— Вы позволите мне присесть рядом с вами? — застенчиво осведомилась Фонтанж, и Шарлотта отметила, что застенчивость еще более красила ее.
— Я просто в отчаянии, — продолжала та, — что потревожила и разбудила вас. Поверьте, я сделала это не нарочно!
— А вы поверьте, что я нисколько в этом не сомневаюсь, — с улыбкой ответила ей Шарлотта. — Откуда вам было знать, что в общей комнате поставили кровать? Да садитесь же, прошу вас, — прибавила она, подбирая юбки и освобождая побольше места на скамье. — Все дело в том, что я прибыла в Пале-Рояль несколько скоропалительно. Меня привезла сюда моя тетя, графиня де Брекур, вы, вполне возможно, ее знаете.
— Нет, не знаю. Я совсем недавно на службе у герцогини, и со мной мало кто разговаривает. Пока маркиза де Монтеспан не стала приглашать меня к себе, я здесь очень тосковала, потому что почти всегда была одна.
— Одна? Во дворце, где всегда столько народа?
— Да, людей здесь много, но они часто не слишком добросердечные.
— Да что вы? Но, я думаю, к герцогине Орлеанской это не относится.
— Нет, мадам Елизавета всегда была добра ко мне. Она даже запретила всем остальным смеяться надо мной.
Глаза Шарлотты широко раскрылись от изумления.
— Но кто же мог над вами смеяться? Вы такая красавица!
— Может быть, и красавица, но совсем не знаю здешних нравов. Я приехала из Оверни, жила в деревне и совершенно теряюсь, когда речь заходит о книгах, о театре, о городских сплетнях, придворных слухах. Другие фрейлины считают меня неуклюжей дурой, раз я ничего не смыслю в их развлечениях. А я очень скучаю по своим родным местам. Знаете, у нас там так красиво!
И, возможно оттого, что намолчалась за те несколько недель, что жила на новом месте, она принялась рассказывать незнакомке о старинном замке Корпьер — большом просторном доме, который на самом деле мало походит на замок, уютно устроившись в приветливой долине неподалеку от города Ролак. Кроме высокой черепичной крыши и небольшой четырехугольной башни, ничто не свидетельствовало о том, что этот дом был гнездом высокородных сеньоров. В этом доме и родилась Фонтанж, его она описала очень просто и трогательно. Так же трогательно и даже поэтично описала она каштановые рощи, быстрые ручейки, облака, плывущие над ее любимой равниной, пастухов и стада на родных полях.
— А у вас дома как? — спросила она, завершив вопросом свое повествование.
— А у меня нет дома, — ответила Шарлотта. — Пока был жив мой отец, я жила в красивом особняке в Сен-Жермене, а после его смерти меня поместили в школу при монастыре урсулинок, но потом сообщили, что я должна готовиться постричься в монахини и остаться в монастыре на всю жизнь.
— А вы не захотели?
— Конечно, нет! Я хочу жить, как живут все — полюбить, выйти замуж, иметь детей, в общем, прожить свою жизнь. Но моя мать не желает этого. Герцогиня Елизавета взяла меня под свое покровительство, так я оказалась в этом дворце и теперь просто счастлива!
— А я несчастна! — Красавица Анжелика вскинула голову, упрямо закусив губу. — Надеюсь, настанет день, и я навсегда уеду отсюда! Кланьи, резиденция мадам де Монтеспан, ни в какое сравнение не идет с этим дворцом. Какие там покои, гостиные, салоны! Какая мебель! Сады! А наряды!..
Шарлотта присвистнула, что было непростительно для такой благовоспитанной барышни.
— А на вас, оказывается, трудно угодить, мадемуазель де Фонтанж Мне-то кажется, что и здесь не так уж плохо, а Сен-Клу куда мы все поедем на лето, — и вовсе настоящее чудо, как мне говорили.
— Нет, с Кланьи ничто не может сравниться. Там меня наряжают как принцессу... Туда приезжает сам король, и я была представлена Его величеству! — сообщила она с величайшей важностью, и лицо ее приняло особенное выражение, которое Анжелика считала, очевидно, необыкновенно значительным.
— Подумать только! Так расскажите, каков он, король?
Лицо девушки выразило восторженное почитание, она молитвенно сложила руки и воздела глаза к небу: ни дать, ни взять святая в ожидании чудесного явления.
— Это самый красивый мужчина на земле! — пролепетала она. — Он сияет ярче солнца — так много на его камзоле драгоценных камней и бриллиантов. Но будь он даже в самой скромной домашней одежде, по его царственному взгляду можно было бы сразу догадаться, что он король и господин. Однажды его царственный взор обратился ко мне. Он на миг задержал в своей руке мою руку, и я почувствовала такое! Такое! Едва не потеряла сознание...
— Неужели? — промямлила Шарлотта, подумав, что, пожалуй, Анжелика сильно преувеличивает.
— Да, так оно все и было. Скажу больше, Его величество сказали, что мы скоро опять увидимся. Но я не поняла, — начала она, и на лице у нее снова появилось упрямое и недовольное выражение, — почему мадам де Монтеспан не оставила меня у себя. Впрочем, я надеюсь, что в ближайшие дни я опять поеду в Кланьи, раз сам король обещал мне встречу.
Произнеся последнюю фразу, она встала со скамейки.
— Наверное, мне пора возвращаться. Что-то зябко стало.
Она величественно кивнула Шарлотте и направилась по аллее в сторону дворца. Шарлотта смотрела ей вслед сочувственно и в то же время насмешливо. Мадемуазель де Теобон была тысячу раз права — Анжелика де Фонтанж, без сомнения, была красивейшей девушкой на свете, но при этом не умнее индюшки! Странно, что она так чувствительна к холоду, ведь она родилась и жила в гористой Оверни... Шарлотта продолжила прогулку по парку, пообещав себе, что в будущем проявит больше внимания к бедняжке Анжелике, потому что как раз внимания ей и не хватает. И тогда они обе уже не будут так одиноки...
Шарлотта уже повернула к дворцу, собираясь возвращаться, как вдруг увидела одного из пажей герцогини, молодого немца по имени Венд, он поздоровался с ней во время ужина, и они обменялись улыбками. Венд поздоровался с ней и сейчас с ужасающим немецким акцентом и подал ей письмо, которое только что принесли для нее, простился и ушел. Шарлотта узнала почерк тети и поторопилась сломать печать...По возвращении в Прюнуа, Клер де Брекур сразу поняла: в ее отсутствие произошло что-то необычайно серьезное. Под присмотром раскрасневшейся от возмущения Маргариты три садовника разравнивали песок аллей, уничтожая следы копыт. Можно было подумать, что в маленьком парке побывал целый конный отряд. Графиня едва успела выйти из кареты, как Маргарита подбежала к ней, громко жалуясь:
— Ваша светлость! Что же это такое делается? Жандармы короля — в нашем замке! Мало того что облазили весь дом, они посмели еще и вопросы задавать! Слыханное ли это дело!
— Спрашивали, конечно, о Шарлотте? Но разве мы с тобой не опасались подобного визита? Скажи скорее, много разорили? Попортили?
— Ничего не попортили. Мы с Маргаритой глаз с них не спускали, — подал голос Робин, мажордом замка. — И не так уж они тут вольничали. Сказали, что от короля, а никакого письменного приказа не представили. Заглянули, конечно, во все углы, но портить ничего не портили и с места не сдвигали. Вот двери все пооткрывали и проверили, нет ли кого в помещениях. Каждого расспросили, не видал ли, мол, мадемуазель де Фонтенак. Но все в доме отвечали как один, что мадемуазель де Фонтенак не видали вот уже с полгода. А когда я попенял гвардейцам, что негоже так вламываться к фрейлине Ее величества королевы, они вроде как удивились и уж больше не лазили по углам.
— Ну, значит, беда не так уж и велика. А вас всех я благодарю за стойкость и верность. Отсутствие письменного приказа говорит о том, что люди были посланы по чьей-то просьбе, оказывая любезность. Кстати, вы не узнали, как зовут их старшего?
— Некий капитан Ланглюме, но он не сам мне представился. Его фамилию мне назвал один из его людей. Странно, не правда ли?
— Странно, но легко объяснимо. У них не было никакого права сюда вторгаться, и они старались проделать все без официального знакомства. Завтра, когда я буду у Ее величества, я все выясню.
Графине не надо было долго думать, чтобы понять, откуда взялась эта напасть. Этот Ланглюме, без сомнения, был из числа знакомцев ее невестки, но пренебрегать происшествием не стоило, и действовать нужно было с осторожностью, даже если король ничего не знал о вторжении. Оно свидетельствовало о том, что дружеская связь матери Шарлотты с новоиспеченной маркизой может оказаться чреватой весьма серьезными последствиями.
