— Из Украины, из города Ровеньки.

Евгений сразу не поверил. Первый, кого он в Афганистане спросил об этом, оказался его ближайшим земляком.

— А я из Коммунарска, родился и вырос там. Так это же рядом, товарищ лейтенант! Всего 60 км. У Вас кто там остался? — спросил Казеко.

— Сейчас у меня там все: жена, дочь, мама, тесть с тещей и полный город друзей. Как тебя зовут?

— Сержант Казеко, товарищ старший лейтенант! — бойко ответил сержант.

— Да нет, по имени.

— Александр Иванович! Шучу, конечно, просто Саша!

— Ты, Саша, первый мой земляк из Донбасса. Даже не верится, что мы с тобой вместе дышали его вольным, с угольным привкусом, но таким родным воздухом. Давно служишь здесь?

— Давно. Осталось полгода, и в мае, думаю, нас демобилизуют. А земляк я, товарищ старший лейтенант, первый и, наверное, единственным им буду. Никого в бригаде нет из наших мест. Вы прямо из Коммунарска к нам?

— Нет, — сказал Потураев, — Сюда я приехал из-под Львова, где служил в такой же бригаде. А в Коммунарске был прошедшим летом в отпуске.

— Ну, и как там?

— Что ты спрашиваешь, Саша? Родина — она и есть родина. Какая бы ни была! Все там близкое и родное, мир, спокойствие, и, вообще, нормальная жизнь.

— А мне наши просторы и терриконы уже снятся, товарищ старший лейтенант! На эти чужие и безжизненные горы уже не могу смотреть. На них ведь ничего не растет, даже ковыль какой-нибудь! Одни голые скалы. Да и не в скалах дело! Хочется домой — и все!

— Ладно, Саша, терпи уже, тебе немного осталось. Все мы когда-нибудь вернемся домой. Спасибо за куртку!

— Да что Вы, товарищ старший лейтенант! Если что надо будет, не стесняйтесь.

Из ближайшего орудийного окопа навстречу Потураеву вышел среднего роста сержант и доложил:

— Товарищ старший лейтенант! Командир пятого орудия сержант Орасанов! Расчет ведет наблюдение за указанным сектором обстрела.

— Хорошо, Орасанов! Покажите на местности участок обороны.

Они подошли к гаубице, возле которой находился рас чет. Всего три солдата были готовы исполнять обязанности у орудия вместо положенных шести. Командир расчета пред ставил их: ефрейтор Яковлев, рядовой Царьков, рядовой Мамиев. Справа от орудия в ровиках были сложены снарядные ящики. Впереди метрах в пяти от ствола начинался крутой обрыв, уходивший в стороны от позиции на несколько километров. И в этом котловане виднелся город Кундуз. Сержант Орасанов рассказал Потураеву об особенностях несения службы, рукой показывая места особого внимания. Потураев, убедившись, что командир орудия и его расчет знает свою задачу и готов ее выполнить, перешел в окоп другой гаубицы, находившейся справа метрах в двадцати. Ее командир, ефрейтор в мешковато надетой десантной куртке, встретил старшего лейтенанта в строю своего расчета и не очень связно отдал рапорт. Было заметно, что у него нет опыта в подобных докладах, и он с трудом подбирал специфические термины, объясняя задачу расчета.

— Командир орудия ефрейтор Быков! — представился ефрейтор в конце доклада. Потураев пожал всем руки и спросил:

— Быков! Давно командуете орудием?

— Всего две недели, товарищ старший лейтенант! До этого я был его наводчиком, но наш сержант заболел желтухой, и его увезли в госпиталь. Вот меня комбат и назначил командиром, а Бакурова — наводчиком, — показал Быков на стоящего рядом солдата. Потураев оглядел других солдат расчета, каждый из них представился под его взглядом:

— Наводчик рядовой Бакуров!

— Заряжающий рядовой Махмудов!

— Установщик рядовой Грищенко!

— Подносчик рядовой Реджепов!

Евгений уточнил с Быковым сектор обстрела, ориентиры на местности и карточку огня орудия. «Учить и учить их надо!» — такой вывод сделал для себя Потураев после знакомства с этими расчетами, возвращаясь к палаточному городку. «А когда учить? Завтра уезжаем, потом, почти неделю в дороге, обустройство на новом месте…»

Взвод управления закончил снимать обе палатки батареи, погрузил их имущество в ГАЗ-66 и стоящие позади палаток УРАЛы, и солдаты всей батареи собирали в дорогу свои рюкзаки, проверяли оружие, снаряжали магазины автоматов патронами. Потураев обратил внимание на одного из солдат, сидевшего на корточках перед горкой ручных гранат, подбиравшего к ним взрыватели, укладывая их в свой рюкзак. Ему показалось большой для одного солдата эта горка гранат. Потураев подсел к нему и спросил:

— Что, учебные гранаты?

Солдат-туркмен поднял на него глаза, долго и внимательно смотрел на Потураева, как бы, не понимая заданного вопроса, и тихо произнес:

— Здесь ничего учебного не бывает.

Лицо старшего лейтенанта запылало. «Вот это тебе урок, — подумал он. — Здесь же войска ведут боевые действия и, действительно, не может быть ничего учебного. Вся учеба только на боевой технике с боевыми гранатами и патронами и в боевой обстановке. Как я об этом не подумал?»

Таких уроков от своих солдат Потураев получил два. Другой он получил уже в ходе марша, после того, второго урока, Евгений стал быстро ученым и больше никогда и никому не задавал в Афганистане вопросы новичка, только что приехавшего из мирной жизни.

К нему подошли лейтенант Костюков и старшина батареи прапорщик Веденеев. Костюков в этом году окончил военное училище в городе Хмельницком и сразу после его окончания прибыл в батарею. Он принял взвод управления, но, при постоянных нехватках офицеров, часто был и среди огневиков на позициях. Прапорщик Веденеев, напротив, с нетерпением ждал себе замену из Союза, чтобы уже там выйти на пенсию. К концу своей службы в армии он хлебнул ее тяготы в полной мере, с декабря 1979 года находясь в Афганистане. Но несовершенность работы кадровиков оставит Веденеева здесь еще на полгода, о чем он не знает, пока. Они представились Потураеву и стали расспрашивать о новостях в Союзе. Особенно много задавал вопросов прапорщик Веденеев, который со дня на день рассчитывал уехать домой. Увидев капитана Петухова, который скорым шагом подходил к ним, все замолчали и ждали своего командира.

— Костюков! Всех сержантов и офицеров ко мне! — приказал Петухов безо всяких предисловий.

Они стояли полукольцом вокруг командира батареи, слушая его указания.

— Товарищи командиры! Обстановка на марше изменилась. Прилетевший из Кабула командир бригады приказал: нашей части начать переход тремя колоннами, 1, 2 и 3 декабря. Наша батарея убывает послезавтра, 2-го декабря, вместе с 3-м десантно-штурмовым батальоном. Это, может, и к лучшему, так как ремонтники успеют сделать наш УРАЛ. Мы его оставим здесь, и он пойдет с третьей колонной 3-го декабря. С ним оставляю Матчанова и Рахманова. Продолжать работы по снятию лагеря. Старший лейтенант Потураев!

— Я!

— Завтра орудия с позиций не снимать, снимешь послезавтра рано утром перед отъездом.

— Есть.

— Прапорщик Веденеев! Сухпайки получил?

— Получил и раздал.

Утром 2-го декабря 1981 года вторая колонна бригады выехала из расположения бывшего военного палаточного лагеря и через несколько километров вышла на хорошую асфальтированную дорогу, идущую на юг. В колонне было около девяносто единиц различной боевой техники: гусеничные боевые машины десанта, колесные бронетранспортеры, УРА-Лы с гаубицами, ГАЗ-66 с крупнокалиберными минометами, грузовики с боеприпасами и многочисленным бытовым имуществом. Первая батарея шла посередине колонны. Шесть орудий тянулись за УРАЛами, крытыми брезентовыми тентами, два других везли по дополнительному боекомплекту снарядов, и замыкала их пара ГАЗ-66 с хозяйством взвода управления: дальномер, буссоли, радиостанции, катушки телефонного кабеля.

Потураев сидел в кабине УРАЛа с автоматом между коленями и с интересом смотрел по сторонам. Дорога тянулась среди невысоких холмов, заросших рыжей пожухлой травой и торчащими из-под нее каменными валунами. Далеко впереди виднелась синева больших гор с белыми шапками снега. Казалось, они наглухо перекрывают им путь, никого дальше не пуская. Полотно дороги было изрыто многочисленными воронками когда-то взорвавшихся мин. Водитель УРАЛа рядовой Казиев энергично крутил баранкой, объезжая их, стараясь не зацепить колесами их края. По опыту он знал, что моджахеды минируют и старые воронки, рассчитывая на успокоенность шурави, советских солдат.