Я машинально встрепенулась, когда читавший сделал паузу. Принц шагнул ко мне и, распахнув плащ, снял со своей шеи медальон внушительных размеров и столь изумительной работы — глаз не оторвать! В каждом углу семилучевой звезды из белого переливчатого металла сиял приличный сапфир в причудливых завитушках-креплениях, а в центре красовался голубой алмаз просто немыслимой чистоты, размером с крупный грецкий орех. Вокруг скромно играли гранями семь обычных, но столь же чистых алмазов поменьше. Края медальона и широкие звенья массивной цепи украшало затейливое золотое плетение с вкраплениями мелких сапфирчиков.
Это потрясающее произведение ювелирного искусства, которое в благоговейной тишине было торжественно возложено на мои хрупкие плечи, представляло собой всего-навсего Малый Королевский Медальон. Так, «безделушка», правом носить которую обладали только наследные принцы… Вздох благоговейного восхищения волной прокатился по рядам, даже ветер, кажется, утих. «Три в одном», выдержав положенную паузу, снова поднял свиток на уровень глаз и продолжил:
— «А также получает пожизненное право безоговорочной отмены раз в месяц любого приказа лица, находящегося на данный момент у власти…»
Так-так, вот это действительно интересно! Я сосредоточилась, вдумчиво дослушала указ, выдала положенную цветистую фразу о том, насколько ценно и незабываемо для меня подобное внимание со стороны монаршей особы, и отвесила всем присутствующим низкий поклон, благодаря за понимание и участие. Машинально кивая в ответ на вновь разразившиеся приветственные крики, я отыскала глазами Дина, указала взглядом на его свиту, качнув при этом головой, потом — на входной полог и выжидательно приподняла бровь. Он чуть заметно кивнул и повернулся к сопровождающим его лицам.
— Благодарю всех! Вечером встретимся на Совете, а сейчас можете идти. — Он вошел следом за мной в полумрак шатра и остановился у догорающего костра. — Если я правильно понял, ты о чем-то хотела поговорить с глазу на глаз?
— Не совсем поговорить, ваше высочество, скорее спросить. Когда вступает в действие мое право на отмену любого твоего приказа?
— С момента оглашения, то есть уже сейчас.
Я удовлетворенно кивнула. Принц подозрительно прищурился:
— Надеюсь, ты не собираешься отменять распоряжение о смертной казни предателей или заменить вид казни на менее позорный?!
— Боже упаси! — Я передернула плечами. — Это твои бывшие лучшие друзья и твоя головная боль, как напоследок доставить им удовольствие… А уж насчет видов казни тем более не ко мне!
— Тогда что же?
Я задумчиво покачала на ладони тяжелый медальон. Даже в неярком свете костра камни поражали своей чистотой и совершенством огранки, а игра отблесков пламени в завитушках тончайшего золотого узора просто завораживала… Классных мастеров держат при дворе, оно и понятно: ваять регалии королевской власти — это вам не фигами страусов пугать!
— «Видящая»?!
Похоже, он сам догадался о моих намерениях. Что ж, тем лучше!.. Я глубоко вздохнула и решительно сняла с шеи раритет.
— Пользуясь предоставленным правом, хочу попутно дать вашему высочеству бесплатный совет…
Королевская регалия заняла положенное место на широкой груди законного наследника древнего трона Лоан-Ксорр-Локков. Видимо, при этом было в моем взгляде что-то такое, от чего Дин даже не попытался уклониться, а замер на месте, не сводя с меня потемневших глаз.
— …не стоит разбазаривать по пустякам фамильные реликвии — наследники могут неправильно понять! — Я, поправив завернувшееся звено цепи, удовлетворенно кивнула головой.
Не спорю — вполне возможно, что с моей стороны это было проявлением самой черной неблагодарности, невиданной стервозности, а может, и еще чего похуже… Окончательно потемневшие глаза Дина сузились еще больше, а голос прозвучал достаточно резко:
— Тогда какую же награду тебе надо, госпожа «видящая»?!
О господи, опять одно и то же! Некоторых горбатых и могила, видно, не исправит… Я медленно подняла на него вновь «заиндевелые» глаза, смерила неподвижную фигуру неживым взглядом и тихо, почти шепотом, проговорила, стараясь удержать вдруг подкатившие слезы:
— А ведь совсем недавно у тебя очень хорошо получалось просто и по-человечески говорить спасибо…
На какой-то краткий миг я испытала огромное удовлетворение, когда его плотно сжатые губы утратили саркастический изгиб, а роскошные ресницы растерянно захлопали — но лишь на миг. Он больше не проронил ни слова, даже не окликнул меня, когда я аккуратно обошла остолбеневшее высочество и шагнула из шатра, ставшего почему-то вдруг тесным и душным, на свежий морозный воздух.
Скопление людей вокруг моего жилища уже рассосалось, но меня то и дело окликали, поздравляли, жали руку, дружески хлопали по плечам… Я отвечала машинально, продолжая брести не разбирая дороги. Да, все они были действительно рады видеть меня живой и на свободе, но сейчас их искреннее внимание было только в тягость, не находя в душе отклика. Словно что-то сломалось внутри, какой-то контакт отпаялся или реле закоротило — не знаю, только мне даже просто смотреть вокруг не моглось и не хотелось, а уж общаться…
Утоптанная тропинка довела прямиком до коновязи. Агат, издали завидев обожаемую хозяйку, радостно заржал, пытаясь подняться на дыбы, но слишком короткая привязь не давала желаемой свободы действий. Я подошла к своему верному строптивцу, на которого не далее как позавчера (боже, как давно!..) снова жаловался кузнец. Дело в том, что мой красавец-иноходец, который при мне был тише воды ниже травы, в остальное время вовсю отрывался на окружающих. А уж нашему «металлисту» Наргилу доставалось больше всех просто в силу его должностных обязанностей. Вот и опять — во время примерки новой подковы этот «выкормыш дьявола» в очередной раз укусил кузнеца за пятую точку, вывалял в снегу, оторвал ворот куртки, метким пинком снес опорный столб, завалив шатер и чуть не устроив пожар, и напоследок рассыпал гвозди — все!..
Когда с помощью шестерых воинов его все-таки «переобули» и привязали поодаль, он и там не успокоился. Для начала оборвал повод, перебаламутил остальных лошадей, которых тоже привели, чтобы подковать, и вдобавок выдул ведро пива, спрятанного в углу походной кузницы от подмастерьев. После у всех, кто не был занят в карауле, выдались весьма нескучные полтора часа, пока общими усилиями не удалось отловить по заснеженным окрестностям расходившегося жеребца и водворить его на место.
Пришлось раскошелиться, возмещая убытки — большей частью морального характера, — и пообещать, что во время следующих визитов буду лично держать и усмирять свое ненаглядное «чертячье отродье», раз уж иначе он за последствия не отвечает… Сейчас вышеупомянутое «отродье» нежно фыркало мне в шею, умильно щуря бесстыжие глаза и обдавая паром из бархатных ноздрей, а я стояла, прижавшись щекой к его шелковистой шкуре, и бездумно слушала, как он громко и сосредоточенно хрупает сахаром и сухарями, которые, как всегда, нашлись в карманах.
Больше всего меня радовало полное отсутствие здесь людей — общаться с «братьями нашими меньшими» я предпочитала с глазу на глаз. Вот уж кто и в самом деле умеет понимать с полуслова, а то и вообще без всяких устных излияний читает в душе близкого им человека, и никогда — в отличие от «братьев своих больших» — не предаст и не подведет в тяжелую минуту…
Борьба с давно подступившими слезами окончилась не в мою пользу. Куда там — полным поражением!.. Я сползла спиной по наспех оструганному столбу, села прямо в снег у самых лошадиных копыт и с долгим судорожным всхлипом уткнулась лицом в свои колени, обхватив их руками.
Все, что наболело, нагорело и накипело на душе за несколько последних — таких долгих! — суток, с болью прорвалось на свет горько-солеными слезами. Именно сейчас я как никогда остро чувствовала себя совсем чужой, несчастной и одинокой. Лошадиная морда тыкалась в мое плечо, изредка фыркая в ухо, с другой стороны прижалась мохнатым боком откуда-то вынырнувшая Линга, а я все не могла успокоиться, продолжая давиться беззвучными рыданиями…
