В жизни придворных дам Ее величества королевы было мало забав и развлечений, но Шарлотта обрела ту размеренность, спокойствие и устойчивость жизни, какие сопутствовали ей разве только в монастыре. Ежедневное расписание выполнялось неукоснительно: многочисленные молитвы и обязанности по обслуживанию королевы. Вести, приходящие из большого мира, тоже не нарушали спокойный и размеренный ход жизни. Убийцы мадам де Брекур заплатили за свое преступление колесованием, и можно было их больше не опасаться. Ла Пивардьер, судя по слухам, сбежал за границу, но и его приговорили к смертной казни, которая неминуемо осуществится, если ему вдруг придет в голову шальная мысль вернуться во Францию. Париж — и королевский двор тоже! — испытывал неимоверное облегчение: Суд ревностных, завершив несколько процессов, окончательно прекратил свою деятельность. После того как на костре заплатила за свои злодеяния Филястр, загорелось всего еще только два костра. Главным обвиняемым удалось спасти свою жизнь — очень уж боялись их предсмертных признаний на площади! — но какой ценой! Дочь Вуазен вместе с еще одной колдуньей были отправлены в крепость Бель-Иль. Слуги Сатаны Гибур, Лезаж и двое из его помощников — Романи и Гале — в крепость в Безансоне. Там их не только приковали цепями к стенам их камер, но еще и замуровали, так все боялись, как бы они не сбежали. Приказы Лувуа по отношению к ним были совершенно безжалостны. В случае, если эти преступники надумают жаловаться или вновь произнесут вслух некоторые имена, «их следует подвергать самому суровому наказанию при малейшем звуке, который они посмеют издать, пусть это будет даже вздох»[76].

«Великое переселение» разрушило уютный кокон, в котором до поры до времени пребывала Шарлотта. Ей было очень больно покидать Сен-Жермен, потому что она чувствовала, что уезжает отсюда навсегда. Жаль ей было и Старого дворца, в нем ей было хорошо и спокойно, как-никак, он был построен по человеческим меркам, чего не скажешь об огромном великолепном Версале. О нем она думала с восхищением и испугом, словно об океане, куда ей предстояло броситься. Прощайте, утренние прогулки по парку, иной раз даже с книжкой в руках! Королева редко прибегала к услугам своей чтицы, зато сама чтица пользовалась любой возможностью, чтобы почитать, и буквально поглощала одну книгу за другой... Не будет в Версале и приятных встреч с молодыми дворянами, приближенными короля, которые здесь частенько бывали из-за близкого расположения королевских покоев. И с самим королем она уже не будет беседовать изредка по утрам. А ведь Его величество, похоже, даже получал удовольствие, обмениваясь несколькими фразами с юной девушкой, напоминавшей ему совсем иную прекрасную особу. Шарлотта сама себе удивилась, когда почувствовала, что и ей эти разговоры доставляют удовольствие. Людовик XIV становился обворожительным, когда этого хотел. Прекратятся и случайные встречи с мадам де Монтеспан, которые больше радости доставляли маркизе, чем Шарлотте. В Версале общая жизнь двух дворов рассеется, разъединится, и неизвестно, каковой она вообще будет, поскольку апартаменты короля и королевы разделяют несколько сотен туазов[77] Зеркальной галереи, которая пока еще к тому же не достроена. Зато можно было надеяться, что все они будут реже видеть мадам де Ментенон!

Надо сказать, что мадам де Ментенон шаг за шагом завоевывала расположение королевы, подкрадываясь к ней все ближе и ближе. Лукавой герцогине удалось убедить кроткую Марию-Терезию в том, что не кто иной, как она, сумела вернуть Ее величеству расположение супруга — причем не только дневное, но и ночное тоже, — супруга, которого незлобивая королева по-прежнему молчаливо обожала. Шарлотта не раз слышала, как Ее величество восклицала по утрам с восторженным придыханием:

— Бог вознаградит мадам де Ментенон за то, что она мне вернула сердце короля!

А когда ее статс-дама, мадам де Креки, попыталась умерить ее восторги, королева простодушно ответила:

— Король никогда не обращался со мной с такой нежностью, как теперь, когда он прислушивается к советам мадам де Ментенон.

