Они влились в поток пешеходов и вскоре растворились в нем. Натренированным взглядом Хан заметил четырех агентов ЦРУ, направлявшихся к ателье «Портняжки Файна Линкольна», и их лица автоматически запечатлелись в его памяти. Это было несложно. В джунглях, где он вырос, моментально узнать того или иного человека зачастую означало – остаться в живых или погибнуть. Так или иначе, он, в отличие от Вебба, теперь знал, где находятся эти четверо, и сейчас высматривал в толпе двух других. В этот критический момент, когда он вел свою жертву в заранее выбранное место, он не мог допустить, чтобы ему кто-то помешал.

Вот эти двое – тоже смешались с толпой и пристально вглядываются в лица прохожих. Похожие друг на друга, как близнецы, они шли по противоположной стороне улицы – прямо навстречу Хану и Веббу. Хан повернулся к своему спутнику, чтобы предупредить его, но того и след простыл. Вебб словно растворился в воздухе.

Глубоко в недрах штаб-квартиры «Гуманистов без границ» располагался оснащенный самой современной техникой подслушивающий центр, в функции которого входил перехват любых сигналов, поступавших из разведывательных служб всего мира. Для человеческого уха эти сигналы не имели никакого смысла, поскольку были зашифрованы, но центр перехвата был оборудован уникальными компьютерными программами, основанными на сложной системе случайных алгоритмов и разработанными специально для расшифровки шифрограмм. Для спецслужбы каждой из стран имелась отдельная программа, поскольку все они пользовались разными системами шифров.

Программисты Спалко были успешнее многих других своих коллег и преуспели во взламывании шифров, поэтому их хозяин всегда был в курсе того, что происходит в мире. Шифры американского ЦРУ были взломаны давным-давно, поэтому уже через час после того, как директор агентства отдал приказ о ликвидации Борна, Спалко знал об этом.

– Великолепно! – обрадовался он. – Вот теперь все действительно идет по плану.

Он бросил листок с расшифровкой на стол, а затем вывел на экран монитора карту Найроби. Он рассматривал схему города до тех пор, пока не нашел на ней то место, куда, по просьбе президента Джомо, должны были прибыть врачи «Гуманистов без границ», чтобы оказывать помощь помещенным в карантин больным СПИДом.

В этот момент зазвонил его сотовый телефон. Слушая голос собеседника, Спалко посмотрел на часы и наконец сказал:

– Этого времени должно хватить. Вы сработали на «отлично».

Затем он вошел в кабину лифта и поднялся на этаж, где располагался кабинет Этана Хирна. Пока Спалко поднимался, он сделал единственный звонок и за несколько секунд получил то, на что у многих других жителей Будапешта ушли бы долгие месяцы: билет на вечернее представление в будапештскую оперу.

Новый специалист по развитию «Гуманистов без границ» был целиком погружен в работу, вперив взгляд в монитор компьютера, но при появлении шефа незамедлительно встал из-за письменного стола. Вид у него был столь же свежий и бодрый, как и утром, когда он впервые перешагнул порог этого кабинета.

– Не надо формальностей, Этан, – проговорил Спалко, одарив подчиненного радушной улыбкой. – Мы же не в армии, верно?

– Да, сэр. Благодарю вас. – Хирн выпрямил спину. – Я работаю с семи часов утра.

– Ну и как продвигаются дела? Нашли каких-нибудь новых жирных спонсоров, которые позволят нам подергать их за вымя?

– На сегодня у меня назначены два обеда и один ужин с весьма перспективными людьми, так что на следующей неделе можно ожидать результаты. Я направил им «письма-зазывалки», как я их называю, и переслал вам копии по электронной почте.

– Хорошо! Просто замечательно! – Спалко огляделся, желая удостовериться в том, что их никто не подслушивает. – Скажите, у вас есть смокинг?

– Разумеется, сэр, это – моя рабочая одежда.

– Великолепно! В таком случае отправляйтесь домой и наденьте его.

– Простите? – Брови молодого человека сошлись в единую линию. Он явно не понимал, о чем идет речь.

– Вы отправляетесь в оперу.

– Сегодня? Почему же вы говорите мне об этом только сейчас? Как я достану билет?

Спалко засмеялся:

– Знаете, Этан, вы мне нравитесь! Готов держать пари: вы – последний честный человек, оставшийся на этой бренной земле.

– Уверен, сэр, что самый честный и порядочный человек – это вы.

Спалко снова рассмеялся, забавляясь растерянным выражением лица молодого человека.

– Это была шутка, Этан. А теперь – собирайтесь, у вас совсем мало времени.

– Но моя работа… – Хирн сделал жест в сторону своего монитора.

– Настоящая работа ждет вас сегодня вечером. В опере будет находиться человек, которого вы должны обработать и превратить в нашего спонсора. – Тон Спалко был настолько ненавязчивым и повседневным, что Хирн ничего не заподозрил. – Этого человека зовут Ласло Молнар.

– Никогда не слышал о таком.

– Ничего удивительного. – Спалко понизил голос, тон его стал почти заговорщическим. – Он обладает огромным состоянием, но параноидально боится, что об этом кто-нибудь узнает. Он никогда и никому не жертвует никаких средств – в этом я вас уверяю, – и если вы допустите хотя бы самый прозрачный намек на то, что вам известно о его деньгах, он развернется и уйдет, после чего никогда не подпустит вас даже на пушечный выстрел.

– Понимаю вас, сэр, – отчеканил Хирн.

– Он – эрудит высшей пробы, настоящий энциклопедист, хотя в нынешнем мире, как мне кажется, это качество уже потеряло всякий смысл.

– Да, сэр, – кивнул Хирн, – по-моему, я понимаю смысл ваших слов.

Спалко был уверен, что парень ничего не понимает, и от этого в его душе проснулась грусть. Когда-то он сам был таким же наивным птенцом, как Хирн, но это, казалось, было целую вечность назад.

– В общем, Молнар – страстный поклонник оперы. Он выкупил места на много лет вперед.

– Я прекрасно знаю, как вести себя с такими трудными людьми, как Ласло Молнар. – Хирн решительными движениями надел пиджак. – Можете на меня рассчитывать, сэр.

– Я в этом и не сомневался, – ухмыльнулся Спалко. – А после того как вы его заарканите, везите его прямиком в «Подвал». Знаете этот бар, Этан?

– Конечно, сэр. Но это будет уже поздно, наверняка не раньше полуночи.

Спалко приложил палец к носу и проговорил:

– И напоследок – еще один секрет. Молнар относится к категории людей, которых обычно называют «совами». Но, несмотря на это, он наверняка будет сопротивляться вашему приглашению. Он – из тех, кто любит, когда его уговаривают. Вы должны быть более чем убедительны, Этан, понимаете?

– Полностью, сэр!

Спалко протянул молодому человеку бумажку, на которой был написан номер кресла Молнара в опере.

– Ну что ж, желаю приятно провести время, – сказал Спалко. И с улыбкой добавил: – И – желаю удачи!

Выполненный в напыщенном романском стиле фасад был залит светом. Внутри все сияло позолотой и бронзой. Три яруса балконов сияли в свете десяти тысяч лучей, исходивших из бесчисленных ламп гигантской хрустальной люстры, свисавшей с куполообразного потолка наподобие огромного колокола.

В эту ночь давали оперу Золтана Кодая[6] «Хари Янош», несомненный и многолетний фаворит театра. Эта постановка не покидала репертуарный список с 1926 года. Этан Хирн торопливо вошел в просторный мраморный вестибюль, наполненный голосами представителей будапештской элиты, собравшейся на вечернее представление. На молодом человеке был прекрасно сшитый смокинг из изысканной ткани, однако этот наряд вышел не из-под руки какого-нибудь прославленного модельера. При той работе, которой занимался Хирн, то, как и во что он одевался, имело огромное значение, поэтому он предпочитал одежду хоть и элегантную, но нарочито приглушенных цветов, никогда не надевая кричащих либо слишком дорогих вещей. Простота и умеренность – вот что должен демонстрировать человек, который выпрашивает деньги у богачей.