Она снова повернула свою лошадь, крикнула: «Генри!» — и помчалась так быстро, что оба мужчины остались далеко позади нее. Генри поспешил к тому месту, где восседал на лошади Фрэнсис, пристальным взглядом провожающий удаляющуюся фигуру своей невесты.

— Фрэнсис, — сказал Генри, протягивая руку, — я покинул двор два дня назад. Как у тебя закончилась последняя встреча на теннисном корте? Когда я уезжал, игра все еще продолжалась.

Фрэнсис понизил голос до виноватого шепота, в чем совершенно не было необходимости, так как в то время Анна уже была так далеко, что казалась только точкой вдали.

— Я победил, — сказал он, — но ты не упоминай об этом при Анне. Она говорит, что я должен был быть здесь раньше.

Генри про себя подумал: «Если бы я должен был жениться на такой женщине, ничто бы не могло удержать меня вдали от нее. Иногда Фрэнсис Вестон испытывает свою судьбу. Я благодарен Господу, что то отвратительное создание, которое мой отец, избрал для меня, скончалось от потницы…» Он прервал свои размышления, потому что это были кощунственные мысли, хотя и искренние.

— Я думаю, — сказал он мягко, — что тебе на самом деле повезло, Фрэнсис, в том, что Анна Пиккеринг будет твоей. Эта мысль пришла мне в голову, когда я впервые встретил ее, а теперь я все больше убеждаюсь в этом. Она превратилась во вполне сложившуюся красивую женщину, и тебе придется потрудиться, чтобы удержать ее около себя.

Фрэнсис выплеснул на несчастного друга всю свою злобу.

— Как ты смеешь?! — возмутился он. — Я по-настоящему люблю ее.

— Докажи это, — ответил Генри и направил свою лошадь в сторону Ист Хорсли. Фрэнсис не мог вспомнить, чтобы видел его рассерженным когда-либо прежде.

В связи с таким важным событием, как свадьба сына, в замке Саттон было множество гостей и прислуги. После тщетной попытки найти кого-либо из своих родителей Фрэнсис уже собирался было уединиться из-за плохого настроения в своей комнате, но в это время столкнулся со своим шурином, Джоном Роджерсом.

— А, ты уже здесь! — воскликнул Джон. — Мы все ждали, когда ты приедешь. Здесь такой переполох. Кэтрин с твоей матерью просматривают сейчас перечень блюд. Клянусь, здесь столько запасов, что можно прокормить королевский двор.

— Ты… — Но голос Фрэнсиса был заглушен музыкантами, которые начали репетицию в Большом зале. — Боже! — прорычал он разъяренно. — День, который так замечательно начался, становится просто ужасным.

— Пойдем и выпьем в крыле Надвратной башни, — прокричал Джон. — Там очень уютно.

Тактично поддерживая Фрэнсиса, он увел его прочь.

— Знаешь, Фрэнсис, — сказал Джон, — у тебя прекрасная невеста, которая принесет тебе большое состояние и обеспечит тебе счастливое будущее. Однако твой отец сказал мне, что ты не очень-то спешил сюда, а оставался при дворе и поигрывал в теннис. Не кажется ли тебе, что ты поступаешь глупо?

— Его Светлость выразил бы свое неудовольствие, если бы я уехал до окончания игры.

В этом ответе была частица правды, но сэр Джон с сомнением приподнял брови.

— Иди и жди ее рядом с привратником. Свадебное торжество не должно начинаться таким образом.

Когда Энн Пиккеринг проезжала на скакуне под аркой Надвратной башни, к ее удивлению, прямо перед носом лошади выскочила фигура человека, и она вынуждена была резко остановиться.

— Пожалуйста, спустись ко мне, моя любимая, — сказал Фрэнсис.

— Ну уж нет!

— Тогда, моя дорогая, я вынужден присоединиться к тебе. — И без лишних разговоров он вскочил на лошадь позади нее, обнял ее, взял поводья и развернул уставшее животное обратно в сторону леса.

— Фрэнсис, что ты делаешь? Немедленно слезай с лошади.

— Я не могу этого сделать, Анна. Своими поцелуями я хочу загладить твою обиду на глупого ревнивого возлюбленного, тем более что сейчас из замка Саттон никто нас не видит.

Анна пыталась сопротивляться, но, по правде говоря, ей было приятно находиться под крылышком у Фрэнсиса и прижиматься к его груди. Прошло некоторое время, прежде чем она повернулась, чтобы посмотреть на него, и тут каждый из них почувствовал, что не в силах сдерживать желание. Они стали страстно целоваться, а лошадь с удовольствием остановилась и принялась щипать траву.

Последующие дни проходили в постоянных встречах гостей, прибывающих на свадьбу. Это было похоже на непрерывную процессию. Уолтер Деннис прибыл из Оксфордшира один, так как Маргарет перед Рождеством забеременела и перестала выезжать, не желая рисковать ребенком. Сэр Уильям Вестон — младший брат Ричарда и лорд-аббат ордена рыцарей Святого Иоанна Иерусалимского в Англии — прибыл с надлежащей пышностью: он занимал положение первого барона в палате лордов и вел себя в соответствии со своим высоким званием. Впрочем, при своем величии он оставался также и отличным выносливым солдатом. Солдатскую лямку он начал тянуть, будучи еще совсем молодым человеком, еще до осады Родоса, когда орден Рыцарей в конце концов капитулировал перед могущественным султаном Сулейманом.

В последующие дни прибыло несколько старших членов семьи Вестон. Первой приехала Мейбл Динглей — сестра сэра Ричарда, в сопровождении мужа, сэра Джона, и сына, сэра Томаса с супругой Изабеллой. Анне Пиккеринг казалось, что ее закружит такое большое количество народа — и все связанные родственными отношениями! Она почувствовала бы себя неловко и одиноко, если бы при ней не находился постоянно Фрэнсис.

На следующей день рано утром на свадьбу прибыло большинство членов семьи Динглей, за ними вскоре последовала Анна, леди Верней — самая младшая сестра Ричарда, уже ставшая вдовой. Ее сын, Фрэнсис Верней, в честь которого был назван Фрэнсис Вестон, присоединился к ней, приехав вечером того же дня со своей миниатюрной женой Элеонорой. Ростом всего пять футов, она была матерью двойняшек-сыновей, тринадцатилетних крепышей, которые приехали вместе с родителями, чтобы исполнять на свадебной церемонии свои роли. Они, если не считать семилетнюю Алису Роджерс, были самыми молодыми из присутствующих. Всех остальных детей оставили дома. Каждый из родителей отдавал себе отчет в том, какие опасности подстерегали их в этих поездках, и для них гораздо спокойнее было оставить малышей в родовом поместье под присмотром служанки и кормилицы. Поэтому леди Вестон была лишена возможности и удовольствия увидеть шестимесячного сына Кэтрин — Ричарда. Жиль Роджерс тоже был оставлен в Брайанстоне.

Вечером, во время банкета в Большом зале, когда разговоры присутствующих заглушали звуки музыки, Фрэнсис подсел к своему отцу:

— Сэр, Анна и я хотели бы сказать тебе нечто важное.

— Что же именно?

— Нам кажется, для всех было бы легче, если бы мы назвали Анну так, как когда-то ее называл отец — Розой. В нашей семье так много женщин, носящих имя Анна. Ты не будешь против, а?

Сэр Ричард хотел уже ответить, но в это время голос его брата Уильяма прогремел над всеми присутствующими.

— Отличная идея. Я всегда хочу знать, о ком я говорю. Это моя страсть: говорить и думать о людях. И нет ничего хуже, когда не знаешь, кто есть кто. Во время осады Родоса могущественным Сулейманом — каким бесподобным воином он был! — была прекрасная девушка по имени Роза. Язычница, конечно, но необычайно красива.

И он уставился на свой бокал, весь уйдя в воспоминания. Фрэнсис желал бы знать — при всем при том, что дядя был правоверный рыцарь, — раскрывались ли занавеси языческого шатра во время этой длительной жаркой осады, и увидел ли сэр Уильям стоящую там девушку Розу с нежной смуглой кожей. И чувствовал ли он, как хорошо сложенная девушка держит его в своих страстных объятиях, а ее чарующий смех разносится в ночном теплом воздухе. Даже ветхие и почтенные дяди сохраняли в памяти эти незабываемые для них дни.

— Ты прав, Фрэнсис, — сказал сэр Ричард, снисходительно посмеиваясь над своим братом, который все еще витал в своих приятных воспоминаниях. — Трех Анн в замке Саттон вполне достаточно. — Он пожал руку своей вдовствующей сестре Анне Верней. — Выпьем же все за Розу Пиккеринг!