Резко обернувшись, он устремил вопросительный взгляд на горничную.
— Где ее светлость?
— Этого я не знаю, милорд.
— Что это значит — ты не знаешь?
— Ее здесь нет, милорд.
Он посмотрел на девушку так, словно она сошла с ума.
— Что ты хочешь мне сказать? — спросил лорд Колуолл.
— Дело обстоит так, милорд, — прерывающимся голосом начала Эллен. — Мне передали ваше указание дать ее светлости подольше поспать. Я заглянула к ней только двадцать минут назад. — Она бросила на лорда Колуолла тревожный взгляд, испугавшись, что он сейчас примется ругать ее. — Я подумала, что, возможно, ее светлость нуждается во мне, но что-то помешало ей позвонить. Я осторожно открыла дверь, чтобы, если ее светлость спит, не разбудить. Несколько секунд я прислушивалась, стараясь различить ее дыхание. Однако ничего не услышала и откинула полог.
— Ее там не было?
— Да, милорд. Кровать была застелена так, чтобы издали, от двери, казалось, будто в ней спят. Ее светлость исчезла.
— Но ведь она, должно быть, спустилась вниз.
— Нет, милорд, лакей говорит, что обязательно увидел бы ее.
— Может, она где-нибудь в замке — в детской, например?
— Нет, милорд, никто не видел ее.
— Ничего не понимаю.
— И я, милорд. Но я заглянула в шкаф, чтобы выяснить, все ли платья ее светлости на месте.
— И что же?
— Взгляните, милорд.
Эллен подошла к гардеробу, стоявшему в дальнем углу. Она распахнула дверцы, и лорд Колуолл увидел красивые и изысканные туалеты, висевшие в несколько рядов. Именно это изобилие нарядов так ошеломило Наталию, когда она прибыла в замок.
Но Эллен обратила его внимание на нечто, лежавшее на полу.
— Посмотрите туда, милорд.
— Что это? — озадаченно спросил лорд Колуолл.
Он видел только небольшую горку, образованную черными лентами и бархатными бантами.
— Раньше это было отделкой черного платья ее светлости, — объяснила горничная. — У нее было только одно черное среди тех, что прислали из Лондона. Оно отличалось особым изяществом. Я бы сказала, что оно слишком роскошно для похорон или для траура. — Помолчав, она продолжила: — Ее светлость сняла всю отделку. Вот она, милорд, перед вами: оборки из тафты, бархатные банты. Наверное, она хотела, чтобы платье выглядело как можно проще.
— Но зачем ей это? — недоумевал лорд Колуолл.
— Не могу понять, милорд. Есть еще кое-что.
Она открыла другую дверцу, и, проследив за ее пальцем, лорд Колуолл увидел брошенный на пол белый мех.
Он вопросительно взглянул на горничную в ожидании ее объяснений.
— Это горностай, милорд, которым была подбита дорожная пелерина ее светлости.
— Дорожная пелерина! — воскликнул лорд Колуолл.
— Да, милорд. Остальная одежда вся на месте, насколько я помню, за исключением нижнего белья. Все, что она взяла с собой, спокойно поместится в ручном саквояже.
— А сумки? — спросил лорд Колуолл.
— Чемоданы и саквояжи хранятся в шкафу в соседней комнате. А все сундуки отнесли наверх.
— И что же пропало?
— Небольшой саквояж, милорд, довольно неприглядный. Но он чрезвычайно удобен, чтобы складывать самые необходимые в путешествии вещи.
Лорд Колуолл прошелся по комнате.
— Эллен, ты считаешь, что ее светлость ушла из замка?
— Да, милорд. Ее нигде нет.
— Ты кому-нибудь говорила об этом?
— Нет, милорд. Я просто спросила лакеев, видели ли они, как спускалась ее светлость. Они ответили, что дежурят с самого утра и не видели никого, кроме вашей светлости.
— Ты объяснила им, почему спрашиваешь об этом?
— Нет, милорд.
— Значит, если ее светлость покинула замок, она вышла не через главный вход.
— Вы правы, милорд. Не так-то сложно незамеченной выбраться из замка. Шесть дверей выходят в сад, а три — в кухню.
— Должно быть, ее светлость пошла пешком, — как бы разговаривая с самим собой, заметил лорд Колуолл. — Если бы она велела подать экипаж, он ждал бы ее у главного входа.
— Конечно, милорд.
— Я не понимаю! — воскликнул лорд Колуолл. — И куда же она могла пойти?
В это мгновение раздался стук в дверь.
— Взгляни, кто там, — приказал лорд Колуолл, — и никого не впускай сюда.
— Слушаюсь, милорд.
Эллен вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.
До лорда Колуолла донеслись голоса, один из которых принадлежал горничной, а другой — лакею. Когда девушка вернулась, в руках она держала конверт.
— Оказывается, милорд, — сказала она, — для вас было оставлено письмо. Его нашли у входа в сыроварню. Работающий там мальчишка поднял его, но решил, что это счет от торговца. — Эллен заметила, что лорд Колуолл нахмурился. — Он всего несколько минут назад принес его в буфетную, — продолжала девушка, — а оттуда его отправили наверх, решив, что оно срочное.
Она протянула конверт лорду Колуоллу, в глазах которого появилось странное выражение, вызвавшее у горничной недоумение.
Сомнительно, думал лорд Колуолл, чтобы кто-нибудь из домочадцев и прислуги, за исключением, естественно, ограниченного и недалекого мальчишки, не обратил бы внимание на дорогой конверт из плотной бумаги — ведь подобными конвертами пользовались только он и Наталия.
Он опустился в кресло, продолжая разглядывать письмо, словно боясь вскрыть его.
Чтобы не мешать ему, Эллен удалилась в другой угол комнаты и принялась вытирать несуществующую пыль и разглаживать отсутствовавшие складки на покрывале.
Лорд Колуолл подошел к окну. Он догадался, что письмо — от Наталии, и страстно желал узнать его содержание. И в то же время какая-то сила удерживала его от этого.
Почему она ушла? Почему она покинула замок? Вчера ему казалось, что он успокоил ее, что после того как она выплакалась у него на плече, ужас и страх, сковывавшие ее душу, улетучились.
И теперь ему было трудно понять, почему она ушла, даже не предупредив. Если она хотела вернуться к родителям, почему не сказала ему об этом?
Более того, почему она пошла пешком? Дилижансы останавливались в деревне дважды в день — так почему же Наталия, в распоряжении которой была вся конюшня и огромный каретный сарай со всевозможными экипажами, решила путешествовать дилижансом?
Она совершенно непредсказуема, думал лорд Колуолл, теребя письмо, с первого дня было трудно предугадать, что она сделает. Он никогда не представлял, что встретит на своем пути женщину со столь непостижимым характером.
Он-то предполагал, что запросто справится с молоденькой девушкой. А Наталия с первого мгновения бросила ему вызов и проявила открытое неповиновение.
Он вспомнил, как разозлился на нее, когда они сидели в библиотеке.
Теперь он знал, чем было вызвано изумление, отразившееся в ее глазах, почему у нее внезапно задрожали губы. Еще тогда он догадался, что она не понимает причины его ярости, но не смог удержать слетавших с губ слов.
Она была такой очаровательной, когда прижимала к себе Геральда.
Она казалась нереальной, воздушной, но ему уже было известно, что по силе воли она не уступает ему, а ее решимость способна разрушить все препятствия.
С самого начала все пошло плохо!
Его планы рухнули. Схема, которой он следовал целых три года, была в одно мгновение разрушена неопытной и неискушенной девочкой.
И теперь, когда она оставила его, ему было страшно узнать причину ее поступка.
Просто невероятно, чтобы он, такой решительный, такой властный, такой непреклонный, боялся вскрыть это письмо и прочесть его!
Он сообразил, что Эллен сгорает от нетерпения, хотя ее любопытство было вполне объяснимо.
Однако лорд Колуолл понимал, что владеющее им чувство вовсе не любопытство, а беспокойство, скорее похожее на ожидание физического удара.
Медленно, очень медленно он вскрыл конверт и вытащил листок.
Он никогда не видел почерк Наталии, заметил лорд Колуолл, но узнал бы его из тысячи!
Было какое-то необычное изящество в том, как ложились на строку буквы, в том, как она располагала текст. Завитки на "С", замысловатые хвостики на "М" и "В", а также тщательно выписанные гордые "П" и "Н" свидетельствовали о богатом воображении.