Илья Эренбург обратился ко всем сразу:

— Следите за «Правдой» и «Красной звездой». Скоро о вас узнает весь мир.

Желанные гости отбыли.

Зайдя в кабинет, Пуликен вскрыл пакет, вынул из него и развернул аккуратно сложенный лист меловой бумаги. Прочитал машинописный текст: «Майору Жозефу Пуликену. Ваш рапорт рассмотрен. Будет удовлетворен после полной подготовки эскадрильи к боевым действиям. Генерал Пети».

— Все правильно, — произнес вполголоса. — Дело должно быть доведено до конца.

Через три дня на аэродроме приземлились 10 новеньких, только что с завода Як-1. Тюлян, Литольф, де ля Пуап загорячились:

— Давайте сразу летать на них.

— Нет-нет! — отрезал Пуликен. — Сначала — на Як-семь. Вы, Тюлян, сделаете на нем контрольные полеты со всеми, лично дадите каждому допуск к боевой машине. За это время ваш механик Жан Калорб покрасит коки винтов в сине-бело-красный цвет.

Тюлян приступил к делу незамедлительно. Подъем для авиаспециалистов был объявлен раньше. Бедняги коченели на жгучем ветру, пока удавалось запустить двигатели. А потом, до прихода летчиков, они, сидя в кабинах, поддерживали работу двигателей на малых оборотах.

Майор Тюлян — худой, жилистый, с вечно блуждающей улыбкой, торопил время. Одного за другим сажал в кабину учебно-тренировочного «яка» пилотов, по очереди передавал им управление самолетом: выруливайте, взлетайте… Если в первом полете по кругу летчик действовал нормально, разрешал ему пересесть на Як-1 — отрабатывать управление на выруливании, взлете…

Запущенный Тюляном учебный конвейер работал четко, слаженно и уже к первой половине февраля стало возможным представлять эскадрилью на проверку.

Пуликен рапортовал генералу Пети: «После выполнения каждым летчиком сорока учебно-тренировочных и пятнадцати самостоятельных полетов переучивание на Як-1 считаю законченным».

22 февраля, согласно приказу, эскадрилья расставалась со своим первым командиром майором Жозефом Пуликеном. Командование принимал майор Жан Луи Тюлян.

Жозеф не сомневался в своем преемнике. Он знал, что передает эскадрилью в надежные руки. Но предостерегал Жана от излишней горячности:

— Не надо спешить. Не устраивай гонок. Авиация не терпит суеты.

Тюляну не лишне было внять этому совету, ведь он отныне становился ответственным за все.

Когда Пуликен в последний раз проходил перед строем эскадрильи и крепко пожимал каждому соотечественнику руку, на его глазах выступали слезы. Лично для него «большое русское приключение» заканчивалось, он переходил на службу в военную миссию — непосредственно под начало генерала Пети.

«Большое русское приключение» продолжат его сподвижники-патриоты, которых Илья Эренбург уже назвал в газете «Правда» гордыми посланниками французского мужества.

Жозеф Риссо и другие летчики, в свое время летавшие на черном ночном истребителе «харрикейн», пересели на Як-1 — машину белого цвета: цвета русской зимы. Им предоставилась возможность сравнивать, оценивать.

Риссо перечислял достоинства «яка», а Ноель Кастелен загибал пальцы рук: шины низкого давления — любая площадка годится для взлета и посадки; немногочисленные, совсем не сложные в пользовании пилотажно-навигационные приборы; круговой обзор из кабины; элементарная система управления двигателем — «газ», шаг винта и еще несколько крайне необходимых рычагов; отсутствуют капризные сервомеханизмы; стрельба из пушки ведется через ось редуктора мотора… Помимо перечисленного, у этого, тогда самого легкого в мире истребителя имелось немало технических новшеств, которые облегчали пилотам управление самолетом.

— А хочешь, Ноель, я попробую на «месте» развернуться?

— Это ты, Жозеф, загнул!

— Ну пусть не совсем на «месте», а за тридцать секунд сделаю полный вираж.

— Не удастся.

— Давай на пари?

— Что ж, по рукам! Проигравший раздобудет в городе пиво.

— Идет.

Пошли к Тюляну. Тот, помня выговор Пуликена относительно скоропалительных решений, обстоятельно поразмыслив, пришел к выводу, что дело стоящее; пусть ребята проверят и себя, и машину.

