— У подруги неприятность. Ей нужна была моя помощь.
— Что за подруга?
Безобидный, казалось бы, супружеский диалог, но наутро "Дейли кроникл" объявит о смерти нашего выдающегося земляка, и мне будет крайне трудно убедить Бена в том, что мы с Жаклин среди ночи обменивались выкройками из журналов мод.
— Не вешай мне лапшу на уши, Элли. Рассказывай, чем вы там занимались.
— Это не моя тайна. Или ты прекращаешь допрос, или… я подаю на развод!
— Как тебе будет угодно. Имущество поровну. Тобиас остается с тобой, дети со мной.
Он хлопает дверью. А я лезу на… нет, не на стенку. На шкаф. Еще один прыжок без парашюта.
— Элли! — пронесся по двору Мерлин-корта горестный всхлип.
На крыльце стоял Бен. Мой бледный, мой прекрасный Хитклифф.
— Да, дорогой?
Я шагнула от машины с одним-единственным желанием — превратиться в бесплотный дух, который от первого же прикосновения растворится в воздухе.
Хитклифф раскрыл объятия и прижал свою блудную жену к широкой груди. Черные кудри закрыли луну… а может, и всходящее солнце, в такие моменты не до мелочей. От его поцелуя перехватило дыхание. Хотелось бы добавить, что в тот миг я заново влюбилась в собственного мужа. Увы! Шанс разобраться в своих чувствах был упущен.
Бен поднял голову:
— Слава богу! Ты вернулась, Элли. Я чуть с ума не сошел, когда понял, что натворил. Чурбан бесчувственный! Уж и объявление в "Дейли кроникл" составил: "Элли, вернись. Начнем все заново. Умоляю, прости!"
Бедный, бедный! Могу себе представить, что он пережил! Вспомнить страшно, какой шок испытала я сама, когда близнецы исчезли из манежа.
— Ты не сердишься за то, что я сбежала из дома?
— Солнышко! Пока ты колесила по округе (в самую точку), я себе места не находил. Мне так стыдно!
Взаимно.
— Знаешь, о чем я больше всего жалел? У меня ведь нет ни одного твоего снимка с детьми!
— Бен…
Наберусь ли я духу выложить всю правду? Нет… Потерять Бена сейчас свыше моих сил.
— Какие страшные часы. Самые страшные в моей жизни, солнышко.
— Не думай об этом.
— Не получается. Я понял, что придется вызывать на подмогу Мамулю… и совсем скис. Хоть и знал, что она справится.
— Господи, Бен… — Я припала лбом к его груди. — Как ты мог поверить, что я брошу дом, тебя и детей из-за дурацкой размолвки?
— В такие минуты, Элли, здравый смысл отказывает. Я отвык от одиночества.
Ветер проскользнул между нами третьим лишним. От избытка чувств мир перевернулся. Вернее, это я так думала, прежде чем сообразила, что Бен подхватил меня на руки и потащил к дому.
Не скажу, чтобы меня мучили угрызения совести по поводу краха "скандинавской ночи любви". И все же, когда Бен опустил свою ношу на кровать, я невольно скосила глаза на пятачок у камина. Туда, где так бесславно завершился жизненный путь "Райской птицы". Фантастика! Истерика отменяется! Здесь поработал джинн из лампы Аладдина. Журнальный столик избавлен от залитой жиром скатерти; на его глянцевой темно-вишневой поверхности обрел свое законное место живописный натюрморт из фруктов, книг и подсвечника. Изувеченный коврик, жаровня и прочие атрибуты неудавшегося полуночного пира исчезли, словно их и не было.
Бен присел на кровать, обнял меня за плечи, зарылся лицом в мои космы:
— Коврик давно просился на покой.
— Верно! Эту часть дядюшкиного наследства я возненавидела с первого взгляда!
Он негромко рассмеялся. Жаркое дыхание обожгло затылок, волной дрожи прокатилось по спине. Пусть это не был трепет страсти… к моему смуглому рыцарю… Пусть так! Вечная дружба — тоже неплохо.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что убрал здесь, и…
— И?
— И за то, что ты тоже — не само совершенство.
За окном ночь еще боролась с рассветом, но мне было уже все равно. Сейчас мы обнимемся… крепко-крепко… так, чтобы ни смерть, ни мысли об утренней кормежке потомства не смогли нас разлучить.
— Что это? — Бен вскинул голову.
