Вы знаете, — говорил он, — ваш посыльный оказался подпольщиком. Кто бы мог подумать? Слава богу, нам удалось его арестовать.
Он внимательно смотрел в упор на Акима Андреевича.
Я давно присматривался к этому парню, — спокойно отвечал Середин. — Мне что-то в нем казалось подозрительным. И я все время хотел сказать об этом вам, но забывал. Знаете, все некогда было…
Да, конечно, у вас очень много работы, господин Середин, а хороших помощников нет… Этот Федотов, знаете… Прохладный вечер, не правда ли, даже в дрожь бросает от холода. Этот Федотов, ваш помощник, полчаса назад хотел сбежать. Оказывается, он был таким же, как Морев. Мы следили за ним…
О, наша разведка никогда не дремлет, господин Браун, — улыбнулся Аким Андреевич.
Да, мы свое дело знаем! — воскликнул лейтенант. — Вы хотите куда-то уйти?
Мне надо к коменданту, дать отчет о погрузке.
Я рад услужить вам, господин Середин. Поедем на моей машине. Кстати, в порту вам больше нечего делать. Здесь все уже кончено.
Комендант фон Штейер был очень любезен с вошедшим в его кабинет Брауном. Когда лейтенант сказал ему о том, что арестованы помощник Середина Федотов и посыльный Морев и что он, Браун, имеет основание считать Середина руководителем всей этой группы, Штейер попросил Брауна сесть рядом с ним на диван, отечески похлопал его по плечу.
Вы измотались на своей работе, мой мальчик, — ласково сказал он. — Вам надо хотя немножко отдохнуть. Кстати, я давно хотел для вас кое-что сделать. Вы не будете против того, чтобы я на имя вашей жены выслал в Германию небольшую посылку? Мне подарили десяток прелестных узбекских ковров. Шедевры. Я хочу разделить этот подарок с вами. Ведь вместе работаем, вместе подвергаемся опасностям…
Нет, Браун ничего не имеет против такой любезности Штейера. Но сможет ли он когда-нибудь отблагодарить своего шефа за такой дорогой подарок?
Стоит ли говорить о благодарности! Мы, солдаты должны заботиться друг о друге… Да вот что, мой мальчик. Нельзя ли этого Середина убрать как-то без шума? Не совсем приятно, когда об этом пойдут разговоры. Некоторые завистливые люди могут сказать, что комендант пригрел около себя коммунистов…
Браун на минуту задумался, но комендант немедленно его успокоил:
Сегодня ночью немецкий катер потащит баржу с пленными в другой порт, после того как уйдет транспорт со штабом и другими службами. Баржа эта должна расползтись по всем швам на первой же волне. Но на всякий случай в открытом море матросы с катера помогут ей быстрее закончить свое существование: две-три пулеметные очереди и — конец. Кстати, Середину будет поручено сопровождать на этой барже военнопленных и арестованных…
Ну что ж, — сказал Браун. — Мы — солдаты, мы должны заботиться друг о друге.
Когда Браун вышел, Штейер вызвал Середина. Аким Андреевич вручил ему документы на погруженное оборудование. Штейер разговаривал с ним приветливо. Он сказал, что услуги, оказанные господином Серединым германской армии, никогда не будут забыты. Германия высоко ценит своих друзей, даже если они были в прошлом коммунистами. Лично он, фон Штейер, будет и впредь заботиться о своем помощнике, хорошем русском человеке Акиме Андреевиче Середине. В городе, куда они временно решили отойти, тоже есть порт и там понадобится толковый начальник над русскими грузчиками. И этим начальником будет назначен господин Середин. И сегодня ночью он отправится к новому месту своей службы. Конечно, если Середин желает, он может захватить с собой свою семью. Не оставлять же ее здесь — большевики, безусловно, немедленно учинят расправу…
Вы разрешите мне отправиться к новому месту службы на транспорте с оборудованием? — спросил Аким Андреевич.
Задавая этот вопрос, он хотел выяснить: не раздумал ли комендант вывезти военнопленных на барже. Если не раздумал, ему, которого подозревают в связи с Федотовым и Игнатом Моревым, будет сейчас предложено сопровождать пленных.
Конечно, он может не согласиться, но тогда его отправят на баржу под конвоем.
Комендант посмотрел не на Середина, а на переводчика.
Видите ли, господин Середин, транспорт может задержаться в промежуточном порту. А вам необходимо заранее подготовить его разгрузку. Организовать рабочих. Те военнопленные, с которыми вы отправитесь на барже, останутся в вашем подчинении.
Все ясно, господин комендант, — ответил Аким Андреевич. — Я готов.
Браун решил проводить Акима Андреевича к «Пристани Глухарь». Когда они вошли на баржу, минуя солдат-охранников, лейтенант сказал:
Мы заранее приготовили вам отдельную комнату. Надеюсь, вам будет удобно. До свиданья, господин Середин.
Открыв дверь носового кубрика, откуда пахнуло затхлой водой и плесенью, Браун подтолкнул Акима Андреевича к этой «отдельной» каюте и закрыл за ним дверь. Глухо прогремел массивный запор. Аким Андреевич стоял на верхней ступеньке, вглядываясь в притаившуюся под ним густую темь. Снизу, как из глубокого колодца, послышался голос:
Еще один…
В ту же минуту забулькала вода, заскрипели ступеньки и чьи-то руки протянулись к Середину.
Аким Андреевич… Как же это… Игнат, посвети… Это был Федотов. Он помог Середину спуститься с лесенки и провел его к нарам. Чиркнула зажигалка, тускло осветила кубрик. На верхних нарах лежали двое: Игнат Морев и кто-то незнакомый.
Аким Андреевич опустился на нижние нары рядом с Федотовым. Зажигалка потухла, опять наползла темнота. Середин, на минуту закрыл глаза, а когда открыл их, мрак уже не казался таким густым. Из-под палубы через рассохшийся шов борта пробивалась узенькая полоска света. Свет падал вниз, на зеленую воду, и создавалось впечатление, что там — глубина без дна. Аким Андреевич сказал — Вот мы и опять вместе.
Игнат сполз с верхних нар, сел рядом с Серединым, взволнованно проговорил:
Аким Андреевич… А я-то всегда думал, что вы… Теперь мне Федотов рассказал… Простите меня…
Середин обнял Игната за плечи, прижал к себе его голову.
Ничего, Игнат. Так надо было. — Потом спросил шепотом: — Кто это с вами?
Кирилл, молдаванин, — также шепотом ответил Игнат. — Немцы изнасиловали его сестренку, она умерла. Злой он, но честный. Взяли его за оскорбление немецкого солдата.
Аким Андреевич спросил у Федотова:
Вы встречались со Стариком?
Федотов подробно рассказал обо всем. Старик ещё вчера, когда за «Пристанью Глухарь» не было никакого наблюдения, организовал переброску сюда разобранного ручного пулемета, трех автоматов, десятка гранат, двадцати камер от автомашин, это — вместо спасательных кругов для тех, кто плохо плавает. Оружие спрятано в трюме, между обшивкой. Знает о нем один из пленных, коммунист. Старик подготовил мину с часовым механизмом для взрыва транспорта. Ее должен был принести Игнат Морев, но его схватили еще вчера. Лиза Колосова успела скрыться. Девушка знает, где мина, но она, конечно, ничего не сможет сделать. Трюм с военнопленными находится вот здесь, рядом, можно оторвать трухлявую перегородку.
Нет-нет, сейчас еще рано, — сказал Аким Андреевич. — Подождем. — Он вдруг молодо засмеялся.
Странно было слышать в этом затхлом темном кубрике веселый смех человека, у которого долгие месяцы ни разу никто не видел даже скупой улыбки. Этот тесный кубрик был уже почти могилой, склепом, и смеяться в нем мог только сумасшедший. А Аким Андреевич смеялся. Громко, сердечно. И говорил:
Хорошо! Ой, как хорошо, черт возьми.
Игнат незаметно толкнул в бок Федотова, тот ответил ему тем же. А Кирилл еще ниже свесил кудлатую голову, шепнул Игнату.
Кажется, он того…
Середин услышал, сказал:
Ты прав, товарищ Кирилл. Я, кажется, того… весело мне. Наконец я стал настоящим советским человеком, а не ворюгой, немецким прихвостнем! И не надо ничего больше скрывать. Все свои, наши… Все рядом… Черт возьми, жить теперь! Ну, ладно. Посплю часок. Время еще есть.
Он потянулся, лег на нары и через минуту уже спал, крепко, спокойно, как может спать только человек, у которого совесть чиста и хорошо на душе.
