Сайрион повернулся к Талосу.

— Почему она никогда не говорит «повелитель», когда обращается к нам? Обычно ты суровее воспитывал этих смертных, брат.

Талос проигнорировал его.

— Никто из нас не погибнет на Виламусе, — произнес он.

— Кажется, вы очень в этом уверены… повелитель.

Пророк кивнул.

— Уверен. Мы не примем участия в основной части осады. Гурон поручит нечто иное. Если я прав, то впервые с момента твоего появления на борту нам предстоит вести войну своими методами.

— А так мы обычно не проигрываем, — добавил Сайрион. На сей раз в его голосе не было и тени веселья.

Вариэль открыл глаза.

— Войдите.

Дверь с горестным шумом поднялась по направляющим. Апотекарий ненавидел те времена, когда его Орден обосновался в Зенице Ада. Быть может, станция и являлась чудом военной мысли, однако она была грязной и запущенной, что проявлялось в виде тысячи неприятных вещей.

— Вариэль, — поприветствовал его Талос, входя в комнату.

Вариэль не стал вставать со своего места посреди пола. Медитативный контроль над телом ослаб, и к нему вернулось осознание реального мира. Замедленное до состояния практически полного покоя основное сердце возобновило нормальное биение, и он снова ощутил тепло погруженных в тело игл подключения доспеха.

— Я подозревал, что ты можешь быть погружен в самосозерцание, — произнес Талос сквозь ротовую решетку шлема. — Но это более не может ждать.

Вариэль подвинулся к стоящему у стены хирургическому столу.

— Оба послеоперационных осмотра не выявили изъянов в моей работе или же в процессе твоей регенерации.

Талос покачал головой.

— Я пришел не за этим.

— Тогда что тебя привело?

— Вариэль, я пришел поговорить с тобой, как брат с братом. Вдали от ушей моего Легиона и твоего Ордена.

Корсар прищурил бесстрастные глаза.

— И при этом ты стоишь… как вы там говорите? Облаченный в полночь? С твоего доспеха на меня взирает крылатый череп Нострамо, а на моей броне сжатая рука Гурона.

— Это наблюдение? — Талос улыбнулся под маской-черепом. — Или предостережение?

Вариэль не ответил.

— Ты даже не показываешь лица.

— Здесь слишком ярко.

— Ну, тогда говори.

— Ты — брат Первому Когтю. Эта связь была выкована на Фриге и оставалась нерушимой два десятилетия. Прежде чем продолжить, я должен знать, намереваешься ли ты соблюсти клятву, которую давал той ночью.

Вариэль редко моргал. Талос это уже замечал и подозревал, что такая привычка особенно деморализовывала смертных. Он гадал, выработал ли Вариэль эту особенность со временем, или же она была природной тенденцией, ставшей более заметной после имплантации геносемени.

— Для меня Фрига была почти тридцать лет назад. Говоришь, для тебя всего лишь двадцать? Интересно. У варпа чудесное чувство юмора.

— Клятва. Вариэль, — произнес Талос.

— Я не клялся на Фриге. Я дал обещание. Есть разница.

Талос обнажил меч, оружие отбросило на пустые стены блики яркого света.

— Все так же один из самых изысканных клинков, что я видел, — почти что вздохнул Вариэль.

— Он спас твою жизнь, — сказал пророк.

— А я спас твою всего несколько недель тому назад. Можно было бы сказать, что мы квиты, а мое обещание исполнено. Скажи, ты все еще видишь сны об эльдар?

Талос кивнул, но ничего не добавил.

— Вне зависимости от того, спас ты мою жизнь или нет, мне нужна твоя помощь.

Наконец Вариэль поднялся на ноги и направился к крайней секции рабочего места — стерильной раковине, окруженной стойками с инструментами и жидкостями. С большой аккуратностью он отсоединил перчатки, снял их и стал медленно-медленно мыть и без того идеально чистые руки.

— Ты хочешь, чтобы я предал свой Орден, не так ли?

— Нет. Я хочу, чтобы ты предал их, обокрал их и бросил их.

Вариэль медленно моргнул, словно млеющая на солнце ящерица.

— Бросить. Интересно.

— Более того, я хочу, чтобы ты присоединился к Первому Когтю. Ты должен быть с нами и вести эту войну в составе Восьмого Легиона.

