Вся в сером, она казалась призраком, который движется по залу. Когда она поравнялась со столиком сэра Роберта, он заметил, что в волосах, там, где обычно женщины прикалывали цветы, у нее были серые бархатные листья, казавшиеся тенью на мерцающем золоте. Пока они шли через зал, девушка ни разу не посмотрела в сторону. Наконец они подошли к столику, и официанты бросились подавать им стулья.
Леди Виолетта тихо вздохнула.
— Ее жемчуг, Роберт! Ты видел, какой у нее жемчуг!
Сэру Роберту показалось, что голос леди Виолетты вернул его на землю. Он смотрел в лицо Мистраль и вспоминал их утреннюю встречу, когда он увидел ее утонченный профиль на фоне выплывавшего из-за горизонта солнца. Он вспоминал выражение темных глаз в тот момент, когда она молилась.
Он знал, как изящно выгибаются ее губы, когда она улыбается; он знал, с какой неповторимой грацией она поднимает голову и как длинные темные ресницы отбрасывают тень на бледное лицо. Но тогда он не знал, что у нее золотые волосы. Почему-то он решил, что они темные — возможно, из-за того, что их скрывал темный капюшон.
А волосы оказались золотыми — золотыми, как само солнце, которое поднялось из-за гор и разбудило море. Сэр Роберт смотрел на нее и думал, что она затмила всех женщин в зале. В ее простоте, в ее мрачном платье, в белизне и совершенстве ее открытых плеч, перед которыми мерк блеск драгоценностей и тускнело роскошное убранство зала, было нечто необычное.
— Ты видел жемчуг, Роберт? — настаивала Виолетта, и он сообразил, что так и не ответил на ее вопрос.
С усилием он перевел взгляд с Мистраль на сидевшую рядом с ним женщину. Он никогда раньше не замечал, подумал сэр Роберт, как старо иногда выглядит Виолетта. Ему всегда казалось, что она очень молода — даже моложе его, но сейчас он увидел, что это впечатление обманчиво.
А она все ждала от него ответа.
— Ее жемчуг? — переспросил он. — Нет. А разве на ней был жемчуг?
— О, Роберт! Все вы, мужчины, такие! Конечно, на ней был жемчуг, да еще какой! Я в жизни не видела ничего подобного. Он был серым!
— Глупости! — сказал сэр Роберт. — Просто его оттеняло платье.
Он опять перевел взгляд в дальний угол, но как ни старался, так и не смог разглядеть ни ее ожерелья, ни ее лица, хотя и видел ее золотые волосы.
— Да нет, говорю тебе, он был серым, — настаивала леди Виолетта. — Уверена, вы, Артур, тоже заметили.
— Она самая настоящая красавица, — ответил лорд Дрейтон. — Сейчас мы выясним, кто она такая. Эй, официант! — Он поманил к себе официанта. — Передай Альфонсу, что я хочу с ним поговорить.
— Слушаюсь, месье.
Официант поспешил к метрдотелю, однако оказалось, не только у них возник подобный вопрос, так как Альфонс, знавший всех и вся, метался от столика к столику. Прошло некоторое время, прежде чем он смог добраться до столика лорда Дрейтона.
— Вы хотели поговорить со мной, милорд? — спросил он.
— Кто она, Альфонс?
— Молодая дама в сером? — уточнил он.
— Естественно! Разве в зале есть еще женщина, которая сегодня заслуживала бы такого внимания?
— Она записалась как мадемуазель Фантом, милорд, но я понял, ее тетушка — та дама, которая ее сопровождает, — путешествует инкогнито.
— Да неужели! Но кто же она? Ты ведь всех знаешь, Альфонс, — настаивал лорд Дрейтон.
— Сожалею, милорд, на этот раз я ничем не могу помочь. Я уверен, что никогда раньше их не видел.
— Значит, они не так много путешествовали, — заключила леди Виолетта, — ведь Альфонс успел везде побывать, не так ли?
Метрдотель поклонился, польщенный ее словами. Он больше всего любил лесть именно такого рода.
— Вы очень добры, миледи. Я глубоко сожалею, что не в силах удовлетворить ваше любопытство, а также интерес большинства присутствующих. Молодая дама произвела сенсацию.
— Вы правы, — согласилась леди Виолетта. — Разве не такой новости ты все время ждал, Роберт? Как хорошо, что ты оказался здесь, — в противном случае ты ни за что не поверил бы нашему рассказу! Не часто кому-либо удается произвести сенсацию в Монте-Карло, правда, Альфонс?
— Совершенно верно, миледи. Осмелюсь заметить, у нас здесь целый сонм красавиц.
Он поклонился и хотел было извиниться, но тут появился официант и что-то зашептал ему на ухо.
— Иди, донеси до них те скудные сведения, что ты поведал нам, — сказал лорд Дрейтон. — Ты разочаровал меня, Альфонс. Я думал, ты непогрешим.
— Я в отчаянии, — проговорил метрдотель и направился к следующему столику.
— Говорю вам, у нее был серый жемчуг, — сказала леди Виолетта после ухода Альфонса.
Лорд Дрейтон вставил в глаз монокль и посмотрел на Мистраль.
— Не верю, что такой жемчуг существует.
— Пари? — предложила леди Виолетта.
Он покачал головой.
— Бесполезно спорить с женщиной, когда дело касается драгоценностей. Я не доставлю вам удовольствия выиграть мои деньги. На них в первую очередь претендует Казино. Вчера у меня был крупный выигрыш, поэтому будет справедливо, если я дам им возможность сегодня отыграться.
— Вы собираетесь на концерт? — поинтересовалась Виолетта.
Лорд Дрейтон и на этот раз покачал головой.
— Я терпеть не могу музыку.
— Ну, а мы с Робертом заглянем туда ненадолго, — сообщила леди Виолетта, — а потом, если станет скучно, мы присоединимся к вам в игорном зале. Сомневаюсь, что мы дослушаем оперу до конца: эти сопрано ужасно шумные — у меня начинает болеть голова.
— Мне кажется, рулетка больше способствует расслаблению, — заметил лорд Дрейтон.
В отличие от них, пресыщенных концертами итальянских певцов, Мистраль испытала неописуемый восторг, когда чистый голос певицы зазвенел под сводами концертного зала. Даже у фешенебельной публики перехватило дыхание. Как будто ее перенесли в другой мир, подумала Мистраль, в мир цвета и музыки, в мир, о существовании которого она даже не подозревала, хотя ей всегда нравилось слушать пение монахинь в монастырской церкви.
Но как окружавшая ее обстановка отличалась от того, к чему она привыкла! Сверкающая драгоценностями знатная публика; высокие окна зала, открытые в сад, наполненный благоуханием цветов; огромный оркестр, игра которого ошеломила Мистраль, даже не подозревавшую, что может быть такая музыка; то падавший, то взлетавший до невероятных высот волшебный голос певицы, неповторимое звучание которого, казалось, околдовало сердца слушателей.
Когда концерт закончился, зал взорвался аплодисментами, но Мистраль еще некоторое время сидела в оцепенении. Потом она обратила свое восторженное личико к Эмили.
— Было так прекрасно, тетя Эмили, — проговорила девушка. — Мне хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Я никогда не знала, что музыка может вызывать такие чувства.
Эмили пристально взглянула на нее. Ей и в голову не приходило, что Мистраль так темпераментна. Ее сияющие глаза и приоткрытые губы ясно свидетельствовали, что музыка произвела на нее неизгладимое впечатление. Эмили считала, что после стольких лет, проведенных в Конвенте, девушка будет покорна и невозмутима, но оказалось, что она очень эмоциональна. В этом могла заключаться опасность. Эмили сделала вид, будто с трудом сдерживает зевоту.
— Обычно концерты очень утомительны, — проговорила она, — ты сама в скором времени убедишься в этом, детка.
От ее тона веяло таким холодом, что восторг, отражавшийся на лице Мистраль, стал постепенно меркнуть. Публика покидала свои места. Эмили тоже поднялась, однако она намеренно слишком долго поправляла кружевной шарф на плечах, поэтому из зала они вышли последними.
— Думаю, мы заглянем в игорный зал, — сообщила Эмили, когда они шли по длинному коридору.
— О, тетя Эмили, я так надеялась, что вы предложите это. Мне даже на мгновение стало страшно при мысли, что мы сейчас отправимся в отель.
— Мы пробудем здесь недолго, — нанесла сокрушительный удар Эмили.
Она направилась к стеклянной двери, около которой стоял служитель. Возбужденная Мистраль следовала за ней чуть ли не на цыпочках. Наконец они вошли в игорный зал. Девушке сразу же бросились в глаза сотни свечей, освещавших зал, массивные колонны с золотыми капителями, развешанные на фоне золотых обоев картины, изображавшие многочисленные группы богинь и купидонов, мозаика и резьба, статуи и пальмы. Все убранство зала произвело на девушку ошеломляющее впечатление.