Точно такая же картина, только с другим исходом, произошла у Литольфа с Кастеленом. Последний, как и Беген, не осилил соблазна самому сразить «месса», увлекся и все-таки вогнал его в землю. А Литольф-то остался без прикрытия. Не обладай он столь высокой выучкой, ему бы пришлось туго.

В конце концов все четверо вернулись целыми, невредимыми. Кастелен даже открыл личный боевой счет. Однако бой прошел сумбурно, скомканно, неорганизованно.

У французов предполетной подготовки, то есть инструктажа, не было, не проводили они и разбора полетов. Но сама жизнь, бесконечная цепь потерь подводили их к перенятию опыта организации полетов у русских. На этот раз помочь разобраться в недостатках пригласили лучших истребителей 18-го гвардейского полка — капитанов Сибирина и Федорова. Те со всех сторон проанализировали действия пар и подсказали, какие варианты боя могли быть наиболее эффективными. В конце разбора Литольф спросил:

— А как русские наказывают тех, кто бросает ведущих?

— У нас таких случаев почти не бывает. За это предусмотрено самое строгое наказание, — ответил Федоров.

Кастелену и Бегену пришлось коротать некоторое время в размышлениях под арестом. И случилось это как раз тогда, когда эскадрилья уже перебазировалась на аэродром, где стоял и женский бомбардировочный полк.

Пока устанавливались контакты и проводились совместные вечера отдыха, Беген и Кастелен отсиживались.

Так внедрялась в сознание «нормандцев» необходимость приобретения навыков группового воздушного боя.

О подвиге майора Тюляна, спасшего своего ведомого, о славных делах Литольфа, Дюрана, Лефевра рассказал в «Правде» Илья Эренбург. Он, как добрая фея, незримо летал с «нормандцами» и публицистическими выступлениями поднимал их патриотический дух, помогал эскадрилье в боевом становлении.

А французов удручало одно — с каждым днем редели ряды бойцов. Осталось в строю 10 пилотов: Тюлян, Литольф, Риссо, де ля Пуап, Прециози, Кастелен, Беген и «мушкетеры» — Альбер, Дюран, Лефевр.

Помнится, в последний приезд майор Мирле намекал на ожидаемое пополнение. Но ничего конкретного им сказано не было. Так что перспектива оставалась мало утешительной.

Однако вскоре над аэродромом Хатенки появился Ли-2. Не зная, по какому поводу он прилетел, никто не обратил на него особого внимания. А он приземляется, рулит к перекрашенным зеленым «якам» с трехцветными коками. Останавливается, выключает моторы, открывается дверца — и на землю в новенькой, с иголочки, парадной форме один за другим соскакивают французские летчики.

Тюлян глазам своим не поверил.

— Это кто? — подвернулся Дюран.

— Да подожди ты, — отмахнулся комэск, — дай самому разобраться.

В то же мгновение Дюран увидел, как удивленно расширились зрачки Тюляна.

— Неужели это ты, Пьер?! — воскликнул он, бросившись навстречу коренастому майору, на простом открытом лице которого под высоким лбом выделялись широкие вразлет брови, крупный выразительный нос.

— Жан, дорогой, конечно же это я, Пуйяд! — радостно закричал тот, заключая друга в крепкие объятия. Все молча наблюдали трогательную сцену.

— Откуда? Как? С какой миссией? — взволнованно спрашивал Тюлян.

— Привез тебе, дорогой, пополнение. — Пьер указал на молодых щеголей. — Прямо из Африки. Знакомься, — стал представлять прибывших с ним офицеров, — лейтенанты Андриен Бернавон, Морис Бон, Александр Лоран, Андре Бальку, Лео Барбье, Анри Буб, Поль де Форж, Жеральд Леон, Жак Матис, Жан де Тедеско, Фирмен Вермей, Андре Ларжо, младший лейтенант — секретарь-переводчик Анатоль Коро.

— Пьер, — на глазах Тюляна выступили слезы, — ты даже не представляешь, как вовремя прибыл к нам с пополнением. Скоро убедишься: все, что было до России, — цветочки, а ягодки увидишь здесь.

— Неужели так трудно?

— Не то слово. Трудности не страшны, к ним привыкаешь.

— Что же тогда?

— Мы никогда раньше не теряли столько людей. А ты подбросил целую эскадрилью. Да каких ребят! Эх, и заживем теперь! Дай-ка расцелую тебя: у русских это высшая степень выражения благодарности.

Обоюдной радости не было предела. Тюлян уже прикидывал в уме, что «нормандцев» можно разбить на две группы, «перемешав» «стариков» с новичками. Вторым отрядом станет командовать Литольф.

Сначала же по поводу такого события следовало устроить хороший обед. Прибытие пополнения — случай столь значительный, что не мешало бы разориться на марсельский суп из устриц и омаров, да о них сейчас можно было только мечтать. Правда, Шик и Стакович невесть где раздобыли барана, а механик Ив Жакье доложил, что на ближайшей скотоводческой ферме достал фасоли. «Представьте себе, русские кормят нашим лакомством животных!» — с ужасом говорил он.

— Дю мутон авэк арико — баранина с фасолью — лучшего угощения сейчас не придумаешь. Готовьте! — проговорил Тюлян.

Пока новичкам рассказывали о не столь длинной, однако полной героизма истории эскадрильи, пока летчики знакомились друг с другом, механик Андре Ларриве потрошил барана, вовсю раскалял кухонную плиту.

Все бы ничего, да что-то чересчур долго фасоль не уваривается. Дрова неважные. К тому же горе-поварам невдомек, что фасоль совсем не та, которую едят во Франции. Чтобы ускорить дело, Жакье прикатил баллон со сжатым кислородом, с помощью которого продували и заводили моторы. Поддали в топку кислорода, сами отошли в сторонку перекурить.

Летчики, весело переговариваясь, уже направлялись в столовую, когда вблизи раздался глухой взрыв.

— Подождите, ребята, посмотрю, что там произошло, — молвил Тюлян.

За столовой он увидел удручающую картину: плита и навес разворочены, вокруг на земле валяются куски мяса вперемешку с фасолью.

Взгляд остановился на разорванном баллоне, и комэск все понял.

— Ну, спасибо, накормили, — только и сказал отряхивающимся Жакье и Ларриве.

И все же праздничный обед состоялся: не вся баранина была заложена в котел. Оставшуюся Ив и Андре быстренько поджарили и подали с салатом из… одуванчиков, который привел вновь прибывших в умиление. Оказалось, что Жакье, Ларриве и другие механики давно употребляют в пищу одуванчики, культивируемые во Франции как огородное растение. Сначала одуванчики кипятят, чтобы удалить горечь, затем листья освобождают от черенков, моют, нарезают, солят — через шесть-семь часов только пальчики облизывай. Таким образом боролись с весенним авитаминозом. Правда, летчикам о том не говорили: не было времени собирать и для них необходимое количество растений. А на этот раз решили хоть одуванчиками загладить оплошность. Врач Лебединский приказал отныне заготавливать и подавать всем на стол салат «а ля Жакье — Ларриве».

За обедом Тюлян с интересом слушал и рассматривал новичков. «Все они полны романтических устремлений, жаждут необычайных приключений. Такими были и мы», — не без удовольствия отметил про себя комэск.

В разговорах выяснилось, что многие имеют немалый боевой опыт. Вот Поль де Форж. Еще в 1939 году сражался под руководством Марселя Валена. Был сбит, взят гитлеровцами в плен. Позже — репатриирован в связи с серьезным ранением, исключавшим, по мнению немецких медиков, его возвращение в строй. Однако он уже в 1942 году, покинув родные места, предстал перед командующим ВВС «Сражающейся Франции» генералом Марселем Валеном.

— Хочу снова стать истребителем.

— В Россию поедете?

— Сочту для себя за честь.

Под стать де Форжу были и другие парни.

— Ну, а как ты, Пьер, попал к нам? — спросил Тюлян сидевшего рядом друга, с которым крепкие узы связывали его еще с 1930 года.

— Это целая одиссея. Ты знаешь, Жан, что после оккупации бошами Франции предатели-петеновцы направили меня в Индокитай командиром эскадрильи ночных бомбардировщиков. Служил в Камбодже. В октябре сорокового на «потезе» бежал в Китай. Оттуда — через Индию, Судан, Чад, Нигерию — добрался в США, затем — в Лондон. Встретился с генералом де Голлем. Он сказал: «Нормандия» сражается. Нужно усилить ее. Подберите летчиков и отправляйтесь в Россию». Вот как я очутился здесь.