— А прежние где?
— Самому бы знать где, — вздохнул Кусман. — Так как, Андрейка? Неволить тебя не хочу, скажи мне вдругорядь — согласен ты?
— Согласен! — твердо заявил стрелок. — Разреши, царь-батюшка, в дружину Вертодуба взять? Молодец хоть куда!
— Молодец-то молодцом, — нахмурился Кусман, — вот только больно уж пить горазд и до баб охоч. А впрочем, дело твое. Бери.
— Спасибо, — поклонился Андрей, — пойду я тогда. Сам знаешь, батюшка-царь, время не терпит.
— Иди, — махнул рукой Кусман, — удачи тебе! Жду сегодня же с дружиной.
Стрелок кивнул и уже пошел прочь, как вдруг царь его окликнул:
— Андрейка!
— Да?
— Забери кота, а? — попросил царь без особой надежды, — Ну пожалуйста!
— Нет! — завопил Андрей и бросился из зала. В дверях он едва не столкнулся с Вертодубом и, ничего тому не объясняя, помчался дальше. Вертодубу ничего не оставалось, как отправиться за ним.
Только далеко за дворцовыми стенами стрелок остановился и, тяжело дыша, похлопал друга по плечу:
— Извини, брат, коли бы ноги не унесли — несдобровать нам. Это ж такой кот, что и в страшном сне не приснится, с живого шкуру сдерет и сырым скушает.
— Неужто так силен? — ахнул Вертодуб.
— Не то чтобы силен, — помялся Андрей, — но до того прожорлив, что спасу нет.
— А много ли в кота влезет? — с сомнением спросил Вертодуб. — У матушки моей была кошка, так она как по лакает с утра молока из миски, так на весь день и сыта.
— Это особенный кот…
Вертодуб ничего не понял, но кивнул, чтобы не показаться дураком, и спросил:
— А зачем тебя царь-то звал?
— А вот зачем, — начал рассказывать Андрей. — Когда я за котом ходил, прошел я мимо одного села…
Когда стрелок закончил рассказ, Вертодуб долго молчал, раздумывая. Не говоря ни слова, он достал из-за пазухи длинную трубку и начал неспешно ее набивать из кисета, висящего на поясе. Закурив, он поинтересовался:
— А много ли царь жалованья нам положит?
— Стыдись! — возмутился стрелок. — Какое жалованье, коли родина в опасности?
— А что, она в опасности? — огорченным голосом протянул Вертодуб. — Ну тогда ладно, сойдет и так. А про добычу царь ничего не говорил? Все себе оставлять можно али, как водится, десятину в казну?
— Какую добычу? — не понял Андрей, — Мы ж не царства воевать идем, а змея убивать двенадцатиголового!
— Змея не змея, — рассудительно сказал Вертодуб, — а что за враг без гроша за душой? Это не враг, а так, мелкий хулиган-обидчик, и только!
— Жадный ты, — грустно проговорил стрелок, — знать, не судьба мне с тобой плечом к плечу биться. Прощай, брат!
— Э, — Вертодуб замахал руками, — да разве же я сказал, что не пойду? Шалишь, брат, пойду обязательно, да так этому змею по шее наваляю, что мало не покажется! А что до добычи правой, где же это видано, чтобы безо всякой корысти врагам головы снимать?
— А Иван-царевич? — возразил Андрей. — А Петро, коровий сын?
— Вишь кого в пример привел! — хохотнул Вертодуб. — Им же по полцарства досталось за подвиги ратные и по девке такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
— Ну может быть, — сказал стрелок, решив больше с Вертодубом не спорить, — однако же нам сейчас впору не лясы точить, а ратников в помощь искать.
— Зачем? — не понял Вертодуб. — Али нас двоих мало?
— Мало не мало, царь сказал — дружину собирай.
— Да ну его, — дерзко заявил Вертодуб, — ежели такой умный — пусть сам идет со змеем сражаться. А я говорю — и нас двоих за глаза хватит.
— Ну будь по-твоему, — после небольшого раздумья согласился стрелок, — однако ж нам с тобой время терять не следует. Пойдем в конюшни царские себе жеребцов выбирать.
— В какую конюшню? — расхохотался Вертодуб. — Ты, видать, слишком долго в стрелках проходил. Откуда же у нашего царя-батюшки кони возьмутся? Были три кобылицы-молодицы, да сбежали от греха подальше, конюх давно из кабака не вылезает, а в конюшнях уже все мохом поросло, ровно бы в лесу.
— Все равно оружие надо взять, — с некоторым сомнением предложил Андрей, — мне кольчугу ратную, тебе тоже, да по мечу булатному бы не помешало.
— Откуда? — с веселым любопытством спросил Вертодуб. — У Кусмана у самого меч давно проржавел, а то, что в оружейной имелось еще при старом царе, или заложили, или распродали, или впустую разбазарили.
— Что — то не верится, — засомневался стрелок, — я, конечно, в царские дела не суюсь, с меня одна повинность была — дичинку к царскому столу доставлять, да только как же такое может быть?
— Так и может, брат, чего тут удивляться? Пойдем-ка лучше в кабачок да выпьем по стаканчику винца — авось и дело пойдет повеселее.
— Какие кабаки? — изумился Андрей. — В путь пора трогаться!
— Так не пойдет, — категорично заявил Вертодуб. — Что за дорога, коли на посошок не выпить? Это ты, брат, оставь! По стаканчику на душу хлопнем — и вся недолга. Потом и дорога короче покажется.
— Ну, — стрелок задумался, — ежели только по стаканчику — пойдем. Заодно и потолкуем, куда идти да что делать. Не шутка, поди!
Обрадованный Вертодуб похлопал стрелка по плечу, и друзья направились к небольшому кабачку на окраине города, на редкость невзрачному и сырому, но зато самому шумному. Здесь за дубовыми столами сидели купцы, торгующие подпольным товаром, скупщики краденого, наемники, готовые за несколько монет убить родного отца, ночные тати — одним словом, те неприглядные личности, встреча с которыми не сулит ничего хорошего. Порой в кабачок, носящий гордое название «Под луной», захаживали и переодетые представители закона, но таких почти сразу вычисляли и нещадно били.
Андрей робко перешагнул через порог — он не был любителем подобных заведений и каждый раз, когда друзья едва ли не насильно брали его с собой, отчаянно трусил и желал поскорее отсюда уйти. Вертодуб же, напротив, чувствовал себя здесь как дома и с ходу плюхнулся на дубовую скамью, предварительно согнав с нее щуплого парнишку, по виду отъявленного негодяя.
В кабаке все было как обычно. Несмотря на ранний час, было полно народу, накурено так, что не продохнуть, па полу тут и там валялись битые черепки и просыхали лужи от разлитого вина. Толстый кабатчик шустро бегал между столами, собственноручно разносил пиво, вино и нехитрые кушанья. В углу кто-то негромко напевал, где-то тренькали на дребезжащей балалайке, спорили, шумели, ругались. Все вместе сливалось в один неповторимый хор нетрезвых голосов, время от времени раздавался перекрывающий все бас самого кабатчика, который кричал на нерасторопного паренька-помощника, уронившего очередную миску.
— Может, пойдем отсюда? — предложил Андрей, оглядевшись по сторонам. — Ты погляди на их рожи! Такие убьют — недорого возьмут. Вот тот, справа который сидит, — да убей меня на месте, если это не разбойник с большой дороги!
— Не разбойник, — уверенно сказал Вертодуб. — Это Ковря Колодец, бывший палач. Его Кусман прогнал с глаз долой, когда он пропил казенный топор. Кстати, пропил здесь же. А ежели тебя разбойник интересует — ты лучше влево посмотри. Это Малыга Крючок сидит, на своем веку перерезал столько народу, что и сказать трудно. Его в трех царствах ищут уже лет десять — а он сидит себе, винцо попивает и в ус не дует.
— Что же ты царю не доложишь? — шепотом удивился стрелок. — Ведь эдакий душегуб на воле гуляет!
— Докладывал уже, — усмехнулся Вертодуб, — как не доложить! А только Кусман меня и не дослушал, заявил сразу, чтобы не докучал ему всякими глупостями.
Вера стрелка в непогрешимость и мудрость царя подорвалась окончательно. С малых лет слышал он про Кусмана только от матушки да от соседей, а они, желая позабавить парнишку, рассказывали ему всевозможные сказки и побасенки. Говорилось в них примерно об одном и том же — как Кусман всех врагов победил, правых наградил, а злых да лживых смерти предал. Маленький Андрей слушал, раскрыв рот, и всему верил, а как подрос — поступил на царскую службу. С тех пор с утра до вечера бродил он по лесам и полям, постреливая зверей и птиц, царя видел редко и посему искренне считал Кусмана самым разумным и толковым правителем. Теперь же, когда раз за разом открывались все новые и новые подробности, Андрею становилось грустно. Он не выдержал: