– Не учи меня! – отрезал Хан. – Ты мне для этого не нужен. И никогда не был нужен… – Он заставил себя поднять глаза и посмотреть на Борна. – Ну ладно, давай договоримся так. Я согласен работать в паре с тобой, но только на одном условии: ты вытащишь нас отсюда.

– Договорились. – Борн улыбнулся, заставив Хана смутиться. – В отличие от тебя у меня, пока я сидел здесь, было много времени для раздумий относительно того, как выбраться отсюда. Я предположил, что, даже если каким-то образом сумею освободиться из этого кресла, с помощью обычных методов мне далеко не уйти. В таком состоянии я просто не способен противостоять эскадрону охранников Спалко. Поэтому я остановился на ином решении.

Хан почувствовал раздражение, как и всякий раз, когда этот человек оказывался предусмотрительнее его самого.

– Ну и что же ты придумал? – спросил он.

Борн мотнул головой в сторону металлической решетки посередине комнаты.

– Водосток? – недоверчиво спросил Хан.

– А почему бы и нет! – Борн опустился на колени рядом с решеткой. – Отверстие достаточно большое, чтобы в него смог пролезть человек. – Он нажал кнопку на рукоятке ножа и после того, как из нее, сверкнув в свете ламп, выскочило лезвие, просунул его в щель между решеткой и бетонным краем водостока. – Не хочешь мне помочь?

Хан встал на колени по другую сторону водостока и, когда Борн, используя нож в качестве рычага, немного приподнял решетку, ухватился за ее край и потянул вверх. Отложив нож, Борн присоединился к нему, и совместными усилиями они подняли тяжеленную чугунную решетку.

Хан заметил, что от усилия Борн сморщился, и в этот момент внутри его возникло некое мрачное ощущение – странное и одновременно знакомое: что-то вроде гордости, которое он смог определить не сразу и к тому же с душевной болью.

Такое же чувство он испытывал, будучи мальчишкой, еще до того, как, оказавшись брошенным, заблудившись, пребывая в шоке, плутал в окрестностях Пномпеня. С тех пор ему удалось успешно блокировать его, и оно никогда больше не тревожило душу Хана. Вплоть до сегодняшнего дня.

Они откатили решетку в сторону. Борн взял кусок окровавленной повязки, которую Спалко срезал с его тела, и тщательно завернул в него сотовый телефон. Затем он сложил нож и рассовал эти предметы по карманам.

– Кто пойдет первым? – спросил он.

Хан с деланым равнодушием пожал плечами, демонстрируя абсолютную холодность. На самом деле он слишком хорошо представлял, куда может выводить этот чертов водосток.

– Твоя идея – ты и решай.

Борн опустился в отверстие по пояс.

– Подожди десять секунд, а затем полезай следом, – сказал он напоследок и скрылся из виду.

Аннака ликовала. В бронированном лимузине Спалко они мчались по направлению к аэропорту, и теперь уже никто не мог остановить их. Последняя уловка, на которую она пошла, побеседовав с Этаном Хирном, как выяснилось, оказалась вовсе не обязательной, но она не жалела о том, что совершила этот подход к нему и попыталась обеспечить свою безопасность на тот случай, если Спалко проиграет. Аннака всегда предпочитала подстраховаться, а в тот момент, когда она решила договориться с Хирном, Спалко, как ей казалось, балансировал на краю пропасти.

Глядя на него теперь, Аннака подумала, что не должна была сомневаться в нем ни секунды. Спалко обладал смелостью, фантастическими навыками и способностью перевернуть целый мир для достижения своих целей. Даже столь амбициозной, как та, которую он поставил перед собой сегодня. После того как он впервые поведал ей о своих планах, Аннака отнеслась к ним скептически, и этот скепсис жил в ней вплоть до последней минуты, когда он организовал их переправку на противоположный берег Дуная по старому туннелю, который шел под дном реки и где во время войны жители города укрывались от воздушных налетов.

Спалко наткнулся на этот туннель после того, как приобрел здание для штаб-квартиры «Гуманистов без границ». Он отремонтировал его и успешно изъял любое упоминание о туннеле из всех архитектурных документов. Так что до последнего времени существование этого подземного, а точнее, подводного хода оставалось его личным секретом.

