Его броня представляла собой многослойный шедевр Механикума, созданный в подражание архаичному бесполезному облачению гладиаторов. Он двигался, будто дикий зверь, но без естественной грациозности кошек-охотников, которые бродят по джунглям миров, более здоровых, чем далекая Терра. И если его и можно было бы назвать богом — то богом раненым, чья плоть и разум покрыты шрамами. Движения чрезмерно мускулистого тела в сочетании с приливным скрежетом сочленений доспеха превращали его поступь в громыхающую угрозу. Он мог быть быстрым, но лишь когда Гвозди шипели от нагрева. Вне битвы он был опустошенным созданием, тенью того, что могло — и должно — было быть.

Кхарн и Пожиратели Миров вытянулись. Это был их отец, переделавший своих сынов по собственному образу и подобию.

Он дышал через щель рта, сквозь ряды замененных зубов из темного железа, кончики которых почти соприкасались. Дыхание через рот получалось непроизвольно, он слишком привык, что носовые пазухи забиты быстро засыхающими ручейками, исходящими из кровоточащего мозга.

— Сир, — поприветствовал его Кхарн, воспользовавшись единственным почетным титулованием, к которому Ангрон проявлял хотя бы толику благосклонности. Примарх все еще бранил тех, кто прибегал к традиционным формам обращения, но «сира», как правило, терпел.

— Я был на мостике, — голос примарха звучал гортанным и влажным рычанием. Зубы щелкнули, когда лицевые мышцы дернулись в такт Гвоздям. — Видел новые корабли Несущих Слово. Каждый из них может поспорить с драгоценной «Фалангой» Дорна.

Ангрон повернулся, чтобы оглядеть стройные ряды Несущих Слово, и его губы расползлись в неприятной улыбке. Он чувствовал их пыл, их стремление к благопристойности, и это его веселило.

— Вы улыбаетесь, — произнес Кхарн. Это был скорее усталый упрек, чем вопрос.

— Меня не перестает забавлять зрелище того, как они прикрывают болезнь внутри своих душ такой вот истовостью.

Люди Кхарна послушно усмехнулись словам примарха. Не смеялся только Эска, который вышел из строя назад, прочь от Ангрона, и медитировал, пытаясь остановить кровотечение из носа и ушей.

— Лоргар планировал эту войну десятилетиями, — обратился Ангрон к сыновьям. — Один лишь вид тех кораблей это подтверждает. Помните об этом, все вы. Помните всякий раз, когда вас посетит соблазн поверить кому-то из этих змей в красном.

Зрачки примарха были точками размером с острие булавки в глубине болезненных глаз. Сталактит слюны побежал ручейком по покрытому шрамами подбородку. Кхарн просто склонил голову, соглашаясь со словами господина. Спорить с Ангроном никогда не было мудрым решением, даже если в этом существовала необходимость. А противоречить ему сейчас, когда у него в черепе явно пели Гвозди, было бы самоубийством. Очень многие Пожиратели Миров узнали об этом на собственном опыте.

— Тварь, — прорычал Ангрон. — Тварь, подойди сюда.

Похоже, его голос каким-то образом пробился сквозь грохот ангара, поскольку Аргел Тал пересек палубу и встал перед повелителем XII Легиона. Несущий Слово не стал кланяться. Аргел Тал на горьком опыте усвоил, что Ангрону отвратительны все знаки подобострастного почтения. Ничто так не раздражало его, как вежливая покорность. Падать ниц подобало только двум видам существ: испуганным животным и умирающим людям. Все остальное являлось капитуляцией, и ни в одном из человеческих наречий не существовало более омерзительного слова.

— Примарх Ангрон, — Несущий Слово воспользовался нейтральным салютом, приложив кулак к основному сердцу.

Кхарн сглотнул. Он уже знал, к чему все идет.

— Тварь, — снова произнес примарх. — Ты получил приказы?

— Да.

— Очень хорошо. Тогда будь готов их исполнить.

Аргел Тал повторно отсалютовал и начал отворачиваться.

— Тварь, — в третий раз сказал примарх, теперь с улыбкой. Ему нравился вкус оскорбления.

— Да, сир?

— Я видел, как прелестные боевые корабли твоего господина прямо сейчас озаряют небеса. «Трисагион» и «Благословенная Леди» прорываются сквозь оборону Арматуры. Мы обязаны им этим штурмом, а?

Аргел Тал ничего не ответил, он просто бесстрастно ждал. Серебряный лицевой щиток глядел хрустальными синими линзами. Кхарну хотелось, чтобы он промолчал и сохранил самообладание. Возможно, его брат и являлся Носителем Слова, однако у Аргела Тала был характер XII Легиона.

Зубы Ангрона вновь щелкнули, сопровождая очередной тик.

— Благословенная Леди, — произнес он. — Это имя вашей шлюхи-жрицы, не так ли?

— Она была нашим Исповедником, — сочленения брони Несущего Слово издали низкое гудение, когда он наклонил голову и напряг мускулы. Красноречивые признаки нарастания агрессии не укрылись от внимания Ангрона. Он расплылся в ухмылке.

— И все же она мертва, а? Похоронена на флагмане Лоргара. Это та самая гробница, или вы молились не одной мертвой девчонке, несчастные фанатики?

На сей раз последовала заминка. Аргел Тал медленно вздохнул.

— Та самая.

— А правда, что фанатики вытащили ее кости из гроба? Украли их как священные реликвии, будто древние язычники?

Кхарн наблюдал, как пальцы Аргела Тала подергиваются и сжимаются.

— Это так, — ответил Несущий Слово.

— Ангрон… — предостерег отца Кхарн. Ангрон не обратил на него внимания, чего Кхарн и ожидал от примарха. Тот слишком сильно упивался собой, чтобы внимать советам.

Кхарн покачал головой. Начинается.

Смешок Ангрона обладал обаянием и теплотой горной лавины.

— Ту же самую шлюху-жрицу вы не смогли защитить при жизни. А теперь даже не в состоянии уберечь ее кости от смертных воров. Должно быть, Лоргар тебя любит, тварь. Иначе с чего бы ему терпеть твои неудачи?

— Если мой повелитель Лоргар увидит в моей службе проступок, он волен назначить кару, — произнес Несущий Слово сквозь стиснутые зубы. Он уже разворачивался, не заботясь о проявляемом им неуважении. Дразнить его было старой забавой Ангрона, но в этот раз она грозила зайти дальше, чем когда-либо раньше. — И не тебе говорить о Благословенной Леди, Изломанный.

Смех Ангрона напоминал сырой оползень.

— Вы хоть вернули ее кости, тварь? Или они все еще в руках ваших немытых рабов-культистов?

Как и у всех старших командиров Легионес Астартес, у Аргела Тала был личный арсенал, посрамивший бы любого коллекционера, но сейчас у него за спиной находилось два оружия — лучшие и любимые из его трофеев. Оба были сделаны на Терре, в кузницах, недоступных кому-либо за пределами внутреннего святилища Императора. Оба обладали генетической блокировкой, и их невозможно было активировать без генных отпечатков изначального владельца на реагирующих панелях рукояток обоих клинков. Аргел Тал нарушил технологический закон, хотя никогда не рассказывал, каким именно образом.

Первым оружием была алебарда, на острие которой находился изукрашенный болтер, соединенный с подствольным силовым клинком. Вдоль бесценного клинка было вытравлено кислотой его название — Шахин-и-Таразу, и когда-то он принадлежал Ситрану Келомену Астаге Мерену Виролу Утреду Мастаксе Киру Шензу-Тай Диромару из Легионес Кустодес. Это оружие год назад сразило Ксафена из Несущих Слово.

Второе приходилось алебарде двоюродным братом — это был двуручный меч, откованный в том же пламени, что и Шахин-и-Таразу, и созданный теми же руками. Эфес представлял собой распростершего крылья золотого орла: Палатинскую аквилу Императора, а на клинке также находилось имя оружия — Иктинетар. Это был меч Аквилона из Легионес Кустодес — воина со многими, многими именами, заработанными на славной службе. Это оружие убило Кирену, Исповедника Слова, безоружную женщину, утратившую возможность пользоваться глазами.

«Храбрые, храбрые кустодии», — подумалось Кхарну. Ему оставалось только гадать, пели ли они победные песни после той схватки.

Чтобы в полную силу пользоваться каждым оружием, требовались обе руки. В бою Аргел Тал поминутно менял их от противника к противнику, выбирая то, которое лучше подходило.