— Ну, парень… — от избытка чувств всхлипнул Ниал, не стесняясь слез. — Вы сами себе цены не ведаете, Морран. И не спорьте! Не спорьте, ради Длани Благой! Девочку мою дорогую спасли — это раз, Кайра из беды выручили — два, за милордом уследили и домой его вовремя вернули — это вам не шуточки!

Откровенно говоря, Финскотту просто повезло, как везет всем отчаянным и бесшабашным, рискующим жизнью без всякого приказа, только из внутреннего благородства души. Любимый ученик Коринея ни мгновения не колебался, когда бросился следить за похитителями леди Джевидж. Удивленного лепета маленькой Кири хватило ему, чтобы догадаться, куда делась миледи. Кайр видел, как женщину затащили в экипаж, и не слишком долго раздумывал над последующими своими поступками. За что, само собой, был нещадно выруган профессором отборными словами, обозван «безмозглой задницей», «тупицей» и «придурком малолетним», едва себя не сгубившим без всякого толку.

— Надо было охрану поднимать… э… в ружье, слать людей в Тайную службу! О чем только думал?! Где мозги твои были? — разорялся Ниал, нависая над постелью раненого, словно воплощенная в гору плоти божья кара.

Кайр слабо улыбался бескровными серыми губами и благосклонно внимал. Обзывание «задницей» в устах наставника можно было смело квалифицировать как знак прощения и символ бесконечной отеческой любви.

Парню и так перепало народной благодарности с избытком. Сохнувшие по прекрасноволосому красавчику-медикусу горничные так и норовили то водички принести своему герою, то одеяльце подоткнуть.

Словом, все хорошо, что хорошо кончается. Именно к такому выводу пришел Морран Кил, окинув мысленным взором события прошедшей ночи. Им всем чертовски повезло, по-иному и не скажешь.

Таковым же было авторитетное мнение главы Тайной службы — лорда командора Урграйна, примчавшегося в особняк Джевиджей посередь ночи и проведшего все томительные часы ожидания вместе с остальными домочадцами канцлера. Впрочем, в эту ночь в Тайной службе никто не удостоился отдыха в собственной постели: рядовые акторы вышли на прочесывание улиц Эарфирена, их начальство сосредоточенно бдело. Не спала и Лaлил Лур, дожидаясь возвращения отважного своего возлюбленного. Только гора окурков в пепельнице стала свидетелем ее душевных переживаний. Агентесса и сама не подавала виду, что с ума сходит от волнения, и другим не давала впасть в отчаяние. Они с командором и профессором, как только первый устроил грандиозный разнос подчиненным за то, что прохлопали похитителей, а второй — доделал эликсир-антидот для лорда Джевиджа, уселись играть в «эльонбар», символичностью ставок подчеркивая нарочитую несерьезность игры. Да так умело, что несведущий человек умилился бы увиденной идиллии. Правда, накурено было в гостиной, словно в придорожном кехтанском кабаке. Там, как известно, крепчайшим табаком пыхтят с малолетства до глубокой старости и мужчины, и женщины. Заодно в ожидании вестей троица выхлестала две бутылки коллекционного вина столь мохнатого года, что страшно представить, сколько лорд канцлер за них уплатил. А что делать оставалось? Бегать от парадного крыльца к воротам и обратно, заламывая руки? А толку? Мис Лур на такие порывы в принципе не способна, а ее партнеры по карточной игре тем более. Когда молодая женщина с таким достоинством выносит моральную пытку неизвестностью, то и у мужчин вообще нет права проявлять слабость. А вот когда все закончилось благополучно, Лалил позволила себе вытереть батистовым платочком набежавшую слезинку облегчения.

И нечему тут удивляться, милостивые господа, то был век сдержанности, век открытых лиц и сокрытых мыслей. Люди тогда еще понимали разницу между хорошими манерами и ханжеством, знали цену непринужденности и всегда помнили о том, что достоинство нельзя купить ни за какую валюту.

Воистину обитатели и гости дома по Илши-Райн являлись настоящими детьми своего времени, знающими свой долг, а потому, едва волнения улеглись, каждый занялся делом. Профессор напоил Росса Джевиджа противоядием, а миледи — успокоительными, затем прооперировал Финскотта и прилег отдохнуть, довольный собой и мироустройством в равной степени. Лорд Урграйн допросил поочередно Моррана Кила и Грифа Деврая, а также отправил акторов в Болотища забрать тела дамодарцев для более тщательного изучения. Жрецы «богоявляющих», о которых велось столько прицельных разговоров, наконец-то явили себя во всей красе, и невозможно было оставить их трупы без пристального внимания. До сих пор Тайной службе попадались только рядовые боевики, от которых толку мало, что в живом, что в дохлом виде. Что же касается мис Лур, то она взяла в свои маленькие, но крепкие ручки бразды правления ошалевшей от напора событий прислугой в особняке Джевиджей.

Лалил собрала всех в вестибюле первого этажа и построила по ранжиру — от дворецкого до судомоя, точно на параде.

— Дамы и господа, не сочтите мои слова за дерзость или неуважение, но позвольте напомнить о ваших прямых обязанностях и Долге перед хозяевами этого дома, — заявила она, изобразив на моложавом личике крайне озабоченную, но доброжелательную улыбку. — Мы все восхищаемся смелостью его высокопревосходительства, мы все счастливы видеть леди Джевидж в добром здравии, и мы с вами по праву можем гордиться тем, что служим таким особенным, необыкновенным людям. Не так ли?

Возражений не последовало, их и быть-то не могло. Яркие глаза Лалил победно сверкнули полуденной небесной голубизной.

— Пережив напряжение прошедшей ночи, мы просто обязаны показать Его высокопревосходительству, что достойны его доверия и уважения. Сделать это более чем просто. Можно сказать, элементарно. Пусть все в этом доме идет своим чередом — на кухне готовится еда, пыль вытирается, а паркет зеркально блестит. Мы покажем, что нас не сломят происки врагов лорда Джевиджа — нашего доброго покровителя и господина, и в его доме, что бы ни случилось, никогда не будет переполоха, грязи и суматохи.

Агентесса ткнула пальчиком в направлении второго хозяйского этажа:

— Когда милорд придет в себя, когда леди Фэйм отдохнет, они должны, спустившись в столовую, увидеть, что их по-прежнему любят и ценят, а самое главное, верят в их доблести. Чтобы Его высокопревосходительство всегда знал — вы способны поддержать его безупречным трудом.

И не стоит упрекать мис Лур в неискренности, все, что она сказала, каждое слово, шло от души. Люди это видели своими глазами. Разве не она собственноручно укачала и уложила спать издерганную, плачущую и без конца зовущую мамочку Киридис? Разве не эта красивая молодая дама в дорогущем платье, к тому же облеченная властью, отпаивала настойкой валерианового корня горничных, а потом помогала Биби жарить гренки для охранников? Да, да, повязала передник на свой элегантный наряд горчичного цвета, прикрыла бордовые кружева и розы из шелковых лент дешевым ситцем и орудовала сковородкой, как самая обычная женщина. Тому сыщется множество свидетелей.

— Ты могла бы спокойно командовать стрелковой ротой, детка, — ласково мурлыкнул Гриф, подкравшись к возлюбленной после того, как воодушевленные пламенной речью слуги разошлись. — Жаль, тебя сейчас не видел лорд Джевидж. Он бы точно оценил успехи в тонком деле управления людьми и их желаниями.

— А у кого, по-твоему, я училась всему этому? — лукаво улыбнулась девушка в ответ. — У Джевиджа и Фэйм.

— О! Ты неисправима, детка. Снова сказала нечто вроде старого доброго: «Научи меня читать, солдатик», а?

Деврай не забыл крючочка, на который он сам поймался несколько лет назад.

— Милорд слишком проницателен, мой дорогой солдатик. — Лалил смешно наморщила усыпанный веснушками носик. — Его так легко не обманешь.

— А я, значит, до безобразия доверчив, о коварнейшая из женщин? — ненатурально изобразил возмущение Гриф, норовя незаметно ущипнуть девушку пониже спины. — Означают ли эти слова, что мне стоит быть осмотрительнее или подозрительнее?

Стыдно признаться, но прирожденный сыщик доверял любовнице даже в сущих мелочах, и ему в голову не приходило подозревать девушку в… да в чем угодно подозревать. Данное обстоятельство поначалу удивило Лалил несказанно, ведь в детстве на ее глазах столько раз происходили дичайшие сцены ревности, некоторые порой заканчивались смертоубийством. Среди низших слоев общества ревность отчего-то считалась неотъемлемой, можно сказать, необходимой частью любви, и если возлюбленный не ревновал, не украшал лицо своей крали синяками, то вроде как и не любил по-настоящему. Но когда мис Лур полюбопытствовала у Грифа Деврая о причине такого к ней отношения, он сумел поразить ее в самое сердце признанием.