У двери он остановился: улыбка отсутствует, на лице не прикрытая враждебность.

– Он заслуживает лучшего, чем женитьба на деньгах, миссис Селестин. И он нуждается в семье.

Она была с ним согласна, но не могла позволить себе показать это.

– Я желаю ему счастья, майор Хоукинвилл. По этой причине вы можете нанести визит в мой дом. Но, я уверена, что вы поймете, если я постараюсь избегать вас. – В ложу она вошла в одиночестве.

Ван находил застенчивость мисс Эмблборо изнурительной, но в то же время он продолжал следить за Марией и Хоуком. Он не так часто мог видеть своего друга в прошлые десять лет, но все еще мог истолковать его действия. Тот был настроен агрессивно.

Несомненно, он подумал, что Мария бессердечная гарпия, и приехал его спасать. Поскольку звонок прозвучал, и люди направились назад, в свои ложи, он сумел передать мисс Эмблборо ее брату и остановился с Хоуком перед ложей.

Тот закрыл дверь, оставляя их в коридоре в одиночестве.

– Ты не можешь сражаться с миссис Селестин, не поссорившись со мной, ты знаешь это. А я всегда побеждаю.

Он сказал это легко, но Хоук поймет, что он серьезен.

– Только потому, что ты всегда был сумасшедшим. – Однако напряженный взгляд расслабился. – Я, вероятно, немного перешел границу.

– Почему?

– Она сказала, что ты проиграл десять тысяч за ночь. Какого дьявола ты наделал?

Ван не хотел обременять своими проблемами ни одного из друзей.

– Мой отец оставил долги.

– И ты решил добавить к ним свои?

– Я пытался возместить их. Ты знаешь, я всегда был везунчиком. Хоук, почему ты решил сражаться с Марией?

Помедлив, Хоук ответил:

– Полагаю, что главным образом из-за ее мужа.

– Селестина? Ты знал его?

– Только имя. Он был одним из худших поставщиков низкокачественных товаров и недовеса, но мы никогда ничего не могли предъявить ему. Он очень умно использовал посредников. И меня раздражает, когда я думаю о деньгах, стоящих за спиной этой женщины.

– Это поможет, если ты будешь думать обо мне, извлекающем выгоду из добытой нечестным путем прибыли?

Хоук расхохотался.

– Зевс, да! Не могу придумать лучшего использования для этих денег. – Подумав, он добавил, – смотри, не брось все на полпути, но действительно ли деньги стоят того, чтобы жениться на женщине настолько старше?

У Вана мелькнула мысль объясниться. Он не возражал предстать перед Хоуком безумцем, но не хотел представлять Марию в худшем свете. Потом он вспомнил желтый свет и восхитительный поцелуй, который больше не повторится…

– Итак, – сказал Хоук, смягчая тишину, – по крайней мере, ты сможешь восстановить Стейнингс во всем его прежнем великолепии.

Если Хоук подумал, что это любовная интрига, тем лучше.

– А это идея. Кажется, мне пора возвращаться. Приезжай завтра, и у нас будет больше времени, чтобы наверстать упущенное. Ты уже видел Кона?

– Я только с корабля. Услышал о твоей помолвке и поторопился…

– Спасти меня, как Джордж и дракон? Не думаю, что бедная Мария выглядит драконом.

Хоук усмехнулся.

– А ты не трепещущая дева. Что касается завтра, возможно, лучше тебе приехать ко мне. Я остановлюсь в отеле Бидл на улице Принца.

Ясно, что разногласие между Хоуком и Марией оказалось неприятным и острым.

– Очень хорошо. Ты вообще получал от Кона известия?

– Нет. А ты?

– Нет.

– А сам пытался связаться?

Ван пожал плечами.

– Я не хотел приводить его жизнь в беспорядок своими проблемами. Ватерлоо и смерть лорда Дариуса, этого для него и так достаточно.

– Возможно, твой беспорядок отвлек бы его.

Это был упрек, и возможно оправданный, но Ван сказал:

– Он будет чувствовать себя обязанным дать мне денег, а его семья никогда не была богатой.

– А что с графством?

– Я все равно не хочу брать у него в долг. Забудь об этом. Возможно, тебе нужно было быстрее возвращаться домой, вместо того, чтобы валять дурака в Европе.

– Валять дурака? – задохнулся Хоук.

Ван знал, что должен извиниться. Хоук очищал кровавый беспорядок после битвы: горы трупов, разрушенные дома, союзники, превратившиеся в спорщиков из-за ответственности и возмещения ущерба, что тоже можно назвать сражением.

Извинения задерживались, и, тем не менее, помедлив, Хоук сказал:

– Приезжай, и мы поговорим завтра. – Он шагнул прочь, не оглядываясь.

Ван прислонился к стене и закрыл глаза, манящее изображение пистолета возникло перед ним. Он превратил себя в демона разрушения. Возможно, это и есть точка невозврата.

Он подумал о некоторых пережитых вещах, особенно о дружбе длиной в жизнь с Хоуком и Коном. Но если Кон и нуждался в друзьях, в нем он друга не нашел, а теперь Ван еще и послужил причиной бунта Хоука.

Вероятно, пути назад нет. Он мог повторно настелить крышу Стейнингса или вернуть землю в хорошее состояние, но сомневался, что можно вернуть прошлое счастье в дом, пустой, за исключением призраков.

Он мог бы сделать это с помощью Марии.

Он не мог сказать, было ли это чувство любовью, неудовлетворенной похотью или какой-то безумной зависимостью, но понял, что его дерьмовое настроение, его горечь, его нападки на Хоука – все проистекало из быстро приближающегося конца его службы Марии.

И она настояла, чтобы он не прикасался к ней каким-либо интимным образом.

Он знал, что нужно сделать. Он должен подготовиться и учтиво попрощаться с ней, уехать, чтобы восстановить свой дом, а потом выбрать молодую особу вроде мисс Эмблборо, жениться на ней и завести детей.

Но он бы предпочел застрелиться.

Мария, как обычно, вошла в дом под руку с Вандейменом, и, как обычно, они все легко ужинали и поболтали. Она подумала, что Ван выглядит напряженным, и в отчаянии понадеялась, что он не разругался со своим другом из-за нее. Она тихо ругала себя за то, что позволила майору Хоукинвиллу подстрекать себя, хотя, как еще можно было отреагировать, она не знала.

Возможно, она должна написать извинение, хоть и не сделала ничего дурного. Ее раздражало, что он тоже видел в ней исключительно стареющую гарпию, приготовившуюся высосать кровь из молодого человека. Как и все остальные? Сара Йоувил не сказала ей больше самого короткого слова, начиная с той «средневековой» стычки.

Но через несколько недель все закончится.

Если бы она оказалась более слабой женщиной, то унизилась бы до слез.

Настойчивая Харриетт использовала внешность майора Хоукинвилла как рычаг, чтобы начать обсуждать друзей Вандеймена и его дом. Он выглядел напряженным, но все еще оставался в комнате и разговаривал, хоть и немногословно.

Она посмотрела на него через призму глаз его друга. Как она и предполагала, майор Хоукинвилл не видел Вандеймена почти год, и он встревожился. Вот почему он напал на нее.

Она вспомнила инцидент перед обедом и слова Харриетт. Глянцевая раковина с пустотой внутри.

Это не верно. Внутри было много всего, запутанного, темного и опасного. А теперь, по каким-то причинам, он оказался на грани.

Когда они разделились, чтобы пойти в спальни, она попыталась убедить себя, что проблема только в усталости – ее или его. Пока горничная раздевала ее и расчесывала ее длинные волосы, заплетая их в косу, она забеспокоилась.

Когда она забралась в кровать, то уже знала, что завтра должна настоять на поездке в Стейнингс.

Это ведущий ее долг. Она должна исправить ужасную несправедливость, которую допустил Морис по отношению к его семье. Но сейчас это стало большим, чем обязанность. Она должна спасти его. Она сможет вынести его уход, но не сможет вынести его падения в пропасть.

Это было так, будто она глядела на замечательного человека через кривое стекло. Его честь проявилась в том отвратительном факте, что он больше не пытался поцеловать ее. Его ум проявился в том, как ему удалось показать свою преданность и страсть публично, не делая ничего неприличного.