«Капитан у нас неплохой мужик», — подумал Иван.

Попривыкнув, Лёха спросил командира:

—             

Какого рожна мы так мучаем драгун, обучая строю? Правое плечо вперёд! Левое плечо вперёд! Все подмётки стёрли.

—

О, Алекс, ты есть варвар! — смеялся Ганс, вытирая рыжие усы.

—

Фрунт — основа военной науки ин Еуропа! Смотри! — Он нарисовал ножом на досках стола квадрат. — Это строй карре! Выстрой умелых золдатен в карре. Первый шеренга — пики наперевес, второй и третий

фузеи⁴ наготове. Добрый карре устоит против армии дикарей! Они бросаются на нас, как пёс на ежа. А им в морду дружный залп второй и третий шеренги. И враги бегут! Карре — как живая крепость, пока не рассыплется, его не возьмёшь. Потому что тут строй. Плечо к плечу, как в легионах Цезаря. Упал один, вместо него встал другой. Карре идёт по полю битвы как один человек. Для того и нужно учить фрунт. Чтобы все, как один. И по команде: напра-ву, нале-ву. И огонь, как один. Залпом. А ты говоришь.

Лёха чесал в затылке, а Иван кивал:

—

В строю и струсишь, не побежишь — некуда.

—

Ти

прав, Ванья! Зольдата в строю можно убить, но нельзя по- бедить⁴.

Через неделю маршировки Фишер перешёл к стрельбе залпом, по команде. И особо, отобрав дюжину лучших в роте солдат, учил бро­сать ручные гренады. Гренад было мало. Их давали счётом, учили на незаряженных.

—

Гренадиры — мой артиллерия, — объяснил Фишер Лёхе.

Как-то к марширующей роте подъехал на гнедой кобылке пол­ковник. Посмотрел внимательно, похвалил:

—

Неплохо, Ганс, совсем неплохо. Как тебе новички?

—

Зер гут. Из Куницина хороший поручик выйдет.

—             

Так я и полагал. Быть по сему. А Ивана я заберу. Грамотный пи­сарь в полку зело нужен.

—            

Жалко отдавать. Дельный парень.

—            

Не проси, не оставлю. Ты, Иван, получишь чин прапорщика. Хоть и младший, а офицер. Из какого роду?

—            

Бекбулатовы мы.

—            

Так и запишем: прапорщик Бекбулатов. Через пару дней — в Путивль.

«Ну и дела! Приеду в Казань, все ахнут. Был вчера Ванька — по­дьячий, а ныне прапорщик Бекбулатов! — обрадовался Иван. Тихонько постучал по прикладу, чтобы не спугнуть удачу. — Повезёт, глядишь, и до «Ивана Измаиловича» доживу. Хотя навряд ли. Зело большой чин надо заслужить, чтоб по отечеству величали».

Назавтра Фишер устроил роте конные учения. Тут он много не требовал. Говорил:

—            

Драгун к бою едет верхом, а дерётся пешком.

Гордон отослал полк в

Путивль,

оставив в Севске Ландельса, майора Шульца, Бекбулатова и дюжину драгун. Надо было получить припасы для Чигирина на случай осады.

Патрик считал, что поладить с нужными людьми проще всего за хорошей пирушкой. И решил устроить богатый пир для князя Реп­нина, наместника государева, его дьяков и старших офицеров. Повара привёз из Москвы. Предстоящее угощение обсуждал подробно, во всех деталях. Ландельс курил свою трубочку в углу, наблюдая за военным со­ветом. Патрик переводил другу непонятное.

—

Не извольте беспокоиться, барин! — важно говорил Трофим. — Всё исполним в лучшем виде! На первую перемену подам белую стер- ляжью ушицу с перцем.

—            

Фишзуппе

мит

пфеффер, — перевёл Гордон.

—

К ней пирожки подовые да пряженые со снетками, с моло­ками, с вязигой, да и курник сгодится.

—            

Хюнеркухен...

—            

Потом чёрную уху с гвоздикой. На вторую перемену птицу.

—            

Жаль, лебедя не достать. Было бы как в Кремле! — заметил Гор­дон.

—

Ништо. Дрофа есть, пару цапель сготовим. Потом тетерева, рябчики, гуси, утки. На следующую перемену баранину под чесночным заваром⁴, зайцы с репой. На сладкое.

Два дня жарили и парили — гости пировали до глубокой ночи. Наутро Гордон как ни в чём не бывало отправился получать припасы для гарнизона.

Однако наместник выдать требуемое отказался:

—

Приказа из Москвы не было!

—

Не хочешь лаской, отдашь таской! — проворчал Гордон.

Скоро прибыл из Москвы строгий указ. Дело пошло полегче.

Майор Шульц получал, Ванька записывал, драгуны грузили и увязы­вали на возы. По приказу Великого государя им выдали две мортиры, 120- и 80-фунтовые ядра, да бомб четыреста штук, да уксусу для охлаж­дения пушек, пороха. Обоз получился знатный. Подождали три отстав­ших стрелецких полка, пошли вместе. Сейм разлился, лошади шли по брюхо, часть припасов подмокло. Прискакал Гордон, остановил пере­праву, навёл порядок.

Майор перевозил амуницию на паромах и лодках с великим сбе­режением. Одного пороху везли две тыщи пудов.

За Сеймом устроил смотр полка.

— Дезертиров много! — ворчал Гордон.

В полку осталось 869 человек, из них две сотни на плохих конях, многие в нетях.

После смотра Гордон с Ландельсом поехал в Батурин, к гетману Самойловичу.

У гетмана, в горнице, завешенной коврами, душно, сильно пахло пряными травами. В серебряных шандалах горели свечи. В крас­ном углу, под иконами, сидели бояре Ромодановские: воевода, князь Григорий Григорьевич, и его сын, войсковой товарищ, Михаил Гри­горьевич. По правую руку: гетман Самойлович и генеральный есаул, Иван Мазепа.

—

Как мыслишь оборонять Чигирин, полковник? — важно вопро­сил воевода.

Гордон неспешно раскладывал на столе планы. Сколько вечеров Патрик с Ландельсом просидел над «Новой и дополненной военной архитектурой» Фрейтага! Пригодилась латынь, не зря зубрил у иезуи­тов. У Александра оказалась «Фортификация» графа Пагана. Прошту­дировали и её.

Гордон хорошо запомнил укрепления Чигирина после прошло­годней осады. Ландельс отлично рисовал планы, правда, писать по-рус­ски не умел.

Гордон посадил ему в помощь Бекбулатова. Теперь было, что по­казать боярам.

— Крепость Чигиринскую должно оградить несколькими ли­ниями укреплений, подобно. — сказал Патрик и замялся, подыскивая нужное слово, — кочану капусты.

Турки встретят линию фортов, каждый из которых защищает и себя, и соседей. Каменные стены в наши дни не спасают от тяжёлых пушек, а уж от мощных мин и подавно. Каменец — первоклассная кре­пость — и то не устоял. Мы построим линию больверков, в них, за ши­роким рвом, спрячем опущенные валы с палисадом, недоступные для турецких батарей. Да и мину под них труднее подвести. Стрельцам и казакам сподручно будет отбивать атаки турок за бойницами палисада. А

буде

враг и прорвётся где-нибудь, наткнётся на вал ретраншемента в тылу больверка. До городского вала долго не дойти, да и людей поте­ряют много. Сия новейшая система обороны позволит крепости про­держаться до тех пор, пока ваша славная армия, Григорий Григорьевич, совместно с доблестными казаками гетмана, не ударит в тыл туркам, увязшим в осаде, и не решит компанию.

Воевода сидел в собольей, горлатной шапке, вытирал пот со лба шёлковым рушником, слушал.

— Нутко, покажи твои картинки, — попросил Григорий Григорь­евич.

Гетман перегнулся над столом, стараясь рассмотреть планы и разрезы.

«Зря я уступил настояниям государя, — думал Патрик. — Не сле­довало браться за это дело. Наместник Ртищев не худший из москов­ских воевод, да как он покажет себя во время тяжкой осады? Я ведь только инженер. Приказы отдаёт он. А, случись беда, виноватым буду я. Генералу Трауернихту в прошлом году было куда легче. Он, хоть и немец, а православный. Крестился. Значит свой. Ему доверили коман­дование. Да что об этом думать. Слово дадено».

— Добро! — огладил длинную бороду воевода. — Знатный план приготовил. Выстроишь свои бастионы, туго придётся Великому ви­зирю, хотя идёт он с большим войском. А ведь отказывался перед го­сударем, твердил: мол, не умею. Ты воин надёжный и премудрый. Справишься! Да другого умельца всё равно нету.