Один раз он пытался лечить и Коростылева. У того разболелся зуб и Потураев потащил командира к своему другу:
— Володя, выручай! Третий день комбату зуб не дает покоя. Бьет по голове хуже минометного обстрела душманов.
Доктор осмотрел зуб Коростылева, но что он, терапевт, может сделать?
— Подождите, Николай Николаевич! В седьмой роте есть сержант, который учился за зуботехника. Может, он поможет?
Послали за сержантом санинструктора. Тот приходит, осматривает и неуверенно качает головой:
— Не знаю… Хоть нас этому и не учили, но, может, попробовать вырвать этот зуб?
— Делай, что хочешь, сержант! — простонал Коростылев.
Они с доктором стали шептаться. Убежал куда-то санинструктор и приносит из взвода связи плоскогубцы. Володя поставил на свою спиртовку миску и стал кипятить в ней эти плоскогубцы, ручки которых обмотаны синей изолентой. Вымыл руки и сержант, «спец» по зубам. Взяв прожаренные «плоски» в руки, он стал медленно подходить к Коростылеву. Евгений, не выдержав такой картины, убежал на улицу.
— Может, тебе руки сзади подержать? — участливо спросил Войт. Коростылев ошалело смотрел на плоскогубцы и этих двух «палачей».
— Ы-нет, хлопцы, я боюсь такой операции. У вас, что инквизиция здесь, что ли? Но я не еретик и не такой герой, как Жанна Д'Арк. И подхватившись, Коростылев убежал в батарею.
— Ну, Женя, у тебя и друг!!! Давай, говорит, руки сзади подержу! Это ж с ума сойти можно!
Но следом в батарею пришел доктор Войт, сделал Коростылеву укол промидола из шприц-тюбика, тот уснул, а назавтра зуб его уже не болел. Лекарство задавило боль.
Тогда они не знали, что через месяц этот зуботехник, сержант-узбек, подорвется на противопехотной мине и останется без обеих ног. Что через год командир батальона будет перед строем читать письмо его родителей из Ташкента. Мама называла всех своими сыновьями и приглашала в гости. О сыне с болью и гордостью рассказывала, что он поступил в юридический институт.
Не знали они, что через десять месяцев будет тяжело ранен и доктор. 18 февраля 1983 года Войт шел в цепочке солдат по горной тропе. Судьбе угодно было сделать так, что на противопехотную мину наступил именно он. Это была мина-лягушка. При нажатии на нее пороховой заряд выстрелил, подбросил мину и сломал-разломал доктору ногу. Мина подпрыгнула и разорвалась на уровне груди доктора. Санитарная сумка за спиной, в правой руке автомат. Взрыв!!! Он инстинктивно прикрылся левой рукой. Бронежилет спас его от смертельных осколков в живот. Оторвало кисть левой руки, осколки впились в лицо. От взрывной волны козырек стальной каски согнулся, а сама каска треснула пополам. Лица от крови не видать, правая рука подвернута под туловище, кисть левой руки держится на кожице. Солдаты сразу ввели ему два шприц-тюбика промидола против болевого шока. Одни, отрезав ножом кисть, бинтовали культю и накладывали жгут на предплечье, другие осторожно из-под него вытягивали ногу с торчащими сквозь брюки костями, третьи обмывали ему лицо.
Старший группы лейтенант Костюков вызвал по рации вертолет. Группы принесла в батальон только Володину сумку, каску и автомат…
И только через два с половиной года Коростылев узнал о дальнейшей судьба доктора Войта. Он уже жил в Минске и в своем письме подробно рассказал, что с ним было после подрыва. В госпитале Кабула ему хотели ампутировать ногу, но один из хирургов взял ответственность на себя и отказался от операции. Он первоначально вправил кости ноги и добился отправки доктора в Ленинградскую медицинскую академию. На санитарном самолете ИЛ-18 вместе с другими Володю привезли в Ленинград (Санкт-Петербург). Здесь он лежал один год. Аппарат Илизарова спас ему ногу, а на лице сделали двенадцать (!) операций. «Вредной Варваре — нос оторвали», — шутил он в письме. Нос у него искусственный, многочисленные шрамы на губах, на лице. На левой руке вместо кисти — протез-перчатка.
Казалось бы все, инвалид без средств к существованию. Но нет! Это же был НАШ ДОКТОР! Из десантников!