— Кажется, Эбби.
— И Тэм.
— Давай нырнем под одеяло и затаимся. Может, утихомирятся… — Но я уже была на ногах.
— Ни шагу из спальни! Я займусь малышами, а ты пока вздремнешь.
— Но тебе скоро на работу!
— А тебе разве нет?
Пригладив взъерошенные волосы Бена, я шепнула:
— Давай пойдем вместе. Чем не романтическое свидание?
Вместо ответа Бен сдернул с крючка байковый халат и набросил мне на плечи, словно это и не халат вовсе, а соболий палантин. Их светлости лорд и леди N. вышли на прогулку по родовому замку.
* * *
Без полноценного восьмичасового отдыха у некоторых весь день насмарку. Бедняжки. Я подскакиваю свеженькая как огурчик, даже если спала всего ничего. Голова, правда, гудит. И пошатывает слегка. И еще такое чувство, будто половину крови пожертвовала "скорой помощи", а то, что осталось, пульсирует только в висках. Но это мелочи.
Наутро, немыслимой ранью — стрелки часов едва дотянули до десяти, — Бен отправился в ресторан, унося в памяти безупречную картину домашнего покоя и уюта. Любимая жена за столом с чашкой кофе в руке, любимые чада в манеже, сытые и улыбчивые. Надувательство. О женщина! Вероломство — имя тебе. Едва за Беном закрылась дверь, я лихорадочно зашуршала страницами "Дейли кроникл", выискивая сообщение о безвременной кончине Нормана-Дормана. Ни словечка.
Потерей номер один для Читтертон-Феллс оставалась смерть миссис Хаффнэгл. Под снимком мистера Хаффнэгла, аристократа старой школы в траурном галстуке непомерной ширины и с не менее траурным длинным лицом, значилось: "Убитый горем вдовец выбросил электроприбор, погубивший его жену".
Вместо некролога о Нормане-Дормане я нарвалась на очередное, совершенно излишнее напоминание о роке, который преследует дам из СС.
Черт! Даже попереживать спокойно не дадут! Упорный стук в дверь заставил выбраться из-за стола.
— Иду, иду!
К задней двери я ковыляла под взглядом дочери, смакующей погремушку самым непристойным образом, — наслушалась-таки моя принцесса монологов миссис Мэллой!
— Куда я попала? В королевскую резиденцию?
По-моему, как раз наоборот — явление ее высочества народу. На пороге стояла Рокси с неизменной хозяйственной сумкой в руке и под вуалью в крапинку.
— Прошу прощения, ваше… то есть… миссис Мэллой… Дверь была открыта… Просто заклинило…
Рокси и слова не успела сказать, а я уже сочинила миллион подходящих ответов на неминуемый допрос. Странное дело. Никаких придирок по поводу немытых окон или ржавых петель не последовало. Миссис Мэллой впорхнула на кухню невесомым облачком, едва касаясь пола каблуками-шпильками. Да мы с ней, похоже, товарищи по несчастью! У Рокси был такой вид, словно она не спала неделю. Только глаза, в отличие от моих, помутнели и сравнялись цветом с некрашеными корнями волос. Устремленный в неизвестность взгляд вызывал дрожь и неприятные воспоминания о вчерашней трагедии с Норманом-Дорманом.
Посреди кухни миссис Мэллой остановилась и вытаращила глаза на моих чад:
— Откуда взялись?
— Что?
— Кто! Дети.
— Ах, дети! Купила по дешевке… — Обычная реакция на шок — я начинаю валять дурака. — "У Тэско" распродажа была. Одного берешь — второй бесплатно.
— Припоминаю. — Миссис Мэллой плюхнулась в кресло-качалку у камина и начала выстукивать носком туфли что-то на редкость противное. Скрип-стук. Скрип-стук.
С ума можно сойти. Помешал спятить страх за Рокси. Что, если она уже одной ногой в стране вечного счастья? Может, выпала из автобуса и получила сотрясение мозга? Вызвать на подмогу доктора Мелроуза? Ага! Осенило! Видимо, всему причиной "сказочная ночь" с мистером Фишером. Негодяй! Не испробовал ли он на моей верной Рокси какое-нибудь новейшее средство бальзамирования? Или же… Говорят, дамы бальзаковского и постбальзаковского возраста склонны к истерикам от счастья, так что "сказочная ночь любви" может надолго вывести их из равновесия…