Увидев, что двое из его людей возвращаются, ведя с собой дона Хулиана, Дамиан Сентено спустился вниз и встретил его прямо на крыльце, чтобы островитяне, наверняка следившие за ним из своих окон, могли хорошо все видеть.
– Где твой кум? – не здороваясь, спросил он. – Как это ему удалось так быстро скрыться?
– Я не думаю, что он убежал, – ответил Хулиан, силясь сохранять спокойствие. – Возможно, он вышел на промысел или решил спрятать свой баркас в надежном месте. Никому ведь не хочется, чтобы сожгли его лодку. Это самое страшное преступление, которое только может быть совершено в наших краях.
– Думаю, убийство беззащитного юноши – преступление намного более ужасное.
– Как сказать… Есть категория людей, которые только и делают, что бродят в поисках смерти.
– Это что, угроза?
– Я никогда никому не угрожаю. Здесь живут мирные люди, которые во всем слушают свою совесть. Что бы ни случилось…
– Будем надеяться, что так, – тихо ответил Сентено. – Война вам не подходит. Зато мои люди прямо-таки рождены для нее.
– Мы это уже поняли. Но в чем виновен бедный Торано? Его даже не было в Плайа-Бланка в ночь святого Хуана. Он выходил на промысел.
– Кто такой Торано? Тот, чья барка сгорела? Скажите ему, что я сожалею. Однако он мог бы быть более осторожным. А может, всему виной его друзья? – Сентено пристально посмотрел Хулиану в глаза, пытаясь понять, осознал ли тот смысл сказанного. – Пусть он лучше объяснит своим соседям, что тот, кто покрывает преступника, нарывается на крупные неприятности. – На губах Дамиана заиграла злая усмешка. – Я понимаю, что с этим трудно смириться, однако заявляю, что никто – повторяю, никто – не будет жить спокойно на этом острове до тех пор, пока не объявится Асдрубаль Пердомо. Вы меня поняли?
– Я это понял в тот день, когда вы ступили на нашу землю, – ответил дон Хулиан, голос которого слегка дрожал от едва сдерживаемого возмущения. – Это вы никак не хотите понять. Асдрубаль не настолько глуп, чтобы вернуться сюда из-за человека, который поджигает баркасы, вернуться в место, где его непременно убьют. Мы организовали сбор пожертвований и, работая вместе, скоро купим Торано новый баркас. Но и целый остров не сможет воскресить Асдрубаля, если его зарежут, посему никто не хочет его возвращения. Подумайте над этим. Когда придет время и вас и ваших друзей станут есть черви, Плайа-Бланка будет жить своей жизнью, как и прежде, как одна большая семья. Иногда, конечно, и у нас случаются ссоры, однако семья она на то и семья, чтобы вместе преодолевать все беды и невзгоды. И я с гордостью стану рассказывать своим внукам, как мы все вместе купили баркас Торано Абрео. Но я лучше умру, чем стану рассказывать им о том, как мы предали одного из наших братьев. Вы меня поняли?
– Отлично понял. Но вы еще меня не знаете.
– А вы нас. Ведь нам всем вместе легче узнать, что вы за человек, чем вам проникнуть в душу целого селения.
– Вы что, хотите рискнуть и стать героями?
– Вовсе нет! – твердо ответил дон Хулиан. – Но мы не желаем, чтобы кто-то ходил по нашей земле и пытался нас напугать. Мы люди моря. Кое-кто из нас пережил сто штормов, а другие по три раза в жизни тонули. Большинство из нас тоже были на войне, однако мы не считаем это ни профессией, ни поводом для гордости. – Он ткнул в собеседника узловатым, покрытым мозолями указательным пальцем. – Хочу дать вам один совет. Раскройте хорошенько глаза и осмотритесь вокруг. Здесь очень переменчивые ветры, и если загорится еще один баркас, не ровен час, как пламя перекинется и на этот дом. Крыша здесь старая и вспыхнет, словно ее керосином облили. – С этими словами он развернулся, чтобы уходить. – А сейчас я должен идти. Я не могу терять целый день за пустыми разговорами. Да и Айза Пердомо утверждает, что именно на этой неделе повалит тунец…
Дамиан Сентено смотрел, как дон Хулиан не спеша спустился к берегу и зашагал к своему баркасу, и на какое-то мгновение в его душе поселился если не страх, то сомнение. Запугать людей, заставить их грызться друг с другом – эта тактика хорошо работала во время войны, когда повсюду царили ненависть и страх. Однако с такими людьми, как эти, с людьми, которые каждый день рисковали жизнью, каждый час бросали вызов стихии, способной сокрушить горы и стереть с лица земли целые острова, и изо дня в день одерживали над нею верх, надо было вести себя по-другому.
– Похоже, они не такие уж и слабаки, которые разбегаются в разные стороны, подобно кроликам, стоит им только почувствовать опасность, – сказал он себе. – Наверное, они из той породы людей, которым следует покрепче прижать пальцы… Хусто! – позвал он своего помощника, все еще стоявшего у баркаса. – Хочу что-то сказать тебе!
Наедине, в комнате, когда-то бывшей салоном покойной Сеньи Флориды, которая умела предсказывать будущее по внутренностям акулы маррахо, он рассказал Хусто о своих страхах и твердо добавил:
– Нельзя им дать время очухаться. Нам нужно нанести им удар такой силы, чтобы они поняли, что мы намерены действовать серьезно…
– Что мы должны сделать?
– Дать им понять, кто здесь командует.
– Думаю, они это и так уже знают. Командуем здесь мы.
– Да, – согласился Дамиан Сентено. – Но они думают, что без оружия мы не что иное, как пустое место. И пока они так думают, они нам никогда не покорятся. Нужно показать им, что мы на самом деле сильны. С оружием или без него.
У Дамиана Сентено было время как следует разузнать об обычаях Плайа-Бланка, и он выбрал удачный момент между девятью вечера и полуночью, когда в единственной таверне, превращавшейся иногда в казино, около десятка человек играли в карты или вели разговоры о событиях, произошедших в последнее время в поселке и потрясших местных жителей.
Дамиан Сентено со своими людьми неожиданно возник на пороге и тут же направился к стойке, грубо сколоченной из досок старых баркасов и толстых, принесенных прибоем к берегам Папагойо бревен, и потребовал лучшего вина из Уги и шесть стаканов.
Трактирщик Исидоро на несколько мгновений опешил. Пробежавшись взглядом по лицам завсегдатаев, которые прервали игру и теперь молча смотрели на чужаков, он хотел было отказать вошедшим, однако, сообразив, что этим самым он только ухудшит ситуацию, выставил стаканы на барную стойку и принялся наполнять их, разливая вино из одного из самых своих больших кувшинов.
– Всем добрый вечер!
Голос Дамиана Сентено прозвучал ясно и четко. Здороваясь, он повернулся в сторону присутствующих. Он опирался на стойку и демонстрировал людям, что под его распахнутой рубахой нет никакого оружия.
Пятеро головорезов последовали примеру своего предводителя, и даже самый тупой островитянин понимал, что, хоть они и пришли без оружия, намерения у них были самые что ни на есть серьезные.
Никто в ответ не произнес ни слова, но Дамиан Сентено и не нуждался в ответе, так как немедля добавил:
– Кто из вас Торано Абрео?
– Торано никогда не ходит в таверну, – ответил ему старый рыбак, чье лицо, казалось, было соткано из тысячи тончайших морщин. – Все свои деньги он потратил на баркас, который на днях поджег какой-то сукин сын.
Дамиан Сентено взял преподнесенный ему стакан и, осушив его одним глотком, тем же тоном задал вопрос:
– А есть здесь хоть один сукин сын, который осмелится утверждать, что это я или кто-то из моих людей поджег баркас? – Он сделал короткую паузу и добавил: – Если есть, пусть подойдет, и я ему размозжу голову. И если так думают два человека, пусть подойдут, и их ждет та же участь. И даже если их трое… Ибо каждого из нас и три человека не заставят проглотить свои зубы.
Рыбаки один за другим начали подниматься, отставляя в стороны столы и стулья, – они последовали примеру старого морщинистого рыбака. Кое-кто из них стал снимать рубахи, осторожно складывая их в одном из углов бара.
Затем островитяне, за исключением стариков, которые отошли к дверному проему и оттуда решили наблюдать за грядущей схваткой, начали наступать. Самым первым и самым решительным из них оказался сын дона Хулиана, более известный под прозвищем Гуанчито. Именно он нанес удар, от которого Хусто Гаррига ловко увернулся.
