— С помощью твоей музыки, — уверенно ответил он, взмахнув гобеленовой сумкой. — Увидишь.

Люси была озадачена, но не сомневалась в нем, до глубины сердца тронутая его оптимизмом, понимая, что он пытается дать ей надежду и приободрить ее. Когда они добрались до того места, где им нужно было карабкаться на наклоненную палубу, она прижалась лицом к его плечу. Тимоти подумал, что ей стало страшно.

— Ты не упадешь в море, я обещаю тебе.

Она закачала головой:

— Я не могу выразить, как сильно я тебя люблю.

Его холодные пальцы нежно и ласково коснулись ее щеки.

— У нас вся жизнь впереди, чтобы говорить о своей любви друг к другу.

Было очень нелегко залезть на борт корабля со стороны палубы, но с помощью Тимоти Люси удалось это сделать; согнувшись, она ухватилась за обрубок мачты. Она обнаружила, что находиться на разрушенном корабле было почти так же опасно, как и в открытом море, потому что он постоянно содрогался от бурлящих волн, а сквозь огромные дыры палубы она могла видеть, как бурно вспенивалась поглощающая все на своем пути морская вода. Она тяжело дышала, боясь за жизнь Тимоти, который карабкался по корме, и от испуга вскрикнула, когда часть толстой широкой доски от обшивки корабля, на которую он опирался ногами, треснула, полетев в пропасть, и чуть не погубила его, но Тимоти резко схватился за перила, тем самым сохранив себе жизнь.

Люси увидела, как он уцепился за деревянные брусья, а затем вытащил ноты из мокрой гобеленовой сумки, которую отбросил в сторону, и она, медленно скользя по корме, находящейся под наклоном, упала в одну из дыр палубы. Направив взгляд в сторону Истхэмптона, зная, что шансы на то, что их смогут увидеть в серости дождя, были незначительны, Тимоти начал старательно разрывать ноты на части, снимая обертку с промокших листов и подбрасывая каждый по отдельности листок так высоко в небо, как только мог. Некоторые листы поднялись в потоке сильного ветра, кружа и паря в воздухе, как стая пролетающих чаек, а некоторые падали, слегка колыхаясь, к торчащим доскам палубы или тонули, опускаясь в беспокойную воду и заглатывались поднимающимися волнами, которые стали бить с обеих сторон корабля, безжалостно его разрушая. Когда листы закончились, Тимоти снял свою куртку и стал ею размахивать, она как флаг развевалась и трепетала в воздухе, это было их последней надеждой быть замеченными. Вокруг них было одно сплошное белое бурлящее море, вода все прибывала. В какой-то момент Тимоти даже показалось, что вдали он заметил лодку, но когда протер рукой раздраженные от соли глаза, то ничего не увидел, кроме бесконечных поднимающихся и опускающихся волн. Когда его рука заболела, да так сильно, что, казалось, порвались все мускулы, он взял куртку в другую руку, смотря на Люси и крича ей ласковые слова, чтобы хоть как-то снять напряжение и успокоить ее.

Из-за сильного рева моря она не смогла расслышать, что он сказал ей. Тимоти уставился на что-то, находящееся позади нее, и она видела, как в этот момент менялось его лицо, теперь оно выражало испуг и потрясение. Оглянувшись назад, Люси увидела волну, поднимающуюся намного выше, чем остальные, и надвигающуюся с бешеной скоростью.

— Люси! — заорал он все горло. Его крик раздался и ушах будто гром, и он начал соскальзывать вниз, чтобы добраться до любимой и вырвать ее из пасти убийцы-волны. Она карабкалась к нему, слыша позади себя оглушающий рев беспощадной волны, почувствовала ее приближение и яростную атаку, содрогание корабля, а затем холод и белая пена окутали ее. Сквозь пелену она увидела, что Тимоти уносит в море. Поскользнулся ли он, она никогда не узнает, но когда сила волны отшвырнула ее в сторону, она видела, что он пытался руками и ногами схватиться за обломки корабля. Когда вода отступила, Люси оказалась на корабле одна, а от Тимоти не было и следа.

Когда Боб Купер и два других рыбака, утомленные поисками, выплыли из стены дождя, она поняла, что ее спасение было для нее равносильно смерти.

После похорон Тимоти Люси не надела траура. Приняв однажды твердое решение, она не собиралась его менять. На поминальной службе, проходившей в Истхэмптоне в приходской церкви святой Марии, присутствующие неодобрительно смотрели на платье Люси, которое было такого же голубого цвета, как небо над головой в тот день, когда она впервые встретилась с Тимоти. После службы она вышла на пустынный берег моря и бросила в воду охапку полевых цветов.

Его нашли лежащим на гальке недалеко от того места, где они вместе сидели, когда море успокоилось, а вода стала потихоньку убывать, через несколько часов после того, как спасли ее. Никто не видел, как он подавал сигналы. Получилось так, что Мэг послала Боба и двух рыбаков на их поиски, после того как Эмми, вернувшись домой, чтобы отдохнуть, пока море не успокоится, и продолжить разговор с дочкой но поводу проданных серебряных пуговиц, не сказала, что видела, как леди, снимающая у них комнату, и молодой парнишка Атвуд, живущий в особняке, вместе отправились к месту кораблекрушения. Мэг сразу же побежала к пирсу, и когда ей сказали, что Люси все еще не появилась на запланированную репетицию, она нашла Боба и послала его вместе с товарищами на поиски Тимоти и Люси.

Тимоти был похоронен не на местном кладбище, его тело увезли в Норфолк, чтобы похоронить рядом с предками. Он был последним мужчиной в роду Атвудов. Донна, глубоко скорбящая по Тимоти, проехала неблизкое расстояние вместе с Ричардом, чтобы проводить его в последний путь.

— Мы собирались пожениться, — сказала Донна, когда пришла навестить Люси, которая не вставала с постели после поминальной службы. Лицо Донны, окутанное черной прозрачной вуалью, казалось очень бледным и измученным. — Тим собирался поговорить с моим отцом после бала, который он устроил с единственной целью — чтобы заверить моих родителей в серьезности своих намерений и выказать им свое расположение. Он единственный мужчина, которого я когда-либо любила и буду любить всегда. Я потеряла его, потому что он пошел с тобой прогуляться по берегу моря. — Она быстро взмахнула рукой в черной перчатке, будто ожидая, что Люси начнет извиняться. — Я тебя не виню. И никогда не буду винить. Я только прошу, чтобы ты пообещала мне, что не откажешь моему брату, потому что он не должен страдать, потеряв любовь всей своей жизни. Я не хочу, чтобы он ощутил страшную боль потери любимого человека, когда рушатся все мечты и не хочется жить.

Люси уставилась на нее. Она почувствовала резкую боль в голове и слабость во всем теле, осознавая, что от нее требуют невозможного. По сравнению с этим остальные слова, сказанные Донной, не имели никакого значения. Люси перевернулась, зарылась лицом в подушки и только сейчас выплакала все слезы, накопившиеся внутри. Когда от изнеможения у нее ни на что не осталось сил, рыдание потихоньку прекратилось, и, успокоившись, Люси заметила, что Донны уже не было в комнате.

Прошло несколько дней, и Люси немного пришла в себя, она поняла, почему Донна приняла любезное и нежное к ней отношение Тимоти за нечто большее, вспомнив о том, что Донна рассказывала об их переписке, в которой они обсуждали спасение Тобби. Скорее всего, девушка также дала собственную интерпретацию словам Тимоти по поводу организации бала, услышав то, что хотела слышать. Возможно, Тимоти и флиртовал с ней, но такая серьезная девушка, как Донна, восприняла его кокетство как предложение руки и сердца. Казалось, что и теперь Люси должна держать язык за зубами и не раскрывать правды, чтобы не разрушить светлые мечты и грезы Донны — единственное, что у нее осталось от человека, который, как она верила, принадлежал только ей.

Люси же постоянно работала в театре, чтобы забыться и скоротать время. Театр и музыка стали единственными отдушинами, которые помогали ей справиться с одолевающим ее горем. В особняке Уорвиков Донна не принимала гостей, отказывалась от приглашений и по прошествии дней все больше замыкалась в себе, проводя время лишь с Тобби. Дэниэл пришел к Люси, чтобы рассказать ей новости об особняке Атвудов сразу же, как только его судьба стала ему известна.