Судьями выступала вся эскадрилья. Жозеф Риссо совершил полный глубокий вираж не за 30, а за 14 секунд. Ноель Кастелен проиграл.

— Выходит, в бою за одну минуту можно сделать четыре разворота на триста шестьдесят градусов, — резюмировал Тюлян. — На таких вертких машинах летать мне еще не приходилось.

— Юркий и вооружение солидное. Истребитель что надо, — подключился Литольф.

— Кстати, вы напомнили о вооружении. Надо же пристрелять пушки и пулеметы. Кто у нас мастер этого дела? — спросил после паузы майор.

— Механик самолета Дервиля — капрал Раймон Троллье.

Его тут же вызвали и поставили задачу: отрегулировать и пристрелять вооружение своей машины, а затем научить этому всех остальных механиков.

Троллье с энтузиазмом взялся за дело. Он хорошо усвоил существенные особенности «яка»: при одновременном ведении огня из пушки и пулемета трассы снарядов и пуль должны пересекаться только на расстоянии 400 метров от места стрельбы. Трассы пулемета, установленного слева под капотом, пересекающие плоскость винта, могут разнести вдребезги его лопасти, если в нужный момент лопасти не будут автоматически проворачиваться на 20° относительно своей оси. Такое «взаимодействие» винта и пулемета обеспечивается специальным синхронизатором, а также системой рычагов и тяг, которые под воздействием резкого перепада температур и больших механических нагрузок деформируются, а поэтому время от времени нуждаются в регулировках.

В данной ситуации, когда самолеты только прибыли с завода, ничего подобного делать не требовалось. Но Троллье, впервые столкнувшийся с такой системой, решил все проверить лично. Взяв в помощники механиков Видаля и Вейля, он снял капот, полностью, как ему показалось, разрядил пулемет.

— Проворачивайте потихоньку винт, — скомандовал, положив палец на кнопку открытия огня.

Видаль и Вейль — крепкие парни — без особых усилий сдвинули с места винт застывшего мотора. Как только одна из лопастей встала против створа пулемета, Троллье нажал кнопку — раздался сухой щелчок, и в тот же миг винт повернулся на положенный угол.

— Смотрите, и в самом деле замечательный фокус! — воскликнул он в кабине.

— Здорово сработано! — подтвердили помощники.

Под характерные щелчки спуска затвора Видаль и Вейль потихоньку продолжали вращать винт. И вдруг оба словно испарились.

— Эй, что случилось?! — крикнул Троллье.

Молчание. Не на шутку встревожившись, капрал выскочил из кабины и увидел помощников, лежащих на снегу с перекошенными от страха лицами, а над их головами-зияющую в лопасти дыру от пули.

Первым примчался лейтенант Дервиль. Схватился руками за голову:

— О, боже мой! Что же я делать буду?!

Подбежал майор Тюлян. Поджарый, весь как на пружинах, желваки мечутся на скулах.

— Что вы натворили, капрал Троллье?!

— Он меня без ножа зарезал, — показал Дервиль на пробитую лопасть.

— Как это случилось?! — негодуя, спросил майор.

— Сам понять не могу, — понурив голову, отвечал Троллье. — Я ведь отлично помню, что кассеты разрядил полностью.

— Помню, помню! Вы что же думаете, на складе у нас винты навалом свалены?! — распекал командир эскадрильи.

Это «навалом свалены» повторялось и повторялось в ушах механика. Он четко представил себе перспективу лейтенанта Дервиля: ждать новой лопасти можно три года, а, судя по всему, скоро предстоит отправка на фронт.

О происшествии доложили в штаб дивизии. Ее командир, полковник С. П. Андреев, рассудил так: механик конечно же виноват — до конца не произвел разрядку. Но ведь и система не сработала, значит, есть в ней дефект. Он тут же распорядился послать специалистов на проверку вооружения всех самолетов эскадрильи.

Как говорится, не было счастья, так несчастье помогло. В итоге на «яке» Дервиля заменили пулемет, лопасть, и все наладилось. Ввиду удачного для капрала поворота событий его репутация хорошего специалиста не поколебалась. Именно поэтому Тюлян снова поручил ему производить пристрелку.