Администратор заучил эти слова наизусть, их передал ему по наследству отец. Может, Троцкий это и не говорил или говорил, но не Троцкий. Но душа откликалась на ненависть и питалась ею. А все потому, что в детстве у начальника не было велосипеда.

А теперь эти чертовы москали угрожают ему ненавистной советской властью.

– Слушайте, девочки… Давайте сделаем вид, что мы никогда не виделись. Без взаимных претензий. Договорились?

Светка еще хотела возроптать, но я гордо сказала:

– Пошли отсюда. А то еще пара минут, и я напишу опровержение на свою статью.

Когда за нами закрылась дверь корчмы, стало понятно, что надо начинать все сначала.

– Давай цивилизованно снимем комнату. У нас же есть деньги! – вспомнила я.

– Так других вариантов и нет. Бэзил вряд ли ждет с распростертыми объятиями. Адрес тетки с горшком он тоже знает – лучше не рисковать. Мы ведь ему тоже кислород перекрыли с корчмой. Гад такой, сдал нас, не моргