Укрепив щиты и убедившись в том, что происходящее в каюте не привлечет ничьего внимания, он собрал свои порошки в аккуратную горку, взял в горсть и посыпал чуточку на Кейт, чуточку на себя.

Выражение ее лица не переменилось, однако девушка спросила невозмутимым и вежливым тоном:

— Религиозный обряд?

Хасмаль покачал головой и на этот раз улыбнулся.

— Нет. В любом уголке Иберы нас обоих осудили бы за это на смерть; вероятно, и здесь тоже — при всем либерализме капитана Драклеса к прочим вещам. Так завершается магическое заклинание.

Тут по лицу ее действительно пробежала тень выражения, не имевшего, впрочем, ничего общего со страхом. И в самом деле, в тот краткий миг — прежде чем в глазах ее вновь появилось спокойствие и безразличие — ему показалось, будто он заметил в них искру смирения.

Смирения? Что за странная реакция, подумал Хасмаль.

— Похоже, я рождена еретичкой и останусь ею, — произнесла Кейт с печальной улыбкой, причины которой он не понимал. — Как бы ни были чисты мои побуждения, как бы ни велика была потребность или моя любовь к Семье, каждый шаг уводит меня все дальше и дальше от Истинного Пути.

— Не понимаю.

Бровь девушки изогнулась дугой, уголок рта приподняла крошечная улыбка.

— Разве ты не понимаешь, что если та стена мира, которой ты окружил нас, сооружена с помощью ворожбы, а я хочу научиться умению делать ее… уже одно намерение превращает меня в еретичку? А теперь скажи, как долго ты прожил в Ибере? И каким образом тебе удалось избежать четвертования на рыночной площади?

Хасмаль качнул головой. Он не понял вопроса.

— Я знаю, что мое занятие… считается ересью. В Ибере, во многих частях мира, в глазах множества людей. Меня интересует: почему ты считаешь эту ересь очередной для себя?

— Ах, ты о моей ереси. — Она окинула взглядом каюту. — Хасмаль, стены слушают, замочные скважины смотрят, и если мои тайны раскроются, я могу считать себя дважды проклятой. Даже здесь.

— Мои чары защищают нас. Тебя никто не увидит, никто не услышит. Мы с тобой находимся в полном уединении.

Она вновь вскинула бровь и, улыбнувшись, пожала плечами.

— Хасмаль, а достанет ли тебе отваги?

— Нет, — ответил он без раздумий. — Я — самый низкий среди всех презренных трусов.

Улыбка на лице ее стала шире, в ней появилась нотка веселья. Кейт положила на его пальцы узкую ладонь и наклонилась вперед.

— Ты честен, — сказала она, — а я уж и не упомню, когда в последний раз видела честного мужчину. Откровенно говоря, все мы трусы. И отрицать это — значит попросту лгать с какой-либо целью.

Она стиснула его руку.

— Я продемонстрирую тебе свою ересь, и мы будем квиты. Ты предоставил мне возможность потребовать твоего повешения на рее этого корабля, хоть я вовсе не собираюсь предавать тебя. Отвечу взаимностью, чтобы ты мог спокойно спать ночью. — И добавила с дружелюбным пожатием: — Я тебя не трону, верь мне.

Пока Хасмаль размышлял, что на свете может означать это загадочное обещание, из тела Кейт, немедленно начавшего преображаться, хлынул поток темных бешеных чар. Улыбка ее превратилась в свирепый оскал: челюсти и нос вытянулись вперед, образовав узкую мускулистую морду живой машины-убийцы. Глаза, не меняя густого карего цвета, сместились назад, раздвинулись; лоб опустился и удлинился. Уши по-волчьи встали торчком, хотя лишь они одни во всей преображенной Кейт напомнили Хасмалю о волке. Изменилось и тело: из двуногой она сделалась четвероногой; брюки и куртка, так шедшие ей в человеческом обличье, странным образом обвисли на талии, запястьях и лодыжках, раздувшись до предела на груди и бедрах.

— Видишь, у каждого из нас есть собственные секреты, — резюмировала Новая Кейт с интонациями воспитанной женщины, принадлежащей к Семьям Калимекки. Впрочем, голос ее стал рыком жуткого создания, место которому было лишь в бесконечной чаще, способной только присниться в кошмарном сне.

На лбу и верхней губе Хасмаля высыпал пот, и когда он ответил: «Вижу» — на последнем «у» голос его сорвался на визг, словно в четырнадцать лет.

На возвращение к человеческому облику ушло больше времени, хотя процесс переплавки, так показалось ему, начался в тот самый миг, как она заговорила.

Наконец перед ним вновь оказалась женщина, и он спросил:

— Кто ты?

Закрыв глаза, она вздохнула.

— Я родилась проклятой. Нас… подобных мне, называют Карнеями… Впрочем, за всю свою жизнь мне довелось встретить лишь одного Карнея, и сейчас он преследует меня.

Она поежилась.

— Я — чудовище. Воплощение ереси. Злобная тварь, большую часть своей жизни прячущаяся за обликом женщины. Если б мои родители не скрыли меня, не представили бы вместо своей дочери в Гаервандий, День Младенца, другого ребенка, я была бы принесена в жертву Иберанским богам. А потом я каждый день представляла собой опасность для них. Если бы кто-нибудь знал, кем я являюсь на самом деле, всех нас — и меня, и моих близких вместе с большинством слуг, если не со всеми, — казнили бы на одной из площадей Калимекки. Мое существование угрожало жизням всех любимых мною, и у меня не хватило отваги покончить с собой, ради того чтобы они жили в безопасности.

Она горько улыбнулась.

— Все мы трусы — так или иначе.

И переменила тему.

— Теперь, когда мы с тобой открыли друг другу свои ужасные тайны, скажи, почему тебе вдруг понадобилось говорить со мной — ведь ты избегал меня с того дня, когда я появилась на борту?

— Я должен научить тебя. Мне предложено… посвятить тебя в Соколы. Сделать тебя Хранителем.

— Посвятить меня? Кем предложено? — Кейт казалась заинтересованной новостями. — Кто тебе все это сказал?

— Я обращался к духам. — Хасмаль почувствовал, что краснеет, ибо бровь ее дернулась вверх, не сумев полностью скрыть недоверие. — Я должен ознакомить тебя с Тайными Текстами, научить тебя обязанностям Хранителя и…

Она подняла руку.

— Тайными Текстами Винсалиса?

Челюсть его отвисла, и на какой-то миг Хасмаль потерял дар речи.

— Так ты читала Тайные Тексты? — вопросил он в конце концов.

— Когда мы возвращались в Дом после неудавшегося обручения, мой дядя обещал дать мне эту книгу. Однако не сумел этого сделать, так как погиб после приземления вместе с пилотом и кузиной. А я бежала. Еще он намеревался научить меня окружать себя такой же стенкой — как это делаешь ты…

Кейт поспешно изложила события того дня, закончив описанием бегства из дома другого своего дяди. Теперь многое стало понятным.

— Они до сих пор преследуют тебя, — негромко заметил Хасмаль.

— Преследуют меня? Я это знаю.

Быть может, эта фраза не должна была застать его врасплох, однако же случилось иначе.

— Ты знала, что твой дядя и Волки его Дома преследуют тебя? Я удивлен. На тебе была отметина, оставленная чарами Волков, но очень хитрая. Я заблокировал ее собственным заклинанием.

Тут уж пришел черед удивляться Кейт. Она качнула головой.

— Нет, это Сабиры гонятся за мной, а не моя Семья.

— Сабиры? Но их знака я не заметил.

Они обменялись полными смятения взглядами. После чего Кейт спросила:

— А ты уверен, что моя Семья преследует меня?

— Готов поклясться собственной жизнью.

— Еще я знаю, что человек по имени Ри Сабир вместе со своими людьми преследует нас на корабле. Я уверена в этом, как в том, что умею дышать… или как в том, что оба мы сидим на этом полу.

— Итак, за тобой гонятся и Сабиры, и Галвеи. Почему? Зачем ты нужна им?

Кейт уставилась на свои руки.

— Ты должен узнать кое-что еще. После гибели моей Семьи мне явился дух одной из прабабок. Она сказала мне, что я могу вернуть родных к жизни, если добуду Зеркало Душ. Поэтому я и отправилась за ним.

Хасмаль уткнулся лицом в ладони. Зеркало Душ… Изделие Древних, которое в Тайных Текстах связывалось с возвращением Возрожденного. Кейт Галвей, роковая судьба его, оказалась на корабле, который должен был увезти Хасмаля как можно дальше от нее… кроме того, она чудовище… Теперь они вместе ищут Зеркало Душ, и знакомый ему мир может закончить свое существование в любой момент.