Лимузин с водителем поджидал их у дальнего конца здания, под пламенеющим солнцем позднего полудня, и вот, проехав под Дунаем, они уже неслись по автотрассе по направлению к аэропорту Ферихедь. Аннака подвинулась ближе к Степану, и, когда он повернул к ней свое лицо, которым она неизменно восхищалась, женщина взяла его руку и на некоторое время задержала ее в своих ладонях. Мясницкий фартук и резиновые перчатки он стянул и выбросил в окно, когда они еще ехали по туннелю. Сейчас на нем были джинсы, белоснежная рубашка и легкие мокасины. Глядя на него, невозможно было поверить, что он бодрствовал всю ночь.

Спалко улыбнулся:

– Я полагаю, бокал шампанского – это именно то, что сейчас нужно, а?

– У тебя все всегда предусмотрено, Степан! – засмеялась она.

Спалко указал ей на тонкие хрустальные бокалы, установленные в специальных нишах на внутренних панелях задних дверей. Аннака наклонилась, чтобы взять два из них, а Спалко тем временем извлек из автомобильного бара бутылку холодного шампанского, сорвал с горлышка фольгу и ловко извлек пробку. По обе стороны автострады пролетали многоэтажные здания, и постепенно угасающее светило отражалось в их бесчисленных стеклах. Спалко наклонил бутылку и наполнил бокалы светло-янтарной пенящейся жидкостью.

Они выпили по глотку шампанского, и Аннака посмотрела в глаза Степана. Они были как брат с сестрой, а может, и ближе, поскольку их отношения не отягощал багаж соперничества, который неизменно накапливается у людей, растущих в одной семье. Аннака подумала, что из всех представителей противоположного пола, которых она когда-либо знала, Спалко больше всего отвечал ее представлениям об идеале мужчины. И не то чтобы ей не хватало спутника жизни. Когда она была девочкой, ей вполне хватило бы отца, но этому не суждено было случиться. Поэтому она остановила свой выбор на Спалко – сильном, умном, неуязвимом. В нем сочетались все качества, которые любая дочь хотела бы видеть в своем отце.

Лимузин подъезжал к границе города, и многоэтажки попадались уже значительно реже. День постепенно угасал, и солнце клонилось все ниже к линии горизонта. Ветер утих, и облака застыли на порыжевшем небосводе – идеальная погода для взлета.

– Не хочешь послушать музыку? – спросил Спалко. – Что-нибудь такое, что гармонирует с шампанским. – Рука Степана поднялась к CD-чейнджеру, укрепленному над его головой. – Что же мы поставим: Баха? Бетховена? Нет, конечно же, Шопена!

Спалко выбрал соответствующий диск, нажал кнопку, но вместо заветной мелодии ее любимого композитора Аннака услышала собственный голос: «Так на кого же вы работаете – на Интерпол? Впрочем, нет, у вас – иные повадки. На ЦРУ? Тоже нет. Если бы американцы попытались внедрить своего агента в их организацию, Степан, несомненно, знал бы об этом…»

Рука Аннаки с бокалом замерла в воздухе.

«Не стоит так пугаться, Этан».

Спалко с улыбкой смотрел на нее поверх своего бокала, и от этого у нее похолодело под сердцем.

«На самом деле меня все это не волнует. Я всего лишь хочу иметь страховой полис на тот случай, если здесь запахнет паленым. Вы и есть этот самый полис».

Спалко остановил запись, и в салоне повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь еле слышным урчанием двигателя.

– Ты, верно, ломаешь голову над тем, каким образом мне стало известно о твоем предательстве?

Аннака обнаружила, что временно утратила дар речи. Ее мозг был парализован, а вся жизнь оказалась поделена на две части: до того, как Степан таким добрым голосом спросил ее, какую музыку ей хочется послушать, и – после. Сейчас ей больше всего на свете хотелось вернуться в это «до». Воспаленное сознание могло фиксировать лишь эту трещину, которая расколола надвое ее жизнь, за доли секунды расширилась и превратилась в бездонную пропасть, что разверзлась у ее ног. Как прекрасна была ее жизнь до того момента, как Спалко нажал на кнопку воспроизведения, и в какой непроходимый кошмар превратилась она после того, как он выключил запись!