нет, старый друг, я тебя не покину, — подумал я, — только как мне до тебя добраться — вот вопрос! Нужно будет что-то придумать. Игра стоит свеч, выручить друга детства и притом приобрести разом столько слоновой кости, сколько мне и за год не добыть охотой. Черт возьми — еще бы не попробовать!»
Пока я раздумывал, Майва стояла передо мной, не спуская с меня глаз. Я обернулся к ней.
— Ты дочь Ньялы и бежала к отцу от мужа? — спросил я.
— Да.
— Зачем ты бежала?
Вместо ответа она сунула руку в кожаную сумочку, висевшую у нее на плече, вытащила оттуда мертвую ручку ребенка и протянула ее мне. Я с ужасом отпрянул.
— Вот зачем я бежала, — сказала она. — У меня был сын от Вамбе, ему было полтора года, и я любила его. Но Вамбе не любит своих детей, он убивает их всех: боится, что они убьют его, когда вырастут. Он давно убил бы и моего ребенка, но я просила за него. На днях несколько солдат прошли мимо меня, когда я сидела с сыном, и поклонились ему, называя его своим будущим инкоси. Вамбе услышал это, пришел в бешенство и ударил ребенка; ребенок заплакал. «Хорошо же, — сказал злодей, — ты у меня еще не так заревешь».
Она приостановилась на минуту, затем продолжала со страшным спокойствием в голосе:
— В числе вещей, которые он отнял у перерезанных им белых людей, был капкан для львов. Он так велик, что четыре человека с трудом могут открыть его».
На этом месте рассказчик запнулся и, помолчав с минуту, словно собираясь с духом, продолжал:
— Слушайте, господа, вы знаете, я человек бывалый и чего уж только не повидал! Но видеть, как мучают детей, да даже просто говорить об этом — я не могу, это выше моих сил. Вы сами догадаетесь, что сделал изверг Вамбе и чему несчастная мать была вынуждена стать свидетельницей. Не знаю, как у меня хватило сил выслушать ее рассказ. А она поведала мне об этом страшном злодеянии без запинки, ровным, спокойным голосом, только губы ее слегка дрожали.
