Они получили свою кровь, но и Аларик тоже получил кое-что. Среди татуировок навигатора было знакомое изображение шестипалой руки.

Навигатор мог убивать взглядом своего третьего глаза. Это оружие способно поразить охотника на демонов. Вот почему Аларика бросили вместе с ним в этот лабиринт. Демон Аргутракс хотел, чтобы Аларика стравили с самым сильным из его рабов-убийц, и Веналитор лишился бы своего нового и лучшего раба.

У лордов Дракаази была слабость — слабость, которую они полагали силой.

Они ненавидели друг друга. Их слабым местом была ненависть.

— Я слышу много всякого, — осторожно сказал эльдар, — и хочу знать, является ли кое-что из этого правдой.

— Оставь меня, — ответил Аларик. — Я и без того чувствую себя замаранным.

Келедрос склонил голову набок и уставился на Аларика огромными глазами.

Аларик сидел в одиночке. По-видимому, Веналитор разозлился из-за попытки Аргутракса убить Серого Рыцаря при помощи навигатора, и часть этой злобы излил на Аларика же. Его приковали к стене на нижней палубе, и он был рад этому. Пока тень Келедроса не упала на него, он был один.

— Я пытался понять вас, — продолжал Келедрос, — твой род, я имею в виду, твою породу. Это все равно что наблюдать за животным с его загадочными инстинктами.

Аларику никогда прежде не удавалось толком рассмотреть эльдара. Их часто изображали на витражах или на страницах иллюстрированных молитвенников в качестве жалких ксеносов, корчившихся под ногами людей-победителей. По правде говоря, человеческие художники плоховато себе их представляли. Издали эльдары вполне походили на людей: две руки, две ноги, два глаза, нос, рот, но все остальное было иным. Они производили впечатление некой неправильности, от больших влажных глаз до шевелящихся будто черви гибких пальцев с множеством суставов. Они раздражали, нервировали, и Аларик ненавидел их. Келедрос был таким же грязным и покрытым шрамами, как и остальные рабы, и все же сохранил типичную для чужака заносчивость. Его доспех все еще включал в себя отдельные пластины зеленого нефрита от эльдарских доспехов, в которых его, должно быть, взяли в плен.

— Это животное не станет повиноваться ксеносу, — парировал Аларик.

— Разумеется. Ты хочешь быть свободным. Все хотят, когда попадают сюда.

— Мне не о чем с тобой говорить.

— Ты хочешь выбраться отсюда. Я тоже хочу выбраться. Ты кажешься мне таким же отвратительным, как и я тебе, человек, но нельзя отрицать, что цель у нас одна и та же. Я думаю, что ни у одного из нас нет особых шансов в одиночку, но мы оба намного превосходим остальной сброд Веналитора, и наше мастерство могло бы дополнить друг друга.

Аларик рассмеялся, и это причинило ему боль, поскольку он был изрядно помят после боя с навигатором.

— Да, я видел, что бывает, когда человек заключает сделку с чужаком. Я был на Торганел Квинтусе. Инквизиция заключила там союз между Империумом и эльдарами. Я видел, как вы, ксеносы, напали на наши войска, едва горы Падающего Кинжала оказались в безопасности. Видел, как вы резали нас, будто скот, поскольку не хотели, чтобы кто-нибудь узнал о том, что вам понадобилась наша помощь, чтобы уничтожить то, что мы обнаружили там. Я никогда не буду доверять вашему роду. Вы готовы истреблять сотнями, лишь бы спасти одного из ваших. Вы бы перебили нас всех ради своего комфорта.

Келедрос выхватил из-за спины оружие — тонкий цепной меч, зубцы которого были тщательно начищены и блестели в сумраке одиночной камеры.

— Эльдары, с которыми вы сражались рядом… Они были из храма Скорпиона?

Аларик усмехнулся:

— Они все на одно лицо.

— Ты бы запомнил. Нет эльдар сильнее и непоколебимее, чем те, что идут по пути Скорпиона. Скорпион безжалостен. Он не может потерпеть неудачу, потому что лишь после смерти его клешни разожмутся, и едва враг окажется перед ним, жалит всегда насмерть. Я шел по тропе Скорпиона до того, как судьба забросила меня сюда, человек. Говорят, что ты охотник за демонами, это нечто выдающееся по меркам твоего рода. Эльдары думают про меня то же самое. Аспект Скорпиона дается нам непросто. Я не какой-то там ксенос, Серый Рыцарь, даже для тебя. Я Жалящий Скорпион, и из всех живых существ на этой планете у меня, безусловно, больше всего шансов совершить побег. Без меня ты умрешь здесь, возможно, сломленный и ставший добровольным рабом. Вместе мы смогли бы вернуться в свои миры. Подумай об этом. У тебя нет другого выхода.

— Я не очень приветлив к тем, кто будет предавать меня, — ответил Аларик. Хоть и знал, что издевка не дойдет до ксеноса, но не в силах был сдержаться при виде такой самонадеянности. — И ты мне не подходишь.

— Ты изменишь свое мнение, Серый Рыцарь, — заявил Келедрос. Похоже, он не понимал человеческой ненависти, даже если видел ее. Если же и понимал, то не реагировал на нее. — Я там, а ты тут. Если тебе так хочется остаться, тогда ничто из того, что я могу сказать, не поколеблет тебя.

Келедрос на прощание еще раз взглянул на Аларика своими огромными черными глазами и нырнул обратно в тень. Он исчез, и ни единый звук шагов не выдал, что он был на палубе. Аларик удивлялся, как Келедрос вообще проник сюда. Ксенос свободно перемещался по «Гекатомбе» и, несомненно, обладал той силой, о которой говорил, раз продержался на Дракаази так долго. А ведь кругом к тому же рабы-люди, питающие глубоко укоренившуюся ненависть к ксеносам. Аларик, однако, знал, на что способны эльдары. Клятва, данная эльдаром, стоила даже меньше чем ничего. Это было обещание предательства.

У Аларика было достаточно времени для раздумий в темном чреве «Гекатомбы». Большей частью он думал о Молоте Демонов.

Первым впечатлением Аларика от Гхаала стала вонь. Она клубилась над гребными палубами, будто отвратительный туман. Это были запахи гнили и страданий, пота и нечистот, смрад вечной нищеты.

— Мы в Теснинах, — сказал Хаггард, прикованный к скамье сразу за Алариком. Хотя разговоры рабов на гребных палубах и не приветствовались, надсмотрщики, похоже, привыкли не обращать внимания на Хаггарда. — Это Гхаал. Мерзкое отверстие.

— Буквально? — поинтересовался Аларик, в памяти которого были еще живы картины живого города Карникаля.

— Не совсем. Еще хуже.

Аларик вгляделся сквозь отверстие для весла в корпусе. Была ночь, и в зловещем свете зеленоватой луны Дракаази он смог разглядеть множество ветхих построек, громоздившихся по берегу канала, текущего кровью. Канал был частью целой кровавой паутины протоков, прорезавших эту часть города, предположительно узких, почему место и получило свое название, и «Гекатомба» двигалась медленно, задевая бортами за берега канала. Время от времени ночной ветерок доносил слабый вскрик, сопровождавшийся приглушенным всплеском от падения тела в кровь.