Володя написал рапорт министру обороны с просьбой оставить его в кадрах Вооруженных Сил. Его назначили в Минский государственный университет преподавателем на военную кафедру — читать медицинские темы. Позже он прислал Коростылеву свою фотографию — майор среди студентов университета. Он делится с ним радостью по поводу рождения второго ребенка. И звал к себе в гости…
Тогда же, в апреле вместе с колонной из Гардеза в батарею прибыл новый старшина батареи прапорщик Цыбик Виктор. Офицеры находились у себя в комнате, когда заходит незнакомый молодой, 27 лет, прапорщик и представляется как новый старшина батареи, прибывший из Союза на замену прапорщику Веденееву, прослужившего в Афганистане 2,5 года, с конца декабря 1979 года.
Веденеев сначала не поверил. Как он ждал замену! Ждал долго, все офицеры и прапорщики, с кем он начинал в Афганистане, уже давно заменились и уехали домой. Один он остался в бригаде из первых. И уже не надеялся на скорую замену. Поэтому и не поверил сразу — думал, его разыгрывают. Но нет! Новый прапорщик показывает капитану Коростылеву предписание о назначении его в батарею.
Эх! Как подскочил Веденеев, как засуетился! Что делать? Когда уезжать? Это он Коростылева спрашивает.
— Как передашь дела — так и уезжай, хоть сегодня, — ответил тот.
Веденеев еще больше засуетился. Тому, молодому, прапорщику говорит:
— Эти два дня до отъезда буду тебе мамой и папой. Буду хранить тебя от боевых выездов и снайперов. Не дай Бог, чтобы с тобой, Витя, что случилось и мне бы пришлось опять остаться в Афганистане.
Через два дня прапорщик Веденеев попрощался со всеми и вертолетом улетел в Гардез, оттуда в Кабул и домой, в г. Чирчик Ташкентской области. Тогда ему было под сорок пять лет и сейчас он давно на пенсии.
А новый молодой прапорщик Цыбик через два с половиной месяца погиб. Это случилось в день приезда капитана Коростылева из вынужденной командировки в Луганскую область и отпуска после нее 7 июля 1982 года. В Логар он прилетел вертолетом и не застал в расположении никого: ни батальона, ни его артиллерийской батареи не было. Все на задании. В расположении только дежурная служба. Дело шло к вечеру и они скоро должны вернуться. Коростылев решил своим офицерам и прапорщикам сделать сюрприз. В их комнате он накрыл «журнальный столик», сколоченный из снарядных ящиков. Порезал привезенной колбасы, огурцов, селедки. Поставил две бутылки водки. Дневальный принес хлеб из столовой. Послышался рев двигателей возвращающегося батальона. Коростылев специально не выходит, чтобы встретить своих героев здесь, за столом, удивить и угостить их. По себе знал, как это возвращаться с задания. С шумом открывается дверь и влетает солдат батареи рядового Арутюнова. Каска на голове набок, лицо в пыли, в руках автомат:
— Комбат! Старшину раненого привезли!
— Вот это встреча, — промелькнуло в голове у Коростылева.
— Где он?
— Понесли в медпункт, — ответил Арутюнов и выбежал из комнаты.
Коростылев рванулся следом за ним. Возле медпункта стоят его солдаты и офицеры. Накоротке поздоровались. Лейтенант Костюков, командир взвода управления, рассказал:
— Возвращаемся, комбат, сюда. Засада! Стреляют в нас — мы в ответ море огня. Был приказ не останавливаться и не вступать в затяжную перестрелку. Пуля попала старшине в грудь.
Коростылев заходит в комнату медпункта. Стол и кушетка. На носилках на полу лежит прапорщик Цыбик Виктор. По пояс раздетый, грудь густо перевязана бинтами вокруг спины. С левой стороны просачивается кровь. Коростылев присел к нему на корточки: Витя, как чувствуешь себя?
— Комба-ат, с приездом тебя, — тихо ответил он.
Врач, старший лейтенант Войт, делает ему очередной укол промидола из шприц-тюбика. Он сообщил Коростылеву, что пуля прошла в пяти сантиметрах ниже левого соска на груди. Пуля внутри, нужна срочно операция.
— Вертолет вызвали?
— Вызвали по радио, — ответил Войт. Ждали час. Вертолета нет. Лицо прапорщика синеет, нос заостряется. Что делать? Когда будут «вертушки»? Войт бежит к командиру батальона:
