Мы зашагали к лагерю академии Кларка. В кромешной тьме пересекли футбольное поле.

— Хочу задать тебе еще ряд вопросов о ночи убийства, Мартин. Надо что-то делать, чтобы спасти Томми. Я сам его арестовал, но уверен, что парень невиновен. И хочу его спасти, пока еще не поздно. Похоже, мы что-то проморгали. Что-то важное.

— Уверен, что невиновен, или просто втрескался в Рут? — подколол я детектива.

— Уверен, что он невиновен, — спокойно повторил Райан. — Ты согласен помочь, Мартин? Ты же не хочешь, чтобы Томми умер?

— Хватит глупые вопросы задавать. Конечно, помогу. Только чем?

— Отлично. Итак, что ты делал в тот вечер?

— Да я уж двадцать раз отвечал. И в суде тоже. Пришел в гости к Мэри.

— Мистер Смит, ее отец, выгнал тебя?

— Он предложил мне покинуть дом.

— Не предложил, Мартин. Приказал в грубой форме. И запретил появляться в доме снова.

Я резко остановился:

— Откуда это известно?

— Мэри сказала. Она боялась, что Рут тоже запретит тебе приходить. И, к сожалению, считала, что это не оказывает влияния на судебное разбирательство.

— А что, оказывает?

— Не знаю. Итак, он тебя выгнал. Палкой угрожал?

— Не скажу.

— Что ж, ты не обязан. Но я хотел бы слышать от тебя только правду.

— Вы думаете, что я его убил? — Я повернулся к нему, затаив дыхание.

— Нет, не думаю, но…

— Что — но?

— Мартин, тебя вышибали чуть ли не из каждой школы штата.

— Ну не каждой…

— Но не из одной.

— Ну… было.

— Вот я и посмотрел твои документы. Надо было раньше этим заняться.

— Слышь…

— Не волнуйся. Это могло бы дать новую нить, только и всего. Против тебя ничего нет, но в школе в Хэддене ты затащил козленка, классного любимца, на второй этаж и спустил с лестницы, переломал ему все четыре ноги.

— Он поскользнулся.

— Возможно. — Дафф закурил, зажав коробку с искалеченным котенком под мышкой. — А ты стоял на верхней площадке и наблюдал за страданиями козленка, пока кто-то не прибежал на его вопли.

— Я так испугался, что не мог двигаться.

— В другой школе ты столкнул одноклассника в цистерну с мазутом и топил его, не давая вылезти, пока тебя не остановили.

— Он отвратный тип. А я просто пошутил.

— Из следующей школы тебя выгнали, когда ты связал теленка, заволок его на крышу, проткнул чем-то острым и наблюдал, как он истекает кровью.

— Не колол я его! Он напоролся на острый кусок жести. Не говорите это Мэри.

— Не скажу.

— А то, что я там вытворял, любой мог на моем месте сделать. Вы просто хотите спасти Томми и готовы навесить все на кого угодно, хоть на меня.

— Возможно, — мягко согласился Райан. Мы вошли в капеллу, он выплюнул изо рта сигарету, растоптал ее, погладил котенка. Через мутные окна в капеллу проникал неверный лунный свет, отражался в кошачьих глазах. — Ты еще и в колонии оказывался.

— Два раза, — признался я.

— И однажды в психлечебнице штата.

— Месяц. Один псих меня туда запаковал. Спасибо, папаша выручил.

— Угу. Псих запаковал, потому что ты отравил двух его псов, датских догов. Отец твой должен был дать кому-то на лапу, чтобы тебя выручить, а теперь он платит Кларку в двойном размере.

Все это я, конечно, знал, но слушать подобное от детектива малоприятно.

— Ну и что? Вы могли все это узнать и раньше.

— Нам не дали эти материалы. Мне пришлось подкупить персонал, чтобы их получить.

— Грязный трюк! — вырвалось у меня.

Он как-то странно улыбнулся, будто бы отодвинувшись от меня далеко-далеко. Еще раз погладил котенка. Меня трясло от страха.

— Жаль тебя убивать, милый, — сказал Райан котенку и тут же как будто сошел с ума.

Он размахнулся и с силой ударил животное головой о церковную колонну. Видно было, как окрасилась кровью голова котенка. Райан ударил еще и еще. Сердце у меня в груди бухало, как кузнечный молот. Мне захотелось ему помочь, схватить котенка и выдавить из него кишки, разметать мозг по всей капелле. Голова кружилась. Рука сама потянулась к зверьку.

Но я не дурак. Не зря я первый в классе. Я понял, что Райан меня проверял. Он призывал меня помочь. Хотел надуть. Не выйдет! Я отдернул руку, обе сунул за спину, сцепил их крепко-накрепко и отвернулся.

Звук падения. Котенок растянулся на бетонном полу. Я с трудом переводил дыхание. Дафф Райан спокойно посмотрел на меня, отвернулся и вышел. Долго я восстанавливал дыхание…

Зато спал отлично. Томми меня больше не интересовал. Скорей бы его вздернули. Проснулся я за 10 минут до подъема, помня, что черед дудеть Пуштона. Почувствовав в себе боевой задор, я сунул ноги в шлепанцы и прошел в крыло одиннадцатилеток. Пуштон сидел на краю кровати, тянулся и зевал. Этот пузан выглядел стариканом. Морда важная, что твой генерал.

— Чего тебе, Торп? — спросил он.

— Давай сюда свой дурацкий горн. Я его в куски разнесу.

— Ты от моего горна отстань. Мои родители люди небогатые, я на свой горн потратил всю свою копилку.

Все так. Школа выдавала горны, но весьма дерьмового качества, а Пуштон серьезно относился к музыке. Он накопил денег и купил собственный инструмент.

— Знаю-знаю. Еще лучше. Не привлекут за порчу школьного имущества. Где он? Куда ты его сунул? — Я заглянул под кровать, под подушку, схватил Пуштона за нос: — Где горн, Хейни?

— Отстань! — заорал он во все горло.

Народ стал поднимать головы, послышалось недовольное ворчание.

— Ладно, придурок, иди дуди. Чтоб тебе кишки выдуть.

Я вернулся в постель и зажал уши.

Пуштон продудел от души. Куда он прятал горн, я так и не узнал.

Оделся я бодро, настроение улучшилось. Еще два дня — и Томми повесят. Скорей бы. Может, Мэри скоро отнюнится, потому что больше ничего уже нельзя будет сделать. А потом и забудет. Для планеты один человек — величина несущественная, независимо от того, хороший это был парень или плохой.

В среду все шло путем. Завтрак, церковь, классы. Случайно наткнулся на Пуштона, он зажимал горн под мышкой.

— Торп, будешь приставать, я доложу по команде.

— Топай-топай, придурок. Погоди, я до тебя доберусь.

Зол я на него был — не передать.

Я все так же злился на Пуштона, когда представился счастливый случай. Счастливый для меня, не для Пуштона.

Ближе к вечеру нас отпустили из классов на двухчасовой отдых. Я заскочил в главное здание, точнее, прокрался туда, чтобы взять из-под подушки книжку. И услышал какой-то стук. Доносился стук из крыла одиннадцатилеток. Дойдя дотуда, я глазам своим не поверил.

Пуштон! Дело в том, что дежурному горнисту поручается обход здания, но я-то об этом забыл. Чуть было в Бога не поверил снова. Пуштон возился с новым переносным радиоприемником с наушниками, очевидно общим с соседом, потому что провода тянулись и к соседней койке.

Пуштон, высунувшись из окна, приколачивал наружную антенну.

Чего еще желать? Шесть этажей, внизу бетонная отмостка. Никто не знает, что я в здании. В виски ударила кровь, в глотке пересохло. Кошачьим шагом, затаив дыхание, я двинулся вперед.

Подойдя поближе, рванулся и толкнул его. Он успел обернуться — его пухлое лицо позеленело и выразило неописуемый панический ужас. В жизни не испытывал такого наслаждения!

Еще толчок — и, не издав ни звука, Пуштон сорвался вниз.

Я рискнул выглянуть, чтобы увидеть, как он грохнется. Потом понесся вниз. Никого не встретив, добежал до второго этажа, где выскочил в окно, приземлившись четко на ноги.

Через минуту я был на спортплощадке. И только через десять минут от главного здания раздался чей-то вопль.

Мы рванули туда.

Стоя в толпе, я рассматривал то, что осталось от Пуштона. Отдуделся Пуштон. Труп валялся, как лопнувший мешок, с брызгами и потеками крови по сторонам. Мы постояли, поглазели, потом дежурный офицер прогнал нас оттуда. Больше я Пуштона не видел.

Ужин прошел без задержки, как обычно. Разговоры сводились к тому, что этот идиот чересчур высунулся из окна со своей антенной и рухнул.