У рабов в жизни не было выбора, хозяева могли продавать и покупать их как заблагорассудится. Но Ромул никогда не представлял себе, что можно жить вне власти Гемелла, – он просто не знал другой жизни. И сейчас им одновременно владели страх и восторг. Хотя возможность стать бойцом восхищала его, он сознавал, что никогда больше не увидит родных. Ромул оглянулся в последний раз. Рыданья Вельвинны разрывали ему сердце, он нещадно корил себя за то, что они с Юбой были недостаточно осторожны. А мужчина, державший в руке цепь, был вдвое крупнее его.

В кухне частенько рассказывали истории о знаменитых гладиаторах, которые дрались на арене с варварами и дикими зверями. Ромул всегда восторженно слушал эти рассказы, но ему никогда не выпадало случая попасть в гладиаторскую школу и увидеть, что там на самом деле. В какой-то миг его сердце забилось чаще: мальчика захлестнули мысли о том, как он станет народным героем.

Словно почувствовав это, Гемелл отвесил ему подзатыльник.

– Такой щенок, как ты, сдохнет там через месяц.

Сердце Ромула екнуло. Конечно! Разве у него, тринадцатилетнего мальчишки, был хоть один шанс выстоять против профессиональных гладиаторов?

– Так что тебе придется очень постараться, чтобы доказать, что заслуживаешь жизни.

Они поравнялись с альковом возле входной двери. Ромул с тревогой заметил, что нубийца нет на его обычном месте.

– Думаешь, я потерплю в своем доме того, кто учит рабов драться! – хохотнул Гемелл. – Негодяя уже ведут на Марсово поле.

Мальчик, не понимая, уставился на хозяина.

– Его распнут на кресте.

Ромул рванулся к Гемеллу, его глаза полыхали яростью.

Анкий резко дернул за цепь, предупредив нападение. Ромул споткнулся и рухнул на пол, в последний момент успев сообразить, что Юбу он никак не сможет спасти.

Гемелл пнул его в живот.

– Родился рабом! – Еще один пинок. – Рабом и подохнешь. Поднимайся.

Дверь распахнулась, и купец вывалился наружу. Остальные за ним. На них никто не обращал внимания. Рабов частенько выводили в город в цепях.

Ромул не запомнил тот переход по улицам. У него кружилась голова, а душа была полна тоски и чувства вины перед Юбой, который был виновен лишь в том, что показал ему, как держать меч. А теперь умрет из-за него. Из-за него продадут Фабиолу. А что станется с его матерью? И как долго он протянет в жестоком мире арены?

За одну ночь оказались сломаны четыре жизни. Ромул сморгнул слезы.

«Нельзя показывать этому негодяю свою слабость. Нужно быть сильным, как Фабиола. – Он глубоко вздохнул и заставил себя собраться с мыслями. – Юпитер, помоги мне! И моим родным».

К тому времени, когда Гемелл подошел к железным воротам, Ромулу удалось более-менее взять себя в руки. Хотя глаза его были красны от слез, он расправил плечи и твердо решил, что будет мужественным, несмотря ни на что.

Возле ворот он увидел каменную плиту, на которой было выбито два слова. Хотя мальчик не умел читать, эти слова были ему известны. Лудус магнус, Большая школа, крупнейшая из четырех гладиаторских школ Рима, откуда Милон набирал людей в свои банды.

У ворот с непокрытой головой стоял страж, одетый в видавшую виды кольчугу длиной до середины бедра. За спиной у него Ромул увидел прислоненное к стене копье. На поясе у мужчины в боевой готовности находился короткий остроконечный меч, а к левой руке был прикреплен крепкий прямоугольный щит со странной эмблемой.

– Сообщи, зачем пришел.

– Хочу продать это отродье Мемору.

Страж оглядел Ромула с головы до пят.

– Тебе не кажется, что он слишком молод?

– Не твое дело! – рявкнул Гемелл. – Ну-ка, впусти нас!

Страж с недовольным видом приоткрыл ближнюю створку ровно настолько, чтобы можно было протиснуться. Как только Гемелл и три раба вошли, ворота за ними с грохотом захлопнулись.

От этого звука, отрезавшего его от прошлого, сердце Ромула учащенно забилось. Многие из обитателей школы были преступниками, наверно, и часовой тоже. Для большинства попасть в лудус означало то же самое, что и смертный приговор; только лучшим из лучших удавалось выжить здесь больше года-двух. Мальчик понимал, что его мечты о славе просто смехотворны, но все равно испытывал возбуждение.

Гемелл направился по короткому коридору прямо на тренировочную арену. Внутри большого двухэтажного здания помещался целый мир, в том числе и просторная площадка. Сейчас она была полна гладиаторов, которые отрабатывали движения и сражались друг с другом.

Ромул восхищенно уставился на них. Ближе всех находилась классическая пара – ретиарий против секутора.

– Вот и ты станешь рыбаком. – Гемелл ткнул пальцем в сторону мужчины в набедренной повязке, вооруженного только трезубцем. Ретиарий размахивал сетью из толстой веревки, пытаясь улучить момент, чтобы бросить ее. – Самые никчемные бойцы. Корм для хищников! – Он говорил так, словно плевал Ромулу в лицо.

Секутор вел себя очень осторожно, заслонялся высоко поднятым овальным щитом и держал в правой руке наготове короткий деревянный меч. Ромул успел заметить и шлем, закрывавший лицо, и поножи на левой руке, и кожаные ремни на правой. Воин казался защищенным как-то односторонне. Но у его соперника доспехов вообще почти не было, лишь наплечник на правой руке.

Вдруг охотник начал метаться из стороны в сторону. Вот он резко подался вправо, затем влево. Но рыбак все же улучил подходящий миг и метнул сеть. Секутор запутался в ячейках и упал. В мгновение ока ретиарий оказался над ним и прикоснулся деревянным трезубцем к горлу лежавшего. Побежденный гладиатор вскинул руку с поднятым указательным пальцем – знак того, что он просит пощады. Ретиарий, смеясь, помог ему подняться на ноги, и они продолжили упражнение.

Ромул почувствовал, что в нем возрождается надежда. А купец, как он заметил, поморщился, увидев, что поединок закончился не так, как он предполагал.

Гемелл шел к дальней стороне тренировочной арены, где стоял толстый деревянный столб, возле которого упражнялись еще несколько гладиаторов.

– Палус, – чуть слышно прошептал Анкий. – Если выберешь бои с мечом, будешь заниматься здесь.

Ромул обвел взглядом обоих кухонных рабов. Ни один, ни другой не решались смотреть ему в лицо, но он не испытывал к ним злости. Попытались бы Анкий и Соссий не выполнить приказ хозяина – сразу же отправились бы вслед за Юбой умирать на крестах на Марсовом поле.

Неподалеку от палуса стоял невысокий пожилой мужчина в дорогой тунике. Длинные, тронутые сединой волосы совершенно не вязались с морщинистой смуглой кожей. Рядом с ним стоял еще один человек, покрупнее, с кнутом в руке. Увидев Гемелла, ланиста перестал выкрикивать приказы.

– Гемелл! Никак не ожидал тебя здесь увидеть. – Он окинул Ромула оценивающим взглядом.

Купец вытолкнул мальчика вперед:

– Сколько ты дашь за него?

– Мне нужны мужчины, а не дети.

Надсмотрщик ухмыльнулся беззубым ртом.

– Ты только посмотри, какой крупный, – возразил Гемелл. – А ведь ему всего тринадцать!

Холодный взгляд снова прошелся по Ромулу.

– Можешь драться с оружием?

Ромул не отвел взгляда. Чтобы получить шанс выжить, он не должен выказывать страх. Он кивнул.

– Как раз за это я и привел пащенка к тебе, – вмешался купец.

Мемор потер поросший щетиной подбородок:

– Тысяча сестерциев.

Гемелл рассмеялся:

– За него на рынке рабов и то больше дадут. Он стоит втрое больше. Ты на его мускулы посмотри!

– Ладно, Гемелл, у меня нынче утром хорошее настроение. Пятнадцать сотен.

– Двадцать пять.

– Зря тратишь время.

– Две тысячи. – В глазах купца все еще угадывалась надежда.

– Восемнадцать сотен. И ни сестерцием больше.

Гемеллу оставалось лишь согласиться. Все равно это было больше, чем ему удалось бы выручить за Ромула на рынке.

– Хорошо.

Мемор щелкнул пальцами.

Неведомо откуда возник тощий человечек в грязной тунике. В обеих руках с перепачканными чернилами пальцами он держал по мешку с деньгами.