Вариэль вытер руки чистым полотенцем.

— Переходи к сути, брат. Что ты затеваешь?

Талос извлек из поясного подсумка ауспик. Переносной сканер, на котором остались следы десятилетий использования, знавал и лучшие времена, однако, будучи активированным, работал достаточно неплохо. На маленьком экране появилось двухмерное изображение, первоисточник которого Вариэль немедленно узнал.

— «Пагубное наследие», — произнес апотекарий. Он поднял взгляд, впервые попытавшись встретиться глазами с пророком. Это удалось, пусть и через глазные линзы собеседника. — Я гадал, узнаешь ли ты его происхождение, а если узнаешь — будет ли это тебя волновать.

— Меня оно волнует, — Талос деактивировал ауспик. — Это наш корабль, и после Виламуса он вновь окажется в руках Восьмого Легиона. Но для того, чтобы отбить его, мне нужна твоя помощь.

С наплечника Вариэля на Повелителя Ночи косилось растянутое безглазое лицо Калласса Юрлона. На жесткой коже все еще красовалась звезда Пантеона, чернота которой выделялась на тусклом персиково-розовом цвете содранной плоти.

— Допустим, я согласился… Что бы от меня потребовалось? — спросил Вариэль.

— Мы не можем штурмовать крейсер, заполненный Красными Корсарами. Мне нужно, чтобы шансы сместились в нашу пользу еще до того, как абордажные капсулы попадут в цель.

— Знаешь, большая часть его экипажа — все еще нострамцы, — говоря, Вариэль не смотрел на Талоса. — Выжившие. Омоложенные офицеры, которых ценят за опыт. Дети первого поколения изгнанников вашего сгинувшего мира. Повелители Ночи едва ли являются братством благостно-добрых хозяев, однако подозреваю, что многие предпочтут холодные объятия дисциплины Восьмого Легиона хлыстам погонщиков рабов Красных Корсаров.

Он фыркнул.

— Возможно, они даже помогут тебе захватить корабль. Но не навигатор. Эзмарельда точно человек Гурона.

Талос не попался на приманку.

— Мне нужна твоя помощь, брат.

На какое-то время апотекарий прикрыл глаза, наклонившись над рабочим местом и опустив голову. Из-под брони доносилось глубокое дыхание, от которого плечи вздымались и опадали с гудением работающего доспеха.

Изо рта Корсара раздался какой-то шум, и он содрогнулся. Талос уже чуть было не спросил, что не так, но Вариэль снова издал этот звук, и его плечи затряслись. Когда апотекарий отошел от стола, его глаза сияли, а мертвые мускулы губ растянулись в пародии на улыбку. Он продолжал издавать звук — нечто среднее между повторяющимся ворчанием с придыханием и тихим криком.

Впервые за десятилетия Вариэль Живодер смеялся.

Дверь снова открылась, и он поднял голову, хотя ему и потребовалось несколько попыток, чтобы заговорить.

— Еженедельный глоток воды? — с ухмылкой спросил он на готике.

Отозвавшийся голос говорил на нострамском.

— Как я погляжу, они все так же держат тебя тут, будто пойманную шлюху.

Рувен издал сдержанно-удивленное рычание.

— Пришел второй раз поиздеваться надо мной, брат?

Талос присел возле пленника с урчанием работающего доспеха.

— Не совсем. Я поговорил с Корсарами насчет твоей судьбы. Они собираются скоро тебя казнить, поскольку больше не могут ничего вырвать из твоего разума.

Рувен медленно выдохнул.

— Не уверен, что смогу снова открыть глаза. Мои веки не препятствуют свету, такое ощущение, что они приросли, — он дернул оковы, но это был слабый раздраженный жест. — Не позволяй им убить меня, Талос. Я лучше умру от клинка Легиона.

— Я тебе ничем не обязан.

Рувен улыбнулся, потрескавшиеся губы раздвинулись, обнажив больные зубы.

— Ага, это так. Так зачем ты пришел?

— Мне хотелось кое-что узнать от тебя, Рувен, пока ты еще жив. Что ты выиграл от того, первого предательства? Почему ты отвернулся от Восьмого Легиона и облачился в цвета Сынов Гора?