Услышав признание королевы, маркиза де Монтеспан совершенно вышла из себя, и тут же вновь принялась убеждать Шарлотту.

— Я прекрасно осведомлена о ваших утренних встречах с королем, — заявила она, — и знаю, что он находит в них удовольствие. Почему вы медлите? Почему не становитесь приятнее, любезнее? Менее скованной, черт возьми?

— Мне кажется, что с моей стороны это будет дурным тоном, мадам. Хотя я должна признаться, что Его величество производит на меня сильное впечатление.

— Он на всех производит впечатление! Только не на меня! А бедную Фонтанж он просто ослепил!

— Потому что она любила короля от всего сердца, мадам.

— А вы? Вы его любите?

— Я... не уверена. Во всяком случае, уж точно не так, как Фонтанж…

— Опять за свое? Короля любят все! Или можно сказать по-другому — каждая должна быть готова полюбить его. В общем, проснитесь, моя красавица, и улыбайтесь ему почаще, если вы не хотите, чтобы в один прекрасный день Ментенонша стала королевой Франции!

Услышав предположение гневной маркизы, Шарлотта от души рассмеялась.

— Вы же сами понимаете, мадам, что это невозможно! Даже если королева вдруг исчезнет — чего Господь никогда не допустит! — самый великий в мире король никогда не заменит ее этой... этой...

— Старой греховодницей? — подхватила маркиза, не стесняясь в выражениях. — А я думаю, что она способна довести короля и до такого скандала.

— К счастью, Ее величество прекрасно себя чувствует. И мадам де Ментенон должна была бы... О нет! Я даже думать не хочу, что она способна — нет, не сделать! — а вообразить такое!

— Лишить жизни Ее величество насильственным образом? Вы это хотели сказать? Может быть, сама она и в самом деле о таком не думает, но зато другие могут донести до нее эту мысль. Имейте в виду, что число ее приверженцев с каждым днем все возрастает. Так что хватит вам жеманиться, улыбайтесь королю поласковее. Приложите все усилия, чтобы вырвать нашего простака из рук этой гарпии!

После этих слов маркиза тут же исчезла, оставив Шарлотту в растерянности: она и представить себе не могла, что Его величество можно обозвать простаком, и поэтому предпочла думать, что ослышалась.

На следующий день Шарлотта получила подарок — два чудесных платья: одно из бледно-зеленого атласа, другое — из бледно-розового муара, оба без неуместной роскоши, но как нельзя более подходящие для того, чтобы оттенить красоту юной девушки восемнадцати лет. Подарок сопровождала короткая записка: «Думаю, они подойдут вам. Не забудьте, что Версаль многолюден. Вы должны быть на виду!»

Что делать, как не поблагодарить за нежданные подарки и не полюбоваться ими! Они очень смутили Шарлотту, но она не могла себе не признаться, что они очень ей нравятся. Зато мысль, что она может заменить несчастную Фонтанж, так трагически сошедшую со сцены, совсем ее не привлекала. А уж если говорить начистоту, то она ее откровенно пугала. Сидя рядом с Марией де Визе в карете, которая увозила их в Версаль навстречу новой жизни, Шарлотта думала о будущем с тревогой и опаской, не скрывая от себя, что может оказаться между двух огней. Кто лучше ее знал, что Монтеспан, когда ее самолюбие задето, когда она охвачена гневом, способна на все? До конца своих дней она не забудет ужасающего действа, свидетелем которого стала в ночь своего бегства из монастыря... А совершенно невероятная, немыслимая сцена, произошедшая несколько дней тому назад? Маркиза обожала духи и всевозможные ароматические средства и всегда злоупотребляла ими. Людовик не одобрял этого ее пристрастия, и, усадив королеву в карету, где должна была ехать и Атенаис, весьма сухо сказал ей, что, по его мнению, такое неумеренное использование духов к хорошему не приведет.

— Я не мешаю вам, можете пахнуть дурно, — дерзко заявила в ответ маркиза и повернулась к королю спиной.