– И нечего на меня так смотреть! Как сидеть безвылазно в Янамари и ходить нянькой за младшим братом, так я взрослый, а как высказать свое мнение – так несмышленый ребенок. Это несправедливо! Скажешь, нет?

– Я не считаю тебя маленьким, Рамман, я лишь пытаюсь оградить тебя от вещей неприглядных и недостойных. Пример твоего отца должен служить суровым уроком, а ведь Бранд был гораздо опытнее и старше.

«Не забудь сказать парню, что законнорожденный только он, – не преминул напомнить призрак. – У! Подлое бабье племя, стоит только отвернуться, как вы наставите рога».

Призрак еще долго поносил самыми последними словами неблагодарных потомков и неверных жен, но графиня Янамари успела притерпеться к его грубости и хамству. В конце концов, она такого наслушалась в императорском дворце! Тамошние призраки ведут себя гораздо хуже и слов не выбирают, даром что почти все – королевских кровей.

– Я не могу потерять еще и тебя, Рамман.

– А я тебя могу?!

Тема проклятия была в их маленьком семействе под суровым запретом. Так жить проще и спокойнее. Однако не стоит думать, будто шуриа безразлична собственная жизнь и не страшит внезапная смерть, совсем нет. Они быстро покоряются неизбежности и все силы отдают на поиски смысла и радостей жизни, а не на бесплодные сожаления о несправедливости судьбы. Их близким многократно тяжелее.

– Матерей не выбирают.

«Зато выбирают отцов. От него за пять шагов смердит диллайн».

«Нос заткни, Паленая Шкура», – мысленно рыкнула Джона.

– Я всего лишь прошу выслушать мои соображения относительно твоего участия в делах Шанты, – примирительно молвил юноша, присаживаясь в кресло напротив.

Все матери склонны видеть в своих детях исключительно достоинства и добродетели, Джойана в этом вопросе не считала себя исключением из правил.

«Ах, какой же ты убийственно красивый, – думала она, любуясь длинными ногами, шелковыми ресницами и тонким рисунком чувственных губ молодого человека, по чудесному стечению обстоятельств приходившегося ей сыном. – Сколько сердец будет разбито походя, еще до того момента, когда ты осознаешь свою власть над женщинами. Не сосчитать! А уж потом… Но зачем, ну скажи, зачем ты лезешь в политику, в эту грязь и мерзость, если имеется возможность оставаться в стороне?»

Впрочем, Джона еще не успела забыть себя в столь же юном возрасте. Когда ей казалось, что пока она прозябает в провинции, возится с крикливым младенцем и следит за тем, сколько сахару кладет кухарка в варенье, жизнь, бурная и настоящая, проходит мимо. И, помнится, точно так же пришлось доказывать Бранду, что она ему в Санниве пригодится – и на балу, и в постели, и в интригах.

И как обидно видеть любимого сына, со всей юношеской страстью стремящегося наступить на те же грабли. Видимо, мы все просто неспособны учиться на чужих ошибках. До определенного возраста. И то, чаще всего, столь благое намерение остается всего лишь пожеланием, а не повседневной практикой.

– И что же, по твоему мнению, я делаю не так? – сдалась Джона.

– Прежде всего, мы доподлинно не знаем, что делается на Шанте. И все эти велеречивые заявления о страдающей под ролфийской пятой Родине – не более чем сказки ушлого агента. Который, не исключено, работает не только на тебя или, скажем, графа Эска. Помнишь ведь поговорку насчет нескольких телег для тонкостенных горшков?

– В двурушничестве господина Тиглата я даже не сомневаюсь.

– Ролфийского там только – одинокий гарнизон. Синтаф фактически оставил Шанту на произвол судьбы, пролив и море кишат каперами – нашими, конфедератов, Ролэнси и просто пиратами.

– Абсолютно с тобой согласна. И?

– Прежде чем слать деньги какому-то ловкому авантюристу, ты могла бы выяснить подлинную обстановку на острове. Вдруг ты и твоя помощь только вредит нашим… э… горцам?

Называться шуриа Рамман, к превеликому счастью, не мог. Проклятие его обошло стороной. Слава Великим Духам!

– Я всегда полагала, что черпаю информацию из источников, заслуживающих доверия, – уклончиво процедила несколько уязвленная графиня.

– Эск преследует собственные цели, не забывай.

– Аластар не стал бы меня обманывать, – мягко молвила Джона. – Уж поверь!

Призрак предка-ролфи аж затрясся от беззвучного хохота.

«Курица ты! Диллайн не обманывают, только когда юбки бабам задирают».

«Ты все-таки определись – курица или змея? – посоветовала женщина невозмутимо. – Или, может быть, дева-василиск?»

– У Эска свои резоны. Как и у князя Вилдайра, – отмахнулся Рамман, но вдруг перегнулся через стол и, приблизив свое лицо к лицу матери, прошептал: – Ты никогда не думала, почему ролфи до сих пор не прибрали Тэлэйт, то бишь Шанту, к рукам? А ведь они могли бы. Флот Ролэнси по мощи давно сравнялся с синтафским. И что им стоит высадить десант, вырезать под корень последних шуриа и объявить остров своей собственностью?

«Выжечь змеиное гнездо! Выжечь раз и навсегда!» – радостно поддержал идею бесплотный дух.

А Джону насквозь продрало могильным холодом. Мальчишка, уже несколько лет носа не казавший из поместья, задавался теми же вопросами, что и они с Лерденом Гарби. И Рамман глядел в самый корень проблемы. Но если это в нем не говорила кровь отца, то что же?

«А губа у тебя не дура, змеюка! – восхитился догадливый призрак. – Абы перед кем ты не заголялась. Но могла бы и хорошего ролфи подыскать».

– Я думаю, что на твой… остров у всех игроков свои планы. И заслуга господина Тиглата лишь в том, что он умудряется лавировать между ними и никому не попадаться на зуб, – продолжал юноша. – Я бы на твоем месте все же проверил, что он подразумевает под «поддержкой патриотов».

– Не забывай, я веду дела с Тиглатом и ему подобными личностями еще и потому, что ему покровительствуют наши союзники.

Рамман уставился на мать немигающим взглядом:

– Где были твои хваленые союзники, когда казнили Гарби?

И был прав.

– Беда в том, что настоящие правители Синтафа при дележе власти предпочитают меряться магией, а не калибром пушек и численностью линейных кораблей, – не стала скрывать горечи в голосе Джона.

– Синтаф распадается, мама. Называй вещи своими именами наконец-то. Гниет и разлагается.

Откуда, скажите на милость, откуда эти суровые скорбные складки на лбу юного графа?

С одной стороны, приятно знать, что твой мальчик вырос и с ним можно поговорить серьезно об очень серьезных вещах, а с другой – как объяснить ему, такому пылкому и считающему себя самым зорким и проницательным, всю сложность настоящей политической интриги. В целом все действительно выглядит ясно и понятно, но существует столько невидимых взаимосвязей, которые способны уничтожить любое, самое благое начинание. Не бывает абсолютных врагов, как не бывает исключительно правых и полностью виноватых. Взять хотя бы эсмондов. На первый взгляд им ничего не стоит избавиться от какой-то презренной шуриа, неудобной во всех отношениях графини. Наемный убийца или ловкий отравитель справится с женщиной в три счета. Но тив Херевард совсем не дурак и понимает, что за леди Янамари стоят влиятельные люди. Ее можно напугать, передав письмецо через преподобного Удаза, можно даже отправить в изгнание, но эсмонд много раз подумает, прежде чем решится на столь важный шаг. Почти всю прошедшую ночь Джона глаз не сомкнула. Все думала и думала о письме и весомости и подлинном значении слов эсмонда. Для шуриа – подвиг, между прочим. Особенно когда вокруг кровати бродит неупокоенный дух бешеного ролфи. Зрелище эффектное, но сильно отвлекает.

«Знаем мы бабские мысли. Как бы мужику в кошель и в штаны залезть».

«Будь добр, не гавкай».

– Мама?

Джона от неожиданности вздрогнула и поспешила улыбнуться. Когда шуриа впадают в глубокую задумчивость, то со стороны это выглядит крайне пугающе – один только немигающий взгляд, лишенный какого-либо выражения, чего стоит.

– Ты прав почти во всем, кроме собственного желания поваляться во всей этой грязи.