— Это при царизме так было, а теперь будет иначе, — важно ответил Панасик.

— Болото болотом и останется. Что царское, что советское. Тсс!.. Не дыши! Тузик стойку делает!

Разве с Утеклым сговоришься?..

Однажды в начале июля бродил Панасик у края леса возле болота. На пригорке сухо шумят сосны, дубки лопочут своими плотными листьями, осины трепещут, словно топор дровосека увидали. Сзади лес, а впереди болото. Меж острых, уду бритва, жестких болотных трав кое-где вода поблескивает. Местами островки черной, как уголь, земли виднеются — это торф. Там, где июльское солнце подсушило, черный цвет Переходит в бурый.

Прилег Панасик на травку, засмотрелся. Летит цапля через болото. Словно белый платок с черными угольками ветром подхвачен и треплется… Ястреб «стойку» делает. Увида-ли зоркие глаза хищника пичугу малую. Не уйти ей от острых когтей, не укрыться. Трепещет ястреб серыми крыльями, вот-вот камнем вниз кинется… Крикнет пичуга в последний раз…

— Эй, хлопчик! — слышит Панасик и оглядывается.

На дороге, возле леса, стоит экипаж, парой буланых запряженный. В экипаже сидят двое городских с портфелями. Один — толстый, в очках. Другой — худой, на целых две головы выше. А возле экипажа верховой, в серой кепке, черной рубашке, полосатых брюках, внизу сколотых, чтобы вверх не лезли, и желтых башмаках. Не то городской, не то конторщик из соседнего лесничества. Тихо подъехали, не слышно — почва песчаная, мягкая.

Поднялся Панасик, не спеша подошел к экипажу. На Панасике рубашка синяя, латаная, до белизны вылинявшая, короткие штанишки, ноги босы, голова не покрыта. Обыкновенный деревенский мальчик.

— Болото знаешь? По болоту проводить можешь? — спрашивает верховой и прутиком на городских указывает.

— А то нет? — обиженно отвечает Панасик. А у самого от радости сердце екнуло: начинается! Городские приехали, болотом интересуются!

И он важно повел горожан по болоту. Толстый, в очках, ступает с опаской, а худой, высокий, шагает, как цапля.

— Торфа тут до черта, — небрежно роняет Панасик.

— Что-о? — удивляется высокий. — Так ты знаешь, зачем мы приехали?

— Догадаться нетрудно, — отвечает Панасик. — Ружей с вами нет, а чем еще торфяное болото интересовать может.

— А ты откуда о торфе знаешь?

— Я в школе учусь. — Помолчав, Панасик продолжал: — Болот у нас в СССР десять процентов территории. Запасы торфа больше двухсот миллиардов тонн. Семьдесят восемь процентов мировых запасов. Если разработать, для всех фабрик и заводов на тыщу лет хватит, а то и больше, потому торф растет. И для снабжения районных электростанций хватит торфа. На местное топливо, значит, их перевести.

Недаром Панасик перечитал в школьной библиотечке все книжки о торфе и расспрашивал учителя до тех пор, пока тот не признался, что больше ничего и сам о торфе сказать не может.

Тонкий поворачивается к толстому, который отстал, улыбается.

— Каково? — И тише, чтобы Панасик не услыхал, говорит: — А ведь на вид совсем дитя природы!

Панасик забрасывает тонкого вопросами и узнает, что если торф окажется хорошего качества, а слой достаточной мощности, то здесь будет приступлено к торфоразработкам.

— И машины будут?

— И машины, — отвечает тонкий.

— А торф тут первый сорт, спелый, черный, плотный, — расхваливает Кулик свое болото. Панасик наклоняется, запускает руку во влажную почву, вынимает пригоршню торфа и сжимает в кулаке. Торф легко проскальзывает меж пальцев вместе с водою. Кулик разжимает почерневшие пальцы и показывает пустую ладонь.

— Ничего не осталось! Первейший сорт! Есть места, где торф не весь выходит сквозь пальцы, но остаток темный, вязкий, как тесто. Тоже хороший сорт. А светлых, жестких остатков тут и совсем нет. И ведь это сверху! Внизу же торф всегда лучше, зрелее.

— Вы только послушайте! Не проводник, а эксперт! Хоть сейчас докладную записку пиши! — обращается худой к толстому и затем к Панасику: — Торф действительно хорош. Но какова глубина пласта?

Этого Панасик не знает. Он смущен, немного расстроен и раздосадован на себя. Надо было и глубину поисследовать!

— Ну, это мы узнаем бурением, — отвечает за него худой.

Панасик готов было водить городских гостей по болоту целый день, но толстого мучила одышка.

— Довольно… Ясно! — сказал он. — Идем!

Городские уехали, оставив Панасика в самых взволнованных чувствах. Вот тебе и чертова плевательница! О болоте знают уже в городе, интересуются. Скоро на болоте закипит новая жизнь… Эх, если бы сейчас был Утеклый! Но он, как назло, пропал. Говорить ли школьным товарищам или подождать, пока судьба болота не будет решена окончательно? Говорить еще опасно — может быть, еще ничего не выйдет, засмеют, а молчать трудно… Такая новость! И Панасик узнал о ней первым…

В этот день Панасик, забыв о еде, сидел у болота до самого вечера, пока в небе не зажглись звезды, а болото, словно укрываясь от ночной прохлады, закуталось белым одеялом тумана. Назойливо запели комары, будто спрашивая Панасика: «Ну, что? Как? Кто это приезжал на болото?»

Панасик хлопнул по щеке, убил пару комаров и сказал:

— Будет вам всем скоро капут! — Подумав еще немного, с® продолжал вслух: — Так и сделаю! Всем не скажу, да теперь ребята и в разгоне. Школа закрыта, кто на огородах, кто над жеребятами шефствует. Назару скажу, Илье скажу, Осипу.

На другой день Панасик сообщил новость нескольким своим товарищам. Они выслушали Панасика с интересом, но к «конкретным предложениям» отнеслись сдержанно. Пана-сику не терпелось. Он предлагал, не ожидая городских, приступить к исследовательским работам.

— Теперь, ребята, все зависит от того, какой толщины слой торфа будет. Давайте займемся этим делом и узнаем!

— А зачем? — спросил Илья.

— Без нас узнают, — сказал Назар.

Осип оказался любопытнее других.

— Как же ты узнаешь? Будешь яму копать?

— Зачем яму? — ответил Панасик. — Исследование делают буравами и зондами.

— От дождя? — спросил Осип.

— Что от дождя?

— Дождевыми зонтами?

— Не зонтами, а зондами. Зонд! Такая особенная пайка.

Илья свистнул и сказал:

— Где же ты найдешь буравы да зонды?

— И искать не буду. Мы так сделаем. Возьмем простую палку, подлиннее, заострим на конце, сделаем на палке надрезы косые и загоним в землю.

Земля набьется в надрезы, палку вытащим и узнаем, на какой глубине какой торф.

Осип подумал и сказал:

— Ничего не узнаешь. Как палка в землю начнет входить, так земля и набьется во все надрезы с верхнего слоя. А что внизу, так и не узнаешь.

Панасик начал объяснять, что надрезы на палке надо сделать так, чтобы они вверх острием смотрели, как сучки, значит, вниз они пройдут свободно, а когда вверх палку потянешь, то они и подцепят землю.

Все равно земля набьется, как только начнешь палку вниз загонять! — настаивал Осип.

Поднялся спор.

— Да зачем все это? — вмешался Назар. — Ну, узнаем. А дальше что?

— Тогда мы будем знать, что скоро у нас будут торф разрабатывать, — ответил Панасик и, обидевшись, закончил: — Впрочем, как хотите. Я и сам один могу сделать. Только уж вам не скажу, что узнаю.

Это подействовало. Ребята решили принять участие в исследовании. Появились ножи, вырезали палки, и пошла работа. Возились до темноты. Втыкали палки, вынимали, исследовали торф, застрявший в зарубках. На вид образцы внизу и вверху палки мало чем отличались. Везде был торф, черный, маслянистый.

— Я говорил, что не узнаем, — торжествовал Осип.

Панасик, щуря в сумерках глаза, внимательно осматривал последнюю пробу.

— Нет, ты посмотри, — сказал он. — В верхней зарубке торф с корешками, а в нижней чистый и потемней.

— Это тебе в глазах стало потемней. Вишь, звезды на небе. Пора и по домам, ребята, — сказал Осип и зевнул.

Товарищи разошлись, а Панасик все еще оставался на болоте. Он был расстроен.