Но вот Сергей Давидович, приобретя необходимый запас французских слов, особенно авиационно-технических терминов, объявил, что с такого-то дня начинает систематические занятия по изучению самолета и правил его эксплуатации.
Это было ново, неожиданно. И не только для пилотов, которые скрепя сердце шли даже на тренировочные полеты, но и для механиков, успевших утвердиться во мнении, что вся наука во фронтовых условиях — это вовремя подготовить машины к боевым вылетам.
Первая лекция, как и следовало ожидать, не состоялась. Летчики и не думали приходить, а из технического состава несколько человек потоптались у скамеек, наспех сколоченных под развесистыми кленами, и под разными благовидными предлогами разошлись. Агавельян понимал: пришли бы французы, все русские тоже были бы. С другой стороны, думал он, может, не следовало приглашать всех вместе. Но хотелось рассказать всем сразу о намеченной программе, о ее цели, прочитать, как говорится, вводный курс. Правда, и ему самому пришлось бы туго: каково попеременно объясняться на двух языках? Однако ни одно из этих соображений не уменьшило недовольства Агавельяна. Как же так! Ведь не выполнено распоряжение старшего инженера, заместителя командира полка, как сказал Пуйяд. Явиться должны были все. Не их дело, легко ли, тяжело ли преподавателю вести занятие. Да, прийти они были обязаны. Агавельян решительно направился к командиру:
— Господин майор, этого прощать нельзя.
— Во-первых, «товарищ майор», а во-вторых, можно не простить кому-то одному, а наказывать весь полк…
— Товарищ майор, я настаиваю, чтобы вы издали письменный приказ о посещении моих занятий.
Пьер Пуйяд ответил не сразу. Перед этим к нему приходили делегации летчиков с просьбой повлиять на Агавельяна, умерить его пыл. Среди них были даже ветераны «Нормандии» — Риссо, де ля Пуап, Альбер, Дюран, Лефевр. Их-то мнение со счетов не сбросишь.
Об этих людях уже бытуют легенды. Так, рассказывают, что Риссо, с кем-то поспорив, вырубил винтом самолета, идя на бреющем, дорожку в высокой траве у края аэродрома. Потом это же проделал Робер Марки, но пример абсолютного, хотя в принципе безрассудного бесстрашия показал именно Риссо — мастер воздушной акробатики и эквилибристики, непревзойденный весельчак.
Де ля Пуап. Самый молодой пилот. А все помнят, как его подбили; вернулся «домой» — одна стойка шасси не выходила. Ему приказали покинуть самолет. Он не выполнил команду, приземлился, сохранив машину, которая была в то время на вес золота.
Альбер. Когда весной развезло полевой аэродром, он первый стал взлетать и садиться, используя покрытую щебенкой дорогу. И ни разу ни малейшим образом не повредил, не вывел истребитель из строя.
Лефевр. «Лафьевр» — «лихорадка, горячка» — зовут его. Подвижный как ртуть. Всегда возбужден. В воздухе его «як» всегда звенит от перегрузок, но оборотов пилот никогда не снижает. Его главное требование к механику — чтобы не было ни единого масляного пятнышка на капоте. «Летчик должен летать в белых перчатках», — излюбленное выражение Лефевра. Он одерживает победу за победой, поражает всех виртуозностью в бою. Это он, а не кто другой сумел стартовать прямо с самолетной стоянки, когда на аэродром налетели гитлеровцы, и те вынуждены были убираться восвояси. Как лучшему летчику, ему доверили от имени «Нормандии» представлять французское Сопротивление на Международном конгрессе молодых антифашистов. Вернувшись к друзьям, он несколько дней рассказывал обо всем увиденном и услышанном, волнуясь, говорил о встречах с удивительными людьми, которые съехались с разных концов света…
И вот эти авторитетные, уважаемые в полку летчики пришли с просьбой избавить их от задуманной Агавельяном учебы.
Пуйяд не возразил им, поскольку сам был воспитан на тех же традициях: учатся один раз — в школе пилотажа, а потом летают. Пьер, конечно, знал, что в начале существования в «Нормандии» проводились занятия, острая нужда заставила прибегнуть к ним: новая техника, непривычные условия для полетов, совершенно иной район жизни и летной работы. Поэтому комполка не мог сразу решить, как лучше поступить в данном случае. Попросту говоря, он должен был убедиться в необходимости и полезности задуманного Агавельяном.
— Сергей Давидович, может, все это в самом деле лишнее? — спросил после затянувшегося молчания.
— Я этого не думаю.
— Летчики охотно пойдут к вам, если будете рассказывать что-то такое, чего они никогда и нигде не слышали.
— Так и я же об этом речь веду.
— Ну какую новость преподнесете им?
— К примеру, как при одном и том же запасе горючего увеличить продолжительность полета, как использовать особенности конструкции самолета, чтобы получить преимущество над противником, как в критической ситуации выжать из мотора максимальную мощность…
Пуйяд, слушая, думал, что и сам он не смог бы толково ответить на все эти вопросы. А знание их могло сослужить добрую службу в бою. «Толковый инженер Агавельян», — еще раз отметил про себя майор, а вслух сказал:
— Я поддержу вас. Приведу всех летчиков. Но давайте договоримся: с техническим персоналом занятия будете проводить отдельно; летному составу мало интереса слушать правила обслуживания самолетов. И еще: занятия — только в нелетные дни.
— Согласен, — обрадовался поддержке Сергей Давидович.
Когда летчики во главе с Пуйядом явились в зеленый класс, де ля Пуап спросил у Риссо:
— И чем старший инженер околдовал командира?
— Наберемся терпения, поймем.
После занятия Риссо, никому ничего не сказав, разыскал своего механика Николая Богданова.
— Раздобудьте шинельного сукна и займемся полировкой обшивки самолета.
— Эт-то ещ-ще з-зачем? — Ефрейтор заикался.
— Проверим одну теорию Агавельяна.
— Как-кую?
— Испробую все, тогда узнаешь.
Работали долго, упорно, до изнеможения. Помогали другие авиаспециалисты. Натерли «як» до глянцевого блеска. Тогда Риссо подозвал к себе Пуапа:
— Сегодня во время тренировки в воздухе померяемся силами?
— Хорошо.
Выполнив положенные упражнения, оба сошлись над населенным пунктом, выровнялись крыло к крылу и — по «газам», рванулись к другому селу. Расстояние сравнительно небольшое, однако достаточное, чтобы разогнать машины до максимальной скорости.
Риссо взял дистанцию быстрее; его истребитель развил скорость почти на 15 километров больше.
— Господин майор, — обратился Жозеф к Пуйяду после приземления, — мы были не правы, возражая против занятий Агавельяна.
— Я был склонен так считать с самого начала, — ответил тот. — Что же теперь? Полировать все истребители?
— Есть прямой смысл.
— Не пострадает ли маскировка?
— Наоборот, солнечные блики будут ослеплять врага.
— В воздухе — да, а на земле потребуется лучше укрывать машины. Ну да в том хлопот немного, а прибавка пятнадцати километров скорости тоже шанс на победу и жизнь.
Так уже первый урок Агавельяна обернулся для всех прямой выгодой. Впредь никого не пришлось агитировать за посещение занятии. Больше того, теперь французы боялись упустить хотя бы один полезный совет, который больше не услышишь ни от одного «технаря».
Наладив учебу летчиков и механиков, Сергей Давидович взялся за реорганизацию службы ремонта самолетов. Обычно подбитые и поврежденные «яки» отправляли на заводы. Уходило много времени, а полку нужно было на чем-то летать. Постепенно старший инженер создал полевую передвижную авиамастерскую и стал восстанавливать самолеты силами своих авиаспециалистов. Как тут пригодились им знания, полученные в «агавельяновой академии»!
На этом нововведения не прекратились. Началась борьба за сокращение времени подготовки воздушных машин к боевым вылетам. Мало-помалу довели его с двух-трех часов до двадцати-тридцати минут, что позволило облегчить участь механиков, которые, как раньше французы, ни днем ни ночью не покидали аэродром.
Наконец, завели неофициально так называемую «черную книгу», куда начали записывать сведения о преждевременной порче и сверхнормативном износе деталей в процессе эксплуатации самолета. Сначала к затее многие отнеслись скептически. Но, когда были проанализированы записи, установлены причины поломок и приняты соответствующие меры к предупреждению подобных явлений, значение этой книги оценили по достоинству.