Леша - а кто это еще мог быть - широко, приветливо улыбнулся, заставив меня усомниться в здравости рассудка и серьезно подумать о наличии такого явления, как глюки. На лице - сплошная располагающая доброжелательность, а обаяние так и источается вокруг.
- Вы простите мою девушку, уважаемый Олег Афанасьевич. Она из-за меня на пару не пришла. Мы ездили ко мне домой. Я хотел официально познакомить Соню со своими родителями, чтобы они одобрили наши отношения, - с недрогнувшим лицом, выдал парень. Я едва подавила неожиданно прорезавшийся кашель.
- Рано утром? - усомнился Агроном. Леша кивнул.
- Родители приезжают слишком поздно, так что пришлось устраивать семейный завтрак, а не ужин. А без их одобрения я не могу. Это неправильно.
Теперь я едва подавила некультурный присвист.
Угадал... Вот откуда недавно появившийся Леша знает о характере нашего Агронома, человека старого воспитания, а значит, и строгих нравов. И ладно бы только он жил по этим правилам - он заставлял жить по ним всех. Увидит обжимающуюся парочку - наорет, прочтет лекцию... угу, по пути к директору и выговору. Агроном - ярый противник открыто демонстрируемых отношений. Он такие недопустимыми называет, а людей, которых он застал за "недопустимым" делом называет людьми "легкого поведения". Да, со стандартным пониманием этого выражения. А больше всего уважает тех, кто поддерживает его в издержках старого воспитания. Знакомство с родителями на предмет оговорки отношений - самое оно...
С каждым словом парня на лице препода появлялось все больше одобрения. Последнее "Это неправильно", так вовсе раздобрило Агронома. На его строгом лице наметился намек на улыбку - а это о-очень небывалое явление. Он окинул нас, поочередно, внимательным взглядом, выдал одобрительное: "Отлично, отлично. Все бы так!" и пошел прочь. Совсем обо мне позабыв... Ура!!!
Леша убрал руку сразу же, засунул обе ладони в карманы джинсов и повернулся ко мне. Его выражение... да никакой улыбки там больше не было. Доброжелательность, немного... вроде как, я могу ошибаться, нежности в глазах, усталость, такая, что передавалась и мне через этот взгляд, и невыразимое лицо. Сам на себя не похож.
Даже не старался улыбаться, что только убедило меня еще больше - Леша ничего не делает неискренне. Стало немного легче.
- Сонь, на следующих парах меня не будет.
- Почему? - мгновенно вскинулась я.
Парень поморщился. Я тут же пожалела, что вообще задала такой вопрос. Видно было, как он не хочет отвечать. Но ответил рубленными фразами:
- Кое-что случилось. Я не очень хорошо себя чувствую. Нужно отдохнуть.
А... может ли такое быть, что он плохо чувствует себя из-за разборок с Лошадью? Или тут что-то другое? А можно ли спросить его об этом или лучше не надо?
Не спросила. Не решилась.
Кивнула. Все же, как хорошо, что придумали разговор жестами. Спасает, когда не можешь подобрать правильные слова.
Леша едва, на долю секунд, легко улыбнулся, потрепал мою макушку, и отправился в аудиторию. Там подцепил рюкзак и ушел, не оглядываясь. Я проводила его взглядом и вздохнула, когда приметная фигура скрылась за дверью.
Что же с ним, все-таки, происходит?
Сегодня выясню. Только... чуть позже. А если увижу, что ему будет так же плохо - вообще отложу разговор. Я никого мучить не собираюсь.
Кто-то сердобольный собрал с пола мои вещи и положил на парту. Быстро смахнула их в сумку и уступила место стоящему над душой студенту из другой группы.
Пары, как назло, растянулись на весь день. Пришел декан и всех "обрадовал", что один из наших главпреподов не может провести занятие завтра и поэтому отчитает материал сегодня. Всем спасибо, всем оставаться на местах. По рядам прокатился на редкость дружный вздох, среди них был и мой. Забежавший взмыленный препод, нервно оттирая лысинку платком, тоже был не рад. Но к сожалению ни мы, ни он ничего поделать не могли, и пришлось обоим страдающим от пятой и шестой пары смириться с таким положением дел.
Этот препод всегда на удивление умел рассказывать даже самый неинтересный материал так, что даже заправские возмутители спокойствия затихали, вслушиваясь в бархатный голос. Он мне всегда нравился, нравилось слушать, и пусть это - бред какой-то. И самостоятельные писала на отлично, впрочем, как практически все. Но на протяжении этих двух с половиной часов он меня бесил. Сильно. Как и вообще универ и все, что в нем обретало. До последних крыс и блох, если таковые найдутся. Я сидела за задней парте, крутила в пальцах огрызок карандаша, наблюдала за ним, и слушала, слушала, слушала... Но мысли мои были далеко, так, что даже я не смогла бы их возвратить из тех далей. Разве что только сами решат вернуться... Просто я опять задумалась о Леше, и вот что произошло. Мысли где-то там, в голове пусто и только отзвуки голоса препода отдают. Глаза наблюдают на выкрутасами карандаша, левая нога выстукивает четкий ритм. И разрастающееся, хорошо хоть удерживаемое, раздражение.
На шестую пару меня уже не хватило. Да и не только меня - половина группы тоже не выдержала и смылась, едва только препод куда-то ушел. Я, недолго думая, дунула следом, пока он не вернулся.
... Никто не отзывался на стук. Я изображала дятла где-то с минуту, а потом ушла, гадая, куда же Леша мог уйти. На ум приходило только одно место - общага но я уже проверила, его в комнате нет. Может, пошел к кому-то?..
Через полчала никто не ответил. И еще через час дверь как была закрыта, так и оставалась. Просто удивительно...
Ну, правда, где он? Я всерьез начала волноваться, и с каждым оборотом часовой стрелки на циферблате веселеньких настенных часах-китти, все сильнее. В восемь двадцать пришла одна идейка. Мари же живет на моем этаже, может Леша у нее? И пошла проверять догадку. В какой комнате она живет, не знала, так что пришлось стучаться во все двери по очереди и спрашивать Мари. Начала от своих соседей - это так, на всякий случай, и закончила предпоследней дверью в конце. Открыла сама Мари. Нисколько моему неожиданному приходу не удивилась, только радостно поприветствовала, словно мы не пару дней были знакомы, а несколько лет, и втащила внутрь, радостно щебеча о чае, самочувствии, моих делах - и все это практически одновременно. Голова распухла и отказывалась воспринимать столько информации. И она, похоже, это поняла. Смутившись, извинилась. У Мари была та же особенность, то и у Леши... или у Леши была та же особенность, что и у Мари - я не знала, кто из них старший. Но суть в том, что и на Мари тоже невозможно было долго обижаться. И пусть она не улыбалась, как ее брат, а только состроила виноватое личико - результат тот же. Она слишком милая, чтобы даже помыслить о том, чтобы обидеться. Да я и не хотела...
Мари развела бурную деятельность: долила в элекрочайник воды, отстаивающейся в огромной бутылке от хлора, щедро сыпнула заварки, на удивление, настоящей, а не пакетик какого-нибудь липтона. Пока она возилась с такой редкостью, как заварник, я решила осмотреться.
Такая же комната, как и у всех - два года назад делали ремонт на всем этаже, так что обои у нас были одинаковые. Леша однажды прислонился к косяку, так что теперь я знала, что они цвета топленого молока, с золотистыми цветками. Приятный цвет, успокаивающий... жаль только, что для меня цвет не имел значения. Все равно он серых оттенков. Кровати только две, обе - около стен. У большого окна, занавешенного шторкой с воланами, располагался стол. Идеальная чистота что на нем, что на висящей рядом полке. Книги, тетради, всякие мелочи, вроде подставки с карандашами-ручками, маленькие статуэтки - все расставлено аккуратно и ровно. На стенке рядом с одной кроватью булавками приколоты фотки радостной девушки - кажется, именно она хозяйка спального места, раз находилась на каждой фотографии. А рядом с кроватью Мари, на которую она и присела, на стенке были развешаны картины... Честно, я забыла как дышать, на автомате поднесла ко рту кружку, забыла этот самый рот открыть, и в итоге обожглась и едва не облилась. Это были пейзажи: большие, маленькие, и везде были горы. Не просто какие-то огрызки, а Горы с большой буквы - величественные и неприступные, с заснеженными шапками на вершинах. Вот на одной картине у подножия длинной горной гряды расположилось озеро, которое ловило последние отблески необычайно большого закатного солнца. Другая запечатлела гору Фудзияму - кто же ее не узнает? - и на переднем плане - беседка с характерной для Японии крышей, оплетенная каким-то густо-вьющимся растением. А на третьей...
