Святой перевел взгляд вверх. Звуки, которые заставили его выбежать в коридор, доносились оттуда. В этом он не сомневался — второй этаж был наиболее вероятным местом. Он остановился в коридоре для его осмотра только из-за своей привычной осторожности. Когда девушка оказалась рядом с ним, Саймон схватил ее за руку.

— Позвольте мне подняться первым, — сказал он, преградил дорогу Хоппи и посмотрел на дворецкого: — Другая лестница есть, Дживз? — спросил он, не повышая голоса.

— Д-да, сэр…

— Хорошо. Оставайтесь здесь с мисс Чейз. Хоппи, найди вторую лестницу и стой там.

Сам он понесся вверх по центральной.

Перепрыгивая через три ступеньки и приземляясь на одни пальцы, Саймон пытался найти объяснение для факта, представляющего чрезвычайный интерес. Если только Розмари Чейз не была величайшей прирожденной актрисой, которую просмотрело целое поколение агентов по поиску талантов, а он сам полностью не разучился оценивать людей, то крик и вопль шокировали ее так же, как и его самого, и точно так же заставили похолодеть. Святой задержался и не дернулся в первую секунду именно для того, чтобы рассмотреть ее лицо. Саймон не сомневался, что уловил бы любой малейший намек на обман, тем не менее улавливать оказалось нечего. Это означало, что случилось что-то, к чему Розмари была совершенно не готова. А это, в свою очередь, могло означать, что все его подозрения в отношении ее не имеют оснований. Из-за этого все теории, которые он начал выдвигать, приобрели новые и захватывающие очертания. Саймон добрался до верхней ступеньки с горящими от радости глазами, правда, этот блеск просачивался сквозь мрачность и настороженность.

С верхней площадки открывался коридор в виде буквы Т с коротким отрезком, который упирался в два длинных отсека, отходящих от точки пересечения. Все двери, которые Саймон увидел в начале, оказались закрыты. Он легкими шагами направился к месту пересечения двух коридоров и уловил слабое движение в левом отсеке. Саймон вдохнул и, пригнувшись, быстро выпрыгнул из своего коридора в перпендикулярный, но не прямо, а по косой. Этот прыжок привел бы в замешательство любого стрелка, который мог ожидать его за углом. Но стрелок отсутствовал.

На полу, в вызывающей тошноту грязи лежали два тела. Одно из них подавало признаки жизни.

Это был доктор Квинтус, который, когда до него добрался Святой, как раз пытался подняться на ноги, словно пьяный. Неподвижно лежал Джим Форрест. Саймону не требовалось смотреть на него дважды, чтобы понять: неподвижность воцарилась навечно. Грязь оказалась кровью — лужи, брызги и пятна крови в ужасающем количестве. Они были на полу, на стенах, промочили полосатый блейзер и одежду доктора. Горло Форреста разрезали от уха до уха. Этой раной его чуть не обезглавили.

У Святого скрутило живот, но только один раз. Потом он схватил врача за руку и помог ему подняться. На Квинтусе было столько крови, что Саймон затруднялся сказать, какие у него ранения.

— Куда вас ранили? — спросил он.

Мужчина покачал головой с обалделым видом, потом с такой силой оперся на Саймона, что показался свинцовым.

— Я не ранен, — хрипло пробормотал он. — Я в порядке. Меня только ударили по голове. Форрест…

— Кто это сделал?

— Не знаю. Вероятно, тот же… кто и Нору. Я услышал, как Форрест… закричал…

— Куда он убежал?

Квинтус пребывал в полубессознательном состоянии и чем-то напоминал лунатика. Вопросы доходили до него не лучше, чем внешние шумы до сознания человека, гуляющего во сне. Он явно предпринимал огромные усилия, чтобы прийти в себя, но глаза оставались полуприкрытыми, слова давались с трудом. Говорил он заплетающимся языком, словно сильно напился.

— Думаю, Форрест… шел к себе в комнату… Застал убийцу… что-то вынюхивающего… Убийца… ударил его… Я слышал его крик… Выбежал… Меня ударили… чем-то… Поймайте его…

— Куда он побежал?

Саймон грубо потряс Квинтуса, а потом хорошенько врезал по физиономии. Голова врача качалась, грудь вздымалась. Потом у него широко раскрылись глаза.

— Не беспокойтесь обо мне, — прошептал он с болезненной четкостью. — Позаботьтесь о… мистере Чейзе.

У него снова задрожали ресницы.

Саймон прислонил его к стене и отпустил. Врач съехал по стене вниз и уселся на полу, сжимая голову руками.

Саймон прищурился, держа «люгер» наготове. Его глаза напоминали осколки твердого сапфира. Он взглянул в одну сторону коридора, затем в другую.

С того места, где он стоял, просматривались оба длинных отсека. Правая часть заканчивалась видом на перила лестницы, ведущей вниз. Очевидно, это и была черная лестница, о которой сказал дворецкий. Хоппи Униац должен был уже занять пост у ее основания. Но с той стороны не доносилось никаких звуков. Ничего не слышалось и из коридора перед входной дверью, где Саймон оставил Розмари Чейз с дворецким. Больше никаких выходов, которыми мог бы воспользоваться находившийся наверху человек, не имелось. Левая часть коридора, где стоял сам Саймон, заканчивалась тупиком. Только одна дверь в этом отсеке была отворена.

Саймон прошел мимо врача, переступил через тело Форреста и молча направился к открытой двери.

Он подошел к ней, не предпринимая никаких мер предосторожности из тех, что использовал раньше. У него возникло предчувствие, которое можно было приравнять к уверенности, что теперь в этих мерах предосторожности нет необходимости. Саймон со странной четкостью вспомнил, что занавески в гостиной не задергивались со времени его появления в доме. Поэтому любой, кто хотел, мог бы уже давно выстрелить в него снаружи. Никто в него не стрелял. Поэтому…

Несколько мгновений спустя он оказался в дверном проеме. Саймон смотрел в большую просторную спальню с белыми стенами. Огромная двуспальная кровать была пуста, но одеяло откинуто в сторону, и постель примята. На столике рядом находилось множество лекарств.

Саймон раскрыл двери на двух боковых стенах. За одной оказался просторный стенной шкаф, заполненный одеждой, вторая вела в ванную. На стене напротив входа располагались окна с длинными створками, большинство из них открыто. Саймон пересек комнату и выглянул в одно из окон. Прямо под ним находилась плоская крыша крыльца.

Святой убрал пистолет в кобуру и почувствовал, как его охватывает какое-то нереальное ледяное спокойствие. Мыслил он ясно и хладнокровно. Саймон взобрался на подоконник, а с него спустился на крышу крыльца, которая представляла собой нечто вроде балкона под окном. Он дерзко встал там, пренебрегая опасностью и зная, что его силуэт отчетливо выделяется на фоне освещенной комнаты за спиной. Саймон закурил сигарету, руки у него не дрожали, действовал он спокойно. Он выпустил облачко голубоватого дыма к звездам, затем неторопливо шагнул к краю балюстрады, сел на него и свесил ноги. Оттуда было легко спрыгнуть на парапет на краю террасы, идущей вдоль передней части дома. Соскочить на землю с верха парапета окажется еще легче. Для физически тренированного мужчины обратный путь тоже не должен представлять сложности.

Саймон еще задержался на крыше, набрал полные легкие ночного воздуха, потом табачного дыма, а затем прогулялся вдоль террасы. Ощущение было жутким. Ведь каждый раз, проходя мимо освещенного окна, он знал, что представляет собой легкую цель. Он помнил, что убийца может наблюдать за ним всего с нескольких ярдов. Но он все равно двигался не спеша, на одной и той же скорости. Нервы Святого словно заледенели, а все органы чувств напряженно работали, натянутые до предела.

Он прошел три четверти пути вокруг здания и прибыл к черному ходу. Там он дернул дверь, и она оказалась незапертой. Саймон толкнул ее и уставился в дуло пистолета Униаца.

— Готов поспорить: в ближайшее время ты кого-нибудь застрелишь, Хоппи, — заметил Саймон, и Униац с некоторым разочарованием опустил ствол:

— Что вы нашли, босс?

— Много забавных и интересных вещей. — Святой улыбался одними губами. — Подежурь на посту еще немного, и я тебе все расскажу.