Примерно через три месяца после их встречи в кафе «Лилия» он объявил:

— Я уезжаю.

Она не спросила «куда?», она спросила «когда?». Она поняла, что он действительно уезжает, и уговорить его не удастся.

— Недели через три. Позвонил своему бывшему однокурснику в Москву, — глухо проговорил он. — Так, по старой памяти. Оказалось, он работает сейчас в «Гидромонтаже». От них там периодически ездят в загранку. Правда, страны не ахти какие — Азия, Ближний Восток, зато «бабки» очень даже неплохие. Мне здесь такие и не снились. Впрочем, — грустно усмехнулся он, — «бабки» мне не снятся уже много лет. Так вот: им нужен сейчас на новый проект плотины в Пакистане геолог и специалист по строительным материалам. Виза, авиабилет, проживание — все за счет фирмы.

— А ты не можешь?.. Ну, здесь, у нас?

— Не могу! — оборвал он. — И ты прекрасно знаешь, что никогда не смогу! Не с моей специальностью! Сколько лет уже болтаюсь, как дерьмо в проруби! Мартин Иден[7] хренов!

Ее глаза наполнились слезами. Он привлек ее к себе, погладил по волосам и уже мягче продолжал:

— Аллочка, это ненадолго. Всего полгода. Зато я смогу отдать Наталье все, что она тратила на меня в последние годы. И на учебу сына. Знаешь, на учительскую зарплату тоже особо не разживешься.

— Но там же — опасно?

Ник пожал плечами.

— В таких случаях обычно говорят, что и здесь кирпич может на голову свалиться. Глупо, конечно, но это правда. Там хоть за риск платят большие деньги.

И вдруг она задала тот самый вопрос, который хотела, но не решалась задать эти два последних месяца. Нет, не так: она не боялась задатьвопрос, она боялась услышать отрицательный ответ. «Совсем как в старой песне Ободзинского, — подумалось ей, — «А я боюсь услышать «нет».

— Ник, а ты хотел бы переехать ко мне? Жить со мной? Всегда-всегда?

Это по-детски наивное «всегда-всегда»вырвалось у нее нечаянно. Как у юной потерявшей голову влюбленной девчонки.

— Хотел бы, но не могу.

Странно: он не сказал «нет», но ей не стало от этого легче. Она высвободилась из его объятий, подошла к окну. Светлая зимняя картинка за стеклом как-то потускнела.

— Почему?

Его ответ поразил Аллу.

— Потому что мне жалко ее. Наталью.

— Но ведь ты сам говорил, что у вас...

— Говорил. И готов повторить: да, у нас больше ничего нет. И все же... мне жаль ее. Понимай, как хочешь.

«Всегда-всегда»не будет. Никогда. Зачем только она спросила? Тогда бы еще оставалась какая-то надежда. А теперь — все. Он будет любить ее, Аллу. Но всегда возвращаться к той.

— Ты хочешь вернуть ей деньги. Возвращают только чужим людям, Ник. Вы с ней чужие.

— Я же сказал: понимай, как хочешь. Но я не оставлю ее.

Она молчала. Долго. Он так и будет ее приходящим мужчиной, даже когда остается у нее ночевать. Она думала, что он уже принадлежит только ей, а она, оказывается, всегда будет делить его с другой женщиной. Но Алла знала, что бросить его у нее не хватит сил.

Ник тихо подошел сзади и взял ее за плечи. Наклонился, так что его щетина уколола ее щеку. Прошептал на ухо:

— Но я не оставлю и тебя.

В этот вечер они занимались любовью очень долго. И нежно...

Она опять с удивлением обнаружила, что неистовый дикарь мог быть нежным.

19

Около восьми вечера, когда уже стемнело, за окном раздался шум мотора. Потом послышались негромкие голоса и странный звук, похожий на звон пустых бутылок, как будто кто-то выгружал на землю ящики со стеклотарой.

— Или у меня начинаются галлюцинации, или выпить привезли, — съехидничал Волоха.

— Полные бутылки так не гремят, — заметил Зимин.

Минут через пять в комнату заглянул Мусса.

— Эта... скора поедэм. А щас — в туалэт, па аднаму. Астановка нэ будэт.

Никакого туалета не было. Они по очереди справили малую нужду прямо под пальмой в углу небольшого, заросшего травой дворика.

Потом всем троим связали руки за спиной.

— Мэра предосторожност, — пояснил пак. —Пошли!

— Пожрать бы хоть дали, — проворчал Волоха.

Их вывели на улицу. У дома стоял красный фургон с надписью «Кока-кола»и эмблемой всемирно известной фирмы. Створки задней двери были открыты. Внутри, вдоль стен фургона, стояли один на другом серые пластмассовые ящики с пустыми бутылками. Между ними оставалось достаточно свободного места, и план похитителей немедленно стал ясен. Пленников должны были втиснуть в узкое пространство между ящиками, после чего, вероятно, заставить оставшееся свободное место другими ящиками, стоящими на земле возле машины, скрыв всех троих от посторонних взглядов.

— Предупрэждаю: кагда поедэм, не кричат, не дэлат глупост, — проговорил Мусса и повторил свою утреннюю угрозу: — Если шумет — мы затыкат ваш глотка грязный тряпка! Полезай туда!

Он поддержал Зимина под локоть — тот влез первым, потом помог Волохе и Здановичу. Все трое сели, подтянув колени и касаясь друг друга плечами. Неудобней всех было долговязому Николаю: ребра ящиков врезались ему в лопатки, а острые колени почти уперлись в грудь. Его товарищи, оба невысокого роста, сумели разместиться как-то более компактно.

Мусса заставил оставшимися ящиками свободное пространство, после чего створки фургона закрылись. Щелкнул замок.

Автомобиль тронулся.

— «Он сказал: «Поехали!» —процитировал Волоха.

Когда фургон встряхивало на неровностях дороги, пустые бутылки начинали негромко позванивать. В тесном замкнутом пространстве скоро стало душно, и Зданович почувствовал, что по его спине побежали струйки пота. От пыли щекотало в носу.

— Я не понимаю только одного, — вполголоса начал Зимин. — Они же сильно рискуют. На что надеются? Нас уже наверняка ищут, Чима же всю полицию на уши поставит...

— Как видишь, пока не поставил, — заметил Волоха.

— Сволочи, — безо всякого перехода продолжал Зимин. — Я же без курева и часу не протяну.

— А ты считай, что тебе достался вагон для некурящих, — сострил Волоха.

Дальше ехали молча.

Из них троих курил лишь Зимин, причем ему часто не хватало на день и полутора пачек; по его вздохам Зданович и Волоха могли догадываться, как тяжело он переносит эту поездку. Впрочем, он мог вздыхать не только по этой причине.

Прошло около часа. По времени фургон уже наверняка выехал из Лахора. Если их только не возили кругами, запутывая следы.

По ровному дыханию Волохи Зданович догадался, что тот заснул. Николай подумал, что поспать действительно было бы неплохо — силы им еще понадобятся. Но сон не шел. Вспомнилось равнодушное Натальино: «Ну, наконец», когда он, позвонив в Москву, узнал, что пакистанская виза в паспорте уже проставлена, и какое-то безысходное выражение в глазах Аллы. Наверное, она до последнего надеялась, что его командировка сорвется. А может — чувствовала, что они больше не встретятся?

Николай скрипнул зубами от злости. Нет, это не те мысли, это называется пораженческие настроения.Все будет хорошо, вмешается российское посольство, и они будут освобождены. Вмешается? Будут?

Вообще, эти пакидействительно здорово рисковали. Если бы полиция остановила машину с тремя связанными иностранцами... Ага, если бы... Он понял, что просто успокаивает себя. Нет, их похитители вовсе не самоубийцы, и если они решились на такое дерзкое, средь бела дня, похищение — значит, на что-то рассчитывают. Ну кто мог подумать, что в самой Москве, на Дубровке, террористы захватят целый концертный зал с тысячей человек? Что уж говорить о дикой стране, где, несмотря на все эти показушные антитеррористические операции, террорист едет на террористе и террористом же погоняет?!

Наконец он заснул.

Ехали почти всю ночь. Под утро машина остановилась.

— Выходы!

Мусса открыл заднюю дверь. Зданович вылез первым, за ним Волоха, потом Зимин. Все трое стояли, жадно вдыхая свежий утренний воздух.