Наконец дамы и господа поднялись из-за стола под сладкое пение неутомимых скрипок, и перед ними распахнулись двери великолепной гостиной с расставленными ломберными столами. Этот вечер должен был продолжиться карточной игрой. В другие дни герцогскую чету развлекали комедиями, концертами, танцами, если только герцог со свитой не отправлялся искать удовольствий где-нибудь еще.

Шарлотта заметила, что мадам Клерамбо увела юную герцогиню, и, не удержавшись, вздохнула. Лидия де Теобон, проходившая мимо Шарлотты, подхватила ее вздох на лету.

— Пойдемте со мной, — пригласила она девушку. — Мы ужинаем у себя, а потом вы можете лечь спать. Устали? — спросила она с сочувственной улыбкой.

— Очень! Едва держусь на ногах.

— Трудно с непривычки. Ну, ничего, скоро привыкнете. К тому же вы так молоды и эмоции переполняют вас.

Шарлотта с благодарностью последовала за доброй мадемуазель де Теобон. Она так хотела спать, что даже забыла об ужине, но расторопная Мари помнила обо всем и, когда она принесла ужин, Шарлотта с благодарностью отдала должное скромной трапезе. Обычно девушки ужинали вместе в общей комнате, но после того, как в ней поставили кровать для новенькой, места не осталось, и теперь каждой принесли еду по отдельности. Шарлотта с удовольствием съела суп, несколько ломтиков дичи, выпила компот с печеньем и, совершенно разомлев и позволив Мари раздеть себя, со счастливым вздохом облегчения растянулась на постели, заботливо приготовленной горничной.

— Господи! До чего же хорошо! — сонно пробормотала она. — Спасибо, Мари.

— Я здесь для того, чтобы о вас заботиться. Приятных вам снов, мадемуазель. На ночь я убавлю огонь, а утром зажгу его поярче.

Мари притушила огонь и на цыпочках вышла из комнаты. Излишняя предосторожность! Новая фрейлина герцогини Орлеанской, свернувшись под одеялом клубочком, уже сладко-пресладко спала.

Она проспала часа три. Глубокий сон, похожий на погружение в теплую душистую воду, так освежил Шарлотту, что она стала понемногу выплывать на поверхность, а когда выплыла окончательно, то услышала скрип двери. Она рывком села на кровати. При слабом свете ночника Шарлотта увидела, как растворилась дверь и на пороге появилась девушка с горящей свечой в руке. Девушка стояла как вкопанная и с нескрываемым недоумением рассматривала Шарлотту.

— Что вы тут делаете? — спросила она.

— Что обычно делают в кровати, сплю...

— Кровать меня и удивляет. Здесь ее не было.

— Не было. Ее поставили специально для меня. Меня зовут Шарлотта де Фонтенак, я новая фрейлина герцогини.

— Ах, вот оно что!

Эта новость, судя по всему, ошарашила незваную гостью. Она стояла молча, не двигаясь, и продолжала смотреть на Шарлотту большими светлыми серо-голубыми глазами. В робком свете свечи ее пышные, цвета червонного золота волосы переливались и мерцали. Шарлотта и сама загляделась на незнакомку: таких красавиц она еще не видела. Ослепительной белизны шея, аккуратная маленькая головка, огромные глаза, на щеках ямочки, крошечный рот с пухлыми коралловыми губами, похожий на бутон, приоткрылся в недоуменной улыбке, и сверкающие ровные, как небольшие жемчужинки, зубы. Стройная, гибкая, с высокой грудью и тонкой талией, незнакомка, похоже, готова была так простоять целую вечность, не в силах справиться со своим изумлением.

— Могу я вам чем-то помочь? — осведомилась Шарлотта, надеясь, что она сдвинется с места.

Незнакомка вздрогнула и очнулась.

— Мне? Да... То есть нет. Не знаю. Карета, которая везла меня из Кланьи, сломалась, и поэтому я приехала так поздно. Я думала, что найду здесь что-нибудь поесть.

— А нашли меня, но я совсем несъедобна. Ведь у вас есть горничная?

— Я... Ах, да! Ну, конечно!— Ну, так позовите ее. Думаю, она сообразит, чем вас накормить. Вы, наверное, мадемуазель де Фонтанж, не так ли? — прибавила Шарлотта, вспомнив, что говорила ей Лидия де Теобон о четвертой фрейлине: «божественно хороша, но глупа, как пробка».

Теперь она видела перед собой оригинал словесного портрета и должна была признать, что портрет был точен и правдив.

Мадемуазель подтвердила догадку Шарлотты кивком головы и спросила:

— А мы что? Разве мы знакомы?

— Нет... Но мне о вас говорили.

— Ах, вот как...

И опять повисло молчание. Шарлотта подумала, уж не будут ли они вот так ждать рассвета: она, сидя на кровати, а мадемуазель де Фонтанж, окаменев в проеме двери? Мадемуазель продолжала стоять в подбитом мехом плаще золотисто-коричневого цвета, сняв лишь капюшон.

— Хотите, я позвоню и позову служанку? Она проводит вас в спальню?

— Нет, нет, не стоит. Спокойной ночи!

И она исчезла так же, как и появилась. Дверь, скрипнув, закрылась за чудной фигуркой со свечой в руке, а Шарлотта легла, натянула на голову одеяло, и тут же крепко заснула.

Прожив во дворце несколько дней, Шарлотта поняла, что служба фрейлины при дворе герцогини Орлеанской весьма необременительна. Главной обязанностью фрейлин было составлять красивое обрамление, когда Ее королевское высочество, одна или вместе с супругом, принимает гостей или ужинает в своем привычном окружении. Все остальное время им было позволено томиться благородной скукой с книгой или с вышиванием в руках. По счастью, дворец был расположен в самом сердце Парижа, и девушки развлекались посещением знатных знакомых из квартала Марэ, многочисленных лавочек, а в хорошую погоду — прогулками по площади Рояль. Герцогиня, если не мчалась на лошади, участвуя в королевской охоте, то сидела у себя в кабинете, беседовала с немецкой родней, чьи портреты она развесила по всем стенам, но чаще всего писала в Германию письма на плотной с золотым обрезом бумаге, помня о каждом, кто сумел заручиться ее дружеским расположением. Даже при совершении утреннего и вечернего туалетов, которые представляли собой целую церемонию — подумать только! Герцогиня Елизавета всегда мылась только холодной водой! — фрейлины, если и присутствовали, то чисто формально: ухаживали за их госпожой горничные, а нарядами занималась первая статс-дама. Скажем прямо, что и она не сбивалась с ног — в гардеробной было совсем немного платьев, и все они отличались простотой и скромностью. Разумеется, первая статс-дама отвечала и за драгоценности Ее высочества, но Елизавета надевала их очень редко, отдавая предпочтение лишь нескольким прекрасным жемчужинам, так что вся забота сводилась к ежедневной проверке: все ли они на месте .Иногда, правда, случалось, что герцог Филипп, который обожал драгоценности, позволял себе похитить какое-нибудь украшение своей жены, но не было случая, чтобы он позабыл вернуть его обратно. Из своего юного окружения герцогиня Елизавета особо выделяла мадемуазель фон Венинген, с которой могла говорить по-немецки, и мадемуазель де Теобон, заслужившую ее дружбу и доверие.

На следующий день после своего переселения в резиденцию герцогини Орлеанской Шарлотта решила отправиться в парк и как следует рассмотреть его, он так манил ее из окна. Девушка обожала цветы, кусты, деревья и самые счастливые часы в монастыре провела в небольшом садике, любуясь то подснежниками и первоцветами, то чемерицей[17] и фиалками, гвоздикой, пионами и, конечно же, розами. С нежностью относилась она и к лекарственным растениям, которые там выращивали и в которых так нуждались больницы. Виктория дез Эссар, ее подруга, тоже очень любившая цветы, обычно гуляла вместе с ней.

Парк Пале-Рояля ничуть не напоминал скромный садик монастыря урсулинок. Ленотр[18], которого так привечал король, недавно осуществил его перепланировку, и теперь изумрудные ковры-газоны с благородной цветочной вышивкой окружали два бассейна с фонтанами. В длинной аллее из вязов были расставлены каменные скамьи, где можно было передохнуть и помечтать. На одну из них и уселась Шарлотта, обойдя весь парк. Утро было удивительно теплым, золотистые лучи солнца проникали сквозь свежую зелень молодых, только что развернувшихся листочков, мягко касаясь нежной кожи девушки. Она просидела на скамейке не меньше получаса, как вдруг увидела, что к ней направляется та самая Фонтанж, с которой она так неожиданно познакомилась этой ночью.