Миссия Пуйяда завершилась приемом у главы Временного правительства Французской Республики. Высокий, худой, с желтой кожей лица Шарль де Голль пригласил гостя сесть. Когда генерал уселся за стол, Пьер почему-то подумал: «Куда девались ноги генерала?» Длинные, как бамбуковые побеги, они, казалось, никак не могли согнуться и спрятаться под столом.
Генерал самым подробным образом расспросил о «Нормандии», о каждом из погибших, многих из которых хорошо знал.
— Они более чем выполнили свой долг, — сказал де Голль. Затем поинтересовался: — Кто составляет ядро полка сейчас? Назовите и кратко охарактеризуйте их.
Пуйяд начал загибать пальцы:
— Марсель Альбер — невообразимое хладнокровие и точный глаз; Марсель Лефевр — неистовство и высокий профессионализм; Ролан де ля Пуап — бесстрашие и добрая улыбка; Жозеф Риссо — мастерство и спокойствие; Дидье Беген — мужественность и душевная мягкость.
— И все?
— Да, эти пятеро — ветераны. Они прошли большую школу, на них можно всегда и во всем положиться.
— Маловато, — заключил де Голль и вдруг решительно спросил: — Командиры полков из них выйдут?
— Отлично будут командовать, мой генерал!
— В таком случае понапрасну ими не рискуйте, впереди для них найдется более перспективная работа.
Де Голль встал из-за стола и подошел к поднявшемуся Пуйяду.
— Возвращайтесь в полк, командуйте им, — протянул он Пьеру тонкую костлявую руку. — Передайте своим товарищам мои наилучшие пожелания. Им предстоит выполнить большие, трудные задачи. Заранее поблагодарите их за это от моего имени.
— Спасибо, мой генерал!
Пьер Пуйяд возвратился в Тулу. Там застал добровольцев из прибывшего пополнения: младшего лейтенанта Жака Андре — сына авиатора, широко известного в первую мировую войну; братьев Шалль — Рене и Мориса (двух из четырех летчиков этой семьи); первоклассного истребителя Мориса де Сейна; сражавшегося за республиканскую Испанию Леона Кюффо; инспектора летных школ Робера Марки и других пилотов, имевших достаточный летный и боевой опыт. Вот что значило командиру полка самому побывать в Алжире!
Прибыл также новый переводчик — младший лейтенант Игорь Эйхенбаум.
Мишель Шик перед этим уговорил Пуйяда перевести его на летную работу. Замена появилась как по щучьему велению. К слову, Шик должен был сразу признать, что сменщик гораздо более подготовлен к переводческой работе.
— Откуда ты так хорошо знаешь русский язык? — не удержался Мишель.
— От папы с мамой, — улыбнулся Игорь.
— Выходит, ты из России?
— Я — нет, а родители — да.
— Откуда именно?
— Из Ельца.
— Чем занимались?
— Революцией. Были сосланы в Сибирь. Бежали за границу. Поселились сначала в Германии, потом во Франции; в общем — длинная история.
— Короче говоря, ты рад, что прибыл на землю предков.
— Не то слово. Я просто счастлив.
Эйхенбаум привлек к себе внимание «нормандцев» большой эрудицией, оптимистичностью характера, хорошо развитым чувством юмора.
Самое любопытное то, что Игорь никогда не думал быть переводчиком. Высококвалифицированный авиамеханик, он после побега из лагеря вишистов на «Потезе-25», который пилотировал другой механик, предстал перед майором Мирле.
— «Нормандии» нужен переводчик. Вы согласны? — спросил тот.
— Из-за недостатка зрения я не смог стать летчиком, а из-за избыточного знания языков должен отказаться от своей профессии?
— Наших механиков в «Нормандии» нет, их заменили русскими. Сейчас особая нужда в переводчике с хорошим знанием авиационной техники. Пойдете?
— Ну что ж, согласен. Хотя и не о том мечтал.
Позже последнюю фразу Игорь постарается забыть: совершенно не представлял характера новой работы, не предполагал, что найдет в ней истинное призвание. Неожиданные заботы лавиной навалились на его плечи, увлекли своей важностью, серьезностью, необычностью. И первая из них — перевод с русского инструкций по эксплуатации нового модифицированного истребителя — Як-9Т, которыми стал перевооружаться полк.
