– Товар с двух плавок забрали? Э… извини, что прервал, Трофим Игнатьич, – все-таки выдал Николай, уловив недовольный взгляд воеводы.

– Тебе лучше знать: одних котлов четыре сотни было. Поработали вы изрядно! Если ты про доход, то за вычетом мыта, выкупа и… прочих расходов получили мы шесть сотен гривен кун и еще два десятка к ним. Не считая выручки от мягкой рухляди, которая одной частью в общину Переяславки пошла, а другой отякам на раздачу. Сколько с полей наших вышло кадей[14] ржи, Никифор?

– Э… Всего у нас восемь сотен работников в двух весях набирается. С бабами. По полкади на душу собрали. И это если с малыми детишками считать, а без них еще больше. Да ты еще привез столько, что иным гребцам ноги поставить было некуда, мало что за борт все не вываливалось. Как только не потопли по пути сюда?

– Не потопли же, а ненастье один раз переждали. Веса в том хлебе всего ничего, а вот места занимает… Не дело его на боевых лодьях таскать, что-то другое измысливать надо. Так вот, на пять сотен гривен мы шесть сотен кадей ржи купили. По десять кун коробь[15] вышла. Хватит нам?

– И по кади на душу хватило бы, а так с излишком останемся. А уж остаток гривен…

– Ты не части, Никифор, – прервал излияния старосты воевода. – Где он, тот остаток… Вы, Петр, сколь выручили?

– Четыре с половиной сотни гривен кун. Серебром расплатились купцы, хотя и должны нам около сотни остались.

– Серебром? Хорошо живут они в своем Новгороде. Тогда вот что… Посчитайте, кто сколько пробыл на работах общинных, и рассчитайтесь. Делите триста кадей ржи, сотню гривен и всю утварь, что осталась. Сотню кадей и посуду по надобности за теми отяками закрепите, что наособицу еще живут…

– Много им хлеба будет, – протестующе вскрикнул староста. – Они посудой уже много похватали за уголь свой.

– Так рассчитайтесь с ними из названного мной до конца, а сколь зерна останется – с мерянами поделитесь: обещались мы им, что прокормим эту зиму. Устроились они уже?

– Достраивают дома недоделанные в Сосновке – они же следом за тобой прибыли, а ты с неделю всего здесь, – задумчиво кивнул староста, производя в уме какие-то свои подсчеты. – Потесниться пришлось, но ничего, гораздо хуже жили. Эх, а их две сотни душ я и не посчитал еще!

– Ну так посчитай… и поспрошай, чего им еще надобно. А то, что останется после от двух сотен кадей, в запас убери. Слышишь, Никифор? Мало ли как дело повернется… Да! И работникам, что я привез, тоже выдели зерна по надобности. – Трофим на мгновение задумался и мрачно выдохнул: – Так и не останется ничего…

– Знамо дело, если выделять всем подряд! Это ты про холопов суздальских речь вел? На них остаток монет истратил?

– Никифор!

– Э… да ить я что? Просто спросить хотел одну закавыку. Они же в Болотном селятся, в школе, только… Ты же их с семьями выкупил, а на земле селить пока запретил. Кем они будут у нас?

– Мастеровые они людишки, ими и числиться будут. Два кузнеца среди них есть с подмастерьями, остальные плотники да гончары. – Воевода посмотрел в сторону Николая. – Как устроятся, забирай все полтора десятка семей со всеми потрохами к себе. Считай, это тебе подарок за то, что для нас сделал. А то ты жаловался все, что людей у тебя не хватает.

– Это что же, – с придыханием спросил Никифор, озадаченно переглядываясь с растерянным новоявленным хозяином, – ныне один он всеми холопами владеть будет? Один на все веси наши?

– Да угомонись ты, старый пень, так и знал, что не поймешь! Никаких холопов, так всем и скажи! Были они всю жизнь вольными людишками, только потом по дурости своей в закупы подались, а следом и в холопов обельных превратились. Составишь с ними ряд на десять лет, как положено: пусть выплачивают понемногу все, что на них потрачено было. И еще условие поставишь мое – никуда отсель не переселяться до того срока и не болтать о работе попусту, вот и все. Не захотят – скатертью дорога…

– Фу-х, – облегченно выдохнул староста, немного успокоившись. – А нам показалось, что передумал ты насчет холопства. А уж как они изумятся… Вольную дали, кровом над головой обеспечили, хлебом завалили по самую…

– Все, Никифор, потом языком болтать будешь. Эту твою нужду мы вроде поправили, Николай. Есть ли у тебя какая другая надобность?

– Да вроде нет, – задумался тот, стараясь свыкнуться с мыслью, что испытывать недостатка в людях он некоторое время не будет. – Проблемы есть, как не быть, а надобность…

– Что не задается у тебя?

– Сам пока не понимаю. На тот случай, если случится что со мной, объясню немного…

– Ты поперед своей смерти ее прихода не загадывай, – цыкнул на кузнеца воевода. – Она сама знает, когда прийти.

– А мне мнилось, что она рисковых любит…

– Так то рисковых. Мы под мечом каждый день ходим и ее дразним, оттого она нас и запоминает.

– А у меня дело не легче. Я уж не говорю, что я в эту домну не раз срывался и на веревке повисал – это все моя торопливость меня подводила. А вот не ровен час авария какая-нибудь случится, тогда жидким металлом так обварит, что не спасет меня ни Вячеслав, ни сам Господь Бог. Я иногда подхожу к домне да прислушиваюсь, как она дышит и стонет… перекладывать ее пора. А как я пару седмиц назад конвертер запускал…

– Кислородный, что ли? – недоуменно уставился на него Вячеслав.

– Да нет, – хмыкнул Николай. – Откуда у меня кислород? Хотя… принцип тот же. А ты никак новостей насмотрелся в свое время?

– Ну да, трудовые будни пятилеток. Так что с конвертером? С ним основная морока?

– Ага. Представьте себе небольшой такой куб… почти куб, – начал водить руками Николай, обрисовывая в воздухе размеры своей новой игрушки. – Само собой футеровка из доломита, и вся мощность с водяного колеса подается на мехи, которые воздух в сопла на дне конвертера качают. Решил я для пробы слить чугун в него прямо из домницы, переключил мехи, выбил пробку… Кстати, плохонький чугун тот был, из отяцкой руды. Так вот, заработало все! В первые минуты аж искры полетели вместе с брызгами металла, всю бороду мне спалило, насилу отскочил. Слил шлак, сыпанул извести, а вскоре уж и основной процесс пошел, пламя над горловиной встало. Как углерод выгорел весь… ну, уголь в металле, тогда уже бурый дым столбом повалил. Через пару минут сыпанул я туда угольной пыли для раскисления да помешал быстренько длинной кочергой.

– Так вроде все получилось, так?

– Ага, разлил сталь в чушки и Любиму отдал. Потом из того металла Петр купцам новгородским всякие скобяные изделия показывал. Вроде понравилось им, а?

– Не то слово, – донеслось из угла, где пристроился Петр. – Аж засветились все, когда я им пообещал к лету сделать столько, сколь они закажут. А ножи разве что на зуб не пробовали, но остались довольны. Особенно цене.

– Ну, сталь там, кстати, не ахти какая была, – расплылся от удовольствия Николай, однако через мгновение взял себя в руки и стал раскладывать по полочкам проблемы: – Сера, наверное, не вся выгорела… Я поэтому в следующий раз чугун из нашей руды взял, которая гораздо лучше была. Расплавил его в вагранке, слил через летку из копильника расплав и стал ждать искр и пламени… Ну и дождался. Побулькало немного все – и застыло к чертовой матери! Весь конвертер тоже пошел к ней же, лишь чугун еще сгодится на переплавку! Вот и гадаю теперь, что делать.

– Так разница только в руде была? – подал голос Вячеслав.

– В ней, родимой… – кивнул кузнец. – И ведь весь чугун из руды нашего болотца на загляденье вышел! На пилораме зубчатый рельс ходит как часы – ни трещинки, ни выбоинки. Я на пробу две чушки расколотить попытался. Из отяцкой руды одна лопнула от усилий моих, а из нашей – хоть бы хны… А вот почему он не дуется, никак не пойму!

– Потому что! – хмыкнул Вячеслав. – Неужели не понятно? Или тяжелее тот чугун, или вязче. Если дело иной раз не получается, то бестолковым что надо делать? Точно! Прыгать на месте, пока мозги на это самое место не встанут.