По коридору я старался идти беззвучно, но подошвы ботинок липли к влажному линолеуму, и получался чавкающий звук. Я прошел мимо умывальника. Громко фыркая, над раковиной обливался водой изрисованный татуировкой человек. Следующая дверь — канцелярия Рэда. Я остановился посреди коридора, обернулся. Над бритыми затылками по-прежнему покачивалось облако дыма. На экране телевизора злоумышленники расстреливали заложников и копов. Бритые затылки перед телевизором замерли и подались вперед. Боевик достиг своей кульминации.

Я сделал шаг к двери канцелярии. В конце коридора двигалась тень дежурного. Он караулил входную дверь и следил за работой двух уборщиков, один из которых мыл пол, а второй набивал мусором полиэтиленовый мешок.

Взявшись за дверную ручку, я открыл дверь и проскользнул внутрь. Свет не стал зажигать, чтобы не привлечь внимание охранника, который мог находиться снаружи, под окнами модуля, подошел к кровати, пошарил руками по одеялу, ощупал холодный металл спинки, присел, провел рукой под койкой. Автомата не было.

Я сел на койку, качнулся на пружинах и сразу почувствовал его. Нет, Рэд не оригинален, если прячет оружие под матрацем.

Короткий, похожий на игрушку автомат я затолкал в брюки за спину. Холодный металл уперся мне в позвоночник, идти было неудобно, не говоря уже о том, чтобы согнуться или присесть.

Я повернул к выходу. Охранник уже сидел в кресле, положив ноги на стол, и перелистывал журнал.

— Куда? — спросил он, не поднимая головы.

Я вынул из кармана ключи и звякнул ими.

— Тебя что, не предупредили? — спросил я.

— Насчет чего?

— Мне надо на склад.

— А-а, — протянул он. — Ты теперь вместо этого… Ну, валяй!

Я потянул на себя засов. Он заскрежетал, и этот звук могли услышать в зале, если в этот момент телегерои прекратили стрельбу и вопли. Надо было торопиться. Я толкнул дверь, но она не дрогнула.

— Шпингалет! — подсказал охранник.

Чтобы поднять шпингалет, наполовину утонувший в бетонном полу, надо было нагнуться, чего я сделать не мог — мешал автомат. Тогда я попытался подцепить его ногой.

— Ну, ты нажрался, парень! — сказал охранник.

После недолгой борьбы со шпингалетом я вышел на воздух. Асфальтовая дорожка, ведущая к центральной клумбе, была ярко освещена фонарями, и я метнулся в сторону, в плотную тень, перебежал ближе к кустам, упал в сухую траву и пополз на огни жилых корпусов «химиков», а когда ближайшая наблюдательная вышка скрылась за рядом деревьев, темной стеной выросших передо мной, снова поднялся на ноги и побежал к тому месту, где назначил Гурьеву встречу. Он не придет, он не сможет, думал я, пригибаясь под ветвями деревьев и высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться в кромешной темноте, и все-таки зацепился за что-то и повалился в сухую траву, машинально вытянув руки впереди себя.

— Что вы гремите ботинками, как конь, черт вас подери! — услышал я рядом голос Гурьева и почувствовал его руку на своем плече.

— Идите за мной! — прошептал он. — Выбрали же вы место…

Мои глаза еще не привыкли к темноте настолько, чтобы я мог отчетливо видеть Гурьева, как наверняка видел он меня. Черное пятно, каким он казался мне, двинулось куда-то через заросли кустарника. Одному богу известно, как он ориентировался в полном мраке, и, чтобы не потерять его, я схватил Гурьева за плечо.

Мы спустились в какой-то овражек или промоину, плотно заросшую колючими худосочными деревьями, которые нещадно царапали кожу и цеплялись за одежду. Гурьев сел на землю, потянул меня за штанину. Только сейчас я стал различать отдельные черты его лица и одежду. На нем был темный спортивный костюм и вязаная шапочка.

— Ну вот, — прошептал он. — Здесь намного спокойнее, хотя и не совсем безопасно для здоровья. Но, как говорится, когда рубят голову, не плачут по волосам.

— Что вы имеете в виду?

— В эту яму мы сливаем всевозможные отходы, в том числе соляную кислоту и реактивы, содержащие ртуть. Зато охранники стараются держаться подальше от этого места… Простите, я до сих пор не знаю, как вас зовут?

— Кирилл.

— Кирилл, — повторил он, словно прислушиваясь, как звучит имя на слух. — Что ж вы, Кирилл, такой неосторожный? С ума сошли, что ли — записки перекидывать через границу поста? Эти парни могут выстрелить без предупреждения и на поражение.

— Это был единственный шанс как-то связаться с вами.

— Ну, это вам так кажется. Есть много вариантов. Дождались бы, например, когда вас поставят в производственный цех — там бы мы могли незаметно перекинуться несколькими фразами.

— Вы считаете, что я приехал сюда надолго?

— А вы думаете, что через неделю вас отпустят?.. Эх, дорогой мой! Когда мы встретились с вами в самолете и я стал жаловаться вам, что вынужден подписаться под драконовскими условиями, то даже не предполагал, что ждет меня здесь… Чувствуете резкий запах?.. Это то, о чем я вам говорил. Но не волнуйтесь, это не смертельно. Старайтесь дышать ртом.

— Чем вы здесь занимаетесь?

— Производим героин высочайшего качества! Возрождаем, так сказать, отечественную фармакологию, — он усмехнулся. — А вы давно здесь? И вообще — как вы сюда попали? Если не ошибаюсь, вы собирались служить в армии.

— Планы изменились, — ответил я уклончиво.

— Ну да, конечно, — задумчиво произнес Гурьев. — План не догма, а руководство к действию.

Он замолчал, задумавшись о чем-то своем. Я понял: он насторожился, не зная, можно ли доверять мне, потому как мое появление в зоне, в самом деле, выглядело достаточно странно.

— Анатолий Александрович, — сказал я, опустив — ладонь ему на плечо, но Гурьев не дал договорить:

— Вы помните, как меня зовут?

— У меня хорошая память. Это профессиональное качество.

— Так кто же вы на самом деле, загадочный Кирилл?

— Можете считать, что я работаю на службу безопасности в отделе борьбы с наркобизнесом.

— Ежели это в самом деле так, — ответил Гурьев, — то вы попали в самую «десяточку».

— Ошибаетесь, — поправил я его. — Это — не «десяточка». И даже не «восьмерочка».

— А что ж в таком случае «десяточка»? — удивился Гурьев.

— Руководящее звено, у которого в руках связи, деньги и власть.

Гурьев усмехнулся.

— Вот вы куда нацелили! Но мне кажется, что вы никогда не доберетесь до таких вершин. Вы сказали — звено. Но зона — не звено в том смысле, как мы привыкли это понимать. Это остров в океане, а все связи с большой землей такие призрачные и невидимые, что вам вряд ли удастся их нащупать.

— Почему вы так решили?

— Потому что отсюда невозможно уйти, следовательно, и проследить связи.

— Но я же смог проникнуть сюда.

— Вы говорите о совершенно разных вещах. В концлагерь попасть всегда проще простого. А выйти живым — почти невозможно. Я боюсь думать о будущем. Договор будет действовать в течение девяти месяцев, и даже если предположить, что я выдержу это время, то кто гарантирует мне свободу и безопасность в дальнейшем?

— Вы сказали, что занимаетесь производством героина. Вы прослеживаете весь производственный цикл?

— Что вы, Кирилл! Я сижу, так сказать, на выходе, на приемке порошка, и моя задача — контроль качества, чтобы не допустить бракованной партии или наркотика низкого качества. Но даже если я предстану перед судом, то не смогу доказать, что имел дело с героином.

— Я вас не совсем понимаю. Вы сомневаетесь, что производите наркотик?

— Ничуть! Не умаляйте мой профессионализм, я все-таки химик и имею ученую степень. Я говорю вам с точки зрения судопроизводства. Все мы вместе — химики и охранка — легко докажем суду, что занимались производством героина, потому что обрисуем цельный производственный цикл. Кто-то расскажет о доставке сырья, кто-то — о его первичной обработке, кто-то — о первичной очистке, следующий — о гидролизе, пятый — о синтезе, я — о проверке качества, и так далее. Понимаете? Но каждый в отдельности не скажет ничего.