– Сам понимаешь, как подумаю, что рано или поздно все выяснится, меня в пот бросает. Черт попутал. И зачем сразу не сказал, кем работаю. А главное, ее родители передо мной стелются, а я то знаю, что не я им нужен, а деньги того начальника, которым я выписываюсь. – Стас внимательно смотрел в глаза Владимиру, который чувствовал, как его друг оживает, снимая с себя придуманный костюм начальника, рассказывая о своей выдумке.
– Ну, что ты думаешь? – спросил Стас и ждал, что скажет друг.
– Ты знаешь, я понимаю, зачем ты это сделал, но, что, эта девчонка, окончательная дура, что ли.
– Да нет. Она мне понравилась, но подумал, как узнает, что нет денег у меня, вот и выдумал про начальника.
– И только поэтому?
– Нет. Когда рассказываешь о себе такое, таким себя и чувствуешь. А я ЗАВИДУЮ этим крутым на дорогих тачках, в костюмах.
– А что она не спрашивала тебя, почему у тебя нет тачки?
– Я сказал, что продаю старую и вот-вот куплю новую, типа джип Хаммер . До того договорился, что уже дело до свадьбы дошло.
– А что родители? Идиоты, что ли? Ты ведь не выглядишь, как крутой.
– Почему? – возмутился Стас. – Я себе купил костюм фирменный и галстук, и всегда к ним приезжал на такси. У меня знакомый работает, у него новенькая иномарка. Ну вот, я его просил меня подвозить к ее дому в его выходные, когда он снимает этот значок. Вот они все к окнам прильнут, а я стараюсь. И скажу тебе, меня это так увлекло, что я даже себя крутым чувствовал.
Стас заулыбался, вспоминая свои первые успехи в качестве «выдуманного директора».
– Ну, ты даешь. Уж что что, а то, что ты артист, этого я не знал. – Владимир не понимал, как такое могло с его другом случиться. Вроде парень нормальный, и голова на плечах, но чтобы вот так, в «артисты» – этого он не ожидал от своего друга-товарища Стаса.
Стас сидел, опустив голову, и думал о своем, о том, что сказал Даше и о том, что сейчас там происходит, – и ему стало не по себе.
– Как представлю, что она там думает, плохо становится. Я ведь сказал, что мы расстаемся.
– Так и сказал? Ну, ты настоящий артист. А что, побоялся признаться, кто ты есть на самом деле? – Владимир внимательно смотрел на Стаса.
– Мне стыдно, что я мальчик на побегушках. Я себя проклинаю, что тогда соврал про начальника. И самое неприятное для меня, я точно знаю, что если бы Даша узнала, кто я, бросила бы сразу. Не я ей нужен, а начальник, которого нет. – Стас отвернулся. Ему стало себя жалко, и, не зная, что говорить, он замолчал опять, вспоминая, как произнес: «Мы больше не увидимся», – как невозможно трудно было произнести эти слова, и невозможно не произнести.
– Ну, что скажешь?
– А нельзя этой твоей Даше объяснить. Может, ты ошибаешься, и она останется с тобой? Ты ей позвони, – Владимир свято верил в то, что надо сделать так. – Вот прямо сейчас и позвони. Ну, чем ты рискуешь? Ты ведь уверен, что она не будет с тобой. А у вас все было?
– В том-то и дело. Я - подлец. Она девица, а я…– тут Стас совсем помрачнел и выпил еще вина.
– Ну, дела! А что если она того… ну, – сказал Владимир.
– Не хочу я об этом думать.
– Тогда звони. Я уверен, она ждет. Давай я позвоню. – Владимир переживал теперь и за эту Дашу, и за Стаса. Ему хотелось помочь другу.Стас, не раздумывая, продиктовал номер телефона Даши и напряженно ждал, что сделает Владимир. А тот сразу же набрал нужные цифры, и изумленный Стас услышал:
– Можно Дашу? – пауза. – Я друг Стаса и передаю ему трубку.
Стас заметался по комнате, делая знаки повесить трубку, но Владимир держал ее в вытянутой руке и ждал, когда закончится истерика. Стас выхватил у него трубку.
– Даша, Даша! Понимаешь, – он молчал, ожидая, что ему скажет Даша, у которой от его звонка пропал дар речи. Она только сказала:
– Ты где? Я слушаю. – Она, казалось ей, умирает.
– Я дома. У меня друг в гостях. Помнишь, я тебе рассказывал, Володя. Даша, я не директор, я простой… – он замолчал.
– Какой простой? Что это такое? – Даша начинала понимать, что ей говорит Стас, но она так настрадалась за это время, что ей было сейчас все равно, что он ей скажет. Она не понимала, а только чувствовала, что он ей хочет что-то сказать.
– Куда ты пропал? – она его не слышала. Стас набрал в легкие воздуха и выпалил:
– Я тогда сам не знал, ну, в общем, придумал про это, ну, начальника, Даша, – он замолчал.
– Причем тут начальник? Где ты пропадал? Я не знала, что со мной будет. – Даша запиналась, глотая слезы, понимая, что это Стас, что он говорит с ней – ей больше ничего не нужно было сейчас.
– Ты меня прости. Я хотел сказать, но потом ... – Стас замолчал. Он чувствовал, что Даша не отказывается от него, не начальника, что она переживает, и ему показалось, что жизнь к нему возвращается.
– Так мы встретимся? – робко спросил Стас. – Я приеду к тебе? – Он слушал хлюпанье в трубке, и лучших минут в его жизни не было. Сквозь слезы Даша произнесла:
– Да, да, – и повесила трубку, понимая, что не может сейчас продолжать разговор.
Владимир следил по изменяющемуся лицу Стаса за тем, что происходит на том конце провода, и убеждался в том, что сделал правильно.
20
Когда Даша услышала звонок телефона, она судорожно взяла трубку, как это делала все дни после последнего разговора со Стасом. Она не могла, не хотела верить словам Стаса, она ждала, что он позвонит и скажет, что все это неправда, что он ее по-прежнему любит. Она набирала его телефон и вешала трубку, не в силах что-то говорить.
Она боялась сказать родителям, что Стас с ней расстается, что никакой свадьбы не будет, видя их радостные лица и слыша обрывки разговоров об их со Стасом «счастье». «Слава богу, что еще не подали заявление, – думала про себя Даша, – а то был бы скандал», – и продолжала тихо наблюдать и ждать.
Первые минуты отчаяния после этого «расставания» сменились глубоко спрятанным чувством разочарования. Она сдерживала себя, надеясь, что все изменится, и они со Стасом все равно будут вместе. Она не теряла надежду на это, иначе ее жизнь на данном отрезке времени становилась бессмысленной.
И она, как начинающий тонуть, хватаясь мыслями за прошлые мгновения счастья, старалась удержаться наплаву. Но, несмотря на все свои усилия, горе наполняло ее душу. Иногда ей казалось, что все вокруг сплошной обман, и солнце, и свет раздражали ее, и она задергивала занавески и погружала комнату во мрак – так легче ей было переживать свое горе.
Иногда она задавала себе вопросы: «Почему? Что? Как?» – и ответы приходили самые противоречивые. И, главное, что ее больше всего беспокоило, почему он ей солгал про «начальника», и она задавала себе вопрос: «Неужели сейчас я люблю его меньше от того, что я узнала это?». И с горечью про себя думала, что да, конечно, лучше бы было, чтобы ложь оказалась правдой, и ее оскорбляло, что человек, которого она любила, не тот, за кого себя выдавал.
Тогда она начинала фантазировать, кем на самом деле работает Стас. Или он учится? Эта последняя мысль ее успокаивала, потому что она понимала, что из студента еще может что-то получиться. Но, когда она думала, что он простой рабочий, ей становилось не по себе. Но она смирялась и с этой мыслью – только бы он ее не бросил. Но вот родители этого не переживут. Она знала, что в их доме, где царил культ денег, богатства и престижа, появление какого-то там простого человека вызовет настоящий скандал.
Она, даже была на стороне Стаса, но чувствовала, что защитить его перед озабоченными деньгами и блестящими перспективами родителями будет невозможно. И она задавала себе вопрос, а смогла бы она уйти с ним из дома в бедность (она обязательно представляла при этом комнатку в коммуналке с провисающей на окне занавеской, старым диваном и столом без скатерти), и понимала, что не сможет отказаться от своих привычек жить в достатке, уюте, беззаботно.
Она ценила то, что живет в престижном доме, в шикарной квартире и не нуждается ни в чем. Мысль, что у нее все есть, и деньги, и наряды. Она хотела выйти на еще более интересный и высокий уровень, сделав партию, почему-то ее сейчас эти мысли оскорбляла. В глубине души она чувствовала, что значило для нее преодоление всех этих предрассудков, и она знала, что ее чувство к Стасу было замешано на ее любви к будущей обеспеченной и интересной жизни.