Полк «Нормандия» располагался не в самой Туле, а в нескольких километрах от нее — в большом здании строившегося аэровокзала. На первом этаже находилась столовая, на втором — общие и отдельные спальные комнаты.
Летчики быстро освоились, и всех потянуло в город, о самоварах и самопалах которого шла молва по всему миру. Кстати, Ролан де ля Пуап утверждал, что в его родительском доме самой ценной семейной реликвией является тульский серебряный самовар.
— Небось твой прадед унес в восемьсот двенадцатом году, — не преминул поддеть Альбер.
— Не знаю, не знаю, но самовар отменный.
— Вы в самом деле чай из него пили? — снова спросил Марсель.
— Нет. Ром цедили.
За разговором не заметили, как во двор въехала видавшая виды эмка блеклого цвета. Из нее вышел майор Красной Армии.
— Как найти вашего командира? — обратился он к Альберу.
Марсель вопрос понял, но ответить не смог, и поманил рукой: следуйте, мол, за мной.
— Майор Ефремов, начальник тульского Дома Красной Армии, — представился гость Пуйяду.
— Очень рад, — пожал руку Пьер. — С чем к нам пожаловали?
— Мы задумали провести вечер интернациональной дружбы. Просим и ваших летчиков принять в нем участие.
Пуйяд с ответом нашелся не сразу. Он помнил условия статуса «Нормандии» в СССР, свежи были и впечатления от пребывания в Алжире, где почти все побаивались, как бы летчики полка не стали коммунистами. Выходит, с вечером интернациональной дружбы вопрос щекотливый, неизвестно, как дело обернется. Но и отказывать любезному майору не пристало: Дом Красной Армии — заведение солидное, в нем смогут хорошо отдыхать «нормандцы». Следовательно, есть прямой резон устанавливать и укреплять контакты.
— Что наши летчики должны делать на вечере?
— Только рассказывать о своих боях.
— Кому?
— Молодежи города.
— Будут и девушки?
— Обязательно. Больше, чем парней.
— В таком случае, ждите нас, — дал согласие Пуйяд. И тут же, вспомнив что-то важное, спохватился — А мастерицы по пошиву одежды будут?
— Можем пригласить.
— Обязательно пригласите, есть к ним дело.
На том разговор и закончился.
А в очередную субботу «нормандцы» отправились в Тулу. Этот старинный промышленный город особого впечатления на них не произвел. Только в центре — кирпичные в несколько этажей здания, все остальные — деревянные, почерневшие, покосившиеся, не радующие глаз.
Зато Дом Красной Армии вызвал у всех восторг. Кинозал, бильярдная, библиотека, ресторан — все напоминало добрые старые времена, а также дни сравнительно беззаботной жизни на базе Раяк.
С нескрываемым удовольствием французы сдавали гардеробщику головные уборы, верхнюю одежду, перед огромными, во всю стену, зеркалами приводили себя в порядок. Затем приступили к осмотру Дома, который закончился посещением ресторана.
Потом начался сам вечер. «Нормандцы» никогда не думали, что именно они окажутся в центре внимания битком набитого людьми зала. Их засыпали вопросами. Эйхенбаум и Шик едва справлялись со своими обязанностями. Русских интересовали малейшие подробности довоенной и военной жизни французских летчиков. У девушек особое оживление вызвало сообщение, что почти все они — холостяки. Представители разных предприятий приглашали гостей к себе на экскурсии, на встречи с молодежью.
Так ли все получилось, как задумывал майор Ефремов, неизвестно, но только вечер всем очень понравился. А когда объявили о танцах под духовой оркестр, — все пришли в движение. Поэтому Пуйяду с большим трудом удалось объявить, что он хочет поговорить с кем-либо из швейников, если таковые в зале имеются.
Тут же на сцену к нему поднялись три совсем юных создания. С помощью Шика и офицера связи Кунина Пьер выяснил, что это лучшие мастера пошива одежды, заслужившие право быть приглашенными на вечер интернациональной дружбы.