Так как вся обстановка шара вращалась вместе с ним, то он не испытывал головокружения и даже перестал замечать вращение комнаты. Только необычайное положение тела, когда он двигался по стенкам шара, напоминало ему об этом.
В шаре была лишь десятая часть нормального количества кислорода, но Ганс не испытывал недостатка в воздухе. Кислород выделялся растениями оранжереи, занимавшей шестнадцать квадратных метров.
Растения поглощали выделяемую им и животными углекислоту.
Здесь закладывались основы «круговорота веществ», который должен был дать будущим небесным путникам все необходимое для жизни, если полет их затянется или на иных планетах окажется недостаток атмосферы и питания.
Осмотрел Фингер и металлический шар, который заключал в себе «кусочек межпланетного пространства». В этот шар вела двойная дверь с камерой, как в кессон, и входить в него можно было только в особых костюмах, вроде водолазных. Цандер немало поработал над этими костюмами. Пришлось создать особую лабораторию для испытания различных материалов, которые обеспечили бы, с одной стороны, почти абсолютную нетеплопроводность, а с другой — достаточную прочность.
— А нельзя замерзнуть в таких костюмах, находясь в мировом пространстве? — спросил Ганс.
— Окраска одежды и действие солнечных лучей могут дать от минус двухсот до плюс ста и более градусов по Цельсию, — ответил лаборант. — Поэтому страхи перед холодом межпланетных пространств преувеличены.
— А это что за цистерны? — спросил Ганс.
— Испытание поверхности ракеты на отражение и поглощение лучей, — ответил лаборант. — Войдем внутрь этого цилиндра. — Они вошли. — Сейчас здесь темно и довольно прохладно. Цилиндр повернут к солнцу своей блестящей, полированной поверхностью, которая отражает солнечные лучи. Повернем теперь цилиндр черной, матовой поверхностью. — Лаборант повернул рычаг, цилиндр начал вращаться по продольной оси так, что Гансу и его спутнику приходилось «идти на одном месте», пока цилиндр не остановился. Не прошло и двух минут, как Ганс почувствовал, что стало заметно теплее.
— Чувствуете, как Солнце нагревает? А ведь на поверхности Земли половина солнечных лучей отражается атмосферой. Теперь смотрите.
Лаборант пошарил в темноте и снова повернул рычаг. Вверху открылось окно, через которое ворвался солнечный свет. Температура начала быстро повышаться.
— Солнечный луч собран вогнутым зеркалом и направлен на заднюю стенку ракеты. Поворачивая ракету черной или блестящей поверхностью, мы можем менять температуру в ней от двадцати девяти до семидесяти семи градусов Цельсия. Применяя зеркала, можно плавить металлы. Но можно напустить и мирового холода. Имея в своих руках такую широкую температурную шкалу, Цандер спроектировал по идее Циолковского солнечный двигатель. Два сообщающихся цилиндра по очереди обращаются то на солнечную, то на теневую сторону. На Солнце жидкость в цилиндре превращается в пар, который давит на поршень, в тени — жидкость и пар охлаждаются.
— Вам осталось осмотреть лаборатории, где испытывались модели ракетных двигателей, помещенные в дубовой раме, шесть лабораторий по жилищно-бытовому обслуживанию пассажиров ракеты.
— Целых шесть!
— Да, — отвечал лаборант. — Вопрос здесь вовсе не в удобствах, а в необходимости. Мы ничем не должны пренебрегать и все обязаны предусмотреть. В обычных условиях мы многого не замечаем, о многом просто не думаем, и именно о таких «мелочах», без которых можно пропасть на «небе», или, наоборот, которые могут причинить огромный вред, если их не устранить.
Глава VIII
ДОСТОЙНЫЙ УЧЕНИК ЦИОЛКОВСКОГО
— Цандер приехал! Идем к нему! — сказал Винклер.
Ганс поднял голову над книгой. Он был взволнован.
С Цандером Ганс работал не один месяц. Но впервые инженер-изобретатель приглашал его к себе.
— Зачем?
— Видимо, хочет поближе познакомиться с тобой. Быть может, поручить какую-нибудь работу, — отвечал Винклер, и глаза его весело улыбались.
— Ну что ж, идем.
В Стормер-сити Цандер жил в отдельном домике с мезонином. На звонок Винклера послышался сначала отчаянный лай овчарки; дверь распахнулась, и старый слуга сурово буркнул:
— Дома нет! — но, узнав Винклера, улыбнулся, как старому знакомому, и сказал: — Ах, это вы! Входите. Подождите, только уведу собаку.
Фингер гадал, как живет Цандер. Гансу мерещился кабинет, заваленный чертежами, моделями и всеми прочими аксессуарами изобретателя. Но он ошибся. Небольшой кабинет Цандера, где он принял посетителей, был обставлен более чем просто. Письменный стол, два кресла перед ним, возле стола — небольшая вращающаяся полка с книгами, и только. Единственным украшением комнаты был большой портрет под стеклом в темной дубовой раме, висевший на стене позади хозяина. На портрете был изображен неизвестный Гансу бородатый старик в очках. Под портретом — книжная полочка из такого же дуба, где стояли в ряд несколько десятков книг в переплетах с золотым тиснением. Острые глаза Ганса прочитали на корешках переплетов «Ziolkowsky». На столе — письменный прибор, лампа, бювар — и ничего больше. Фингер был несколько разочарован. Винклер впоследствии объяснил ему, что Цандер обычно работает в мезонине, где у него помещаются библиотека и небольшая лаборатория. Но в это святилище он никого не пускает, и самому Винклеру только однажды удалось посмотреть комнату, да и то в отсутствие хозяина.
Хозяин встретил их приветливо, усадил в кресла и, побеседовав о том о сем, вдруг задал Гансу неожиданный вопрос:
— Не скажете ли вы мне, что такое биполярное уравнение гиперболы?
Фингер изучал математику и кое-как ответил. Цандер кивнул головой и задал новый вопрос, который поставил Ганса в тупик. За ним последовали другие — из области химии, астрономии, биологии. Это был настоящий экзамен. Ганс был смущен — этого он ожидал менее всего и потому, как ему казалось, не всегда отвечал верно и толково даже на хорошо знакомые вопросы. Неужели он провалится на этом экзамене? Но Цандер был, по-видимому, удовлетворен. Он кивнул головой в знак того, что испытание кончено, и сказал:
— Вы знаете больше, чем я предполагал. Но знать вам надо неизмеримо больше того, что вы знаете, если хотите стать таким же моим помощником, как Винклер.
Хочет ли он стать! Ганс готов был работать день и ночь, чтобы овладеть всеми необходимыми знаниями.
— Вы привыкли заниматься самостоятельно? — был задан новый вопрос. — Винклер будет помогать вам, но он не сможет уделить этому много времени. — И, обращаясь уже к Винклеру, Цандер продолжал: — Я думаю, нашему Гансу Фингеру небесполезно будет пожить месяц-другой в стеклянном шаре. Наблюдения не отнимут у него слишком много времени, и там он сможет повысить свои математические знания. Без математики в нашем деле нельзя ступить и шагу.
Цандер поговорил еще несколько минут с Винклером о делах и встал. Аудиенция была окончена.
— Ну что? Не ожидал такой бани? — спросил Винклер, когда они вышли из дома. — Придется тебе посидеть в одиночном заключении.
Месяц-другой в одиночном заключении! Эта перспектива совсем не улыбалась Гансу. Ему хотелось поскорее ознакомиться с городом, с его странными лабораториями, необычайными сооружениями. Он ведь не все видел.
— Всему придет время, — утешал его Винклер. — Сегодня ты проведешь еще день «на свободе», завтра, так и быть, с утра обойдешь, осмотришь то, чего еще не видал: лабораторию, где испытывают действие различных веществ, другую лабораторию, в которой испытываются способы охлаждения рабочей части ракеты — стенок сопел или дюз. На завтра этого довольно.
— Что же я буду делать в своем заключении?
— О, твое существование будет очень своеобразным! Ты на себе должен будешь испытать, и на тебе будет проверено, может ли человек существовать в условиях искусственно созданного круговорота веществ. Как только ты войдешь в шар и получишь нужные разъяснения, герметическая дверь захлопнется за тобой. Но там есть телефон, и мы будем с тобой поддерживать связь. Ты возьмешь с собою необходимые книги, учебники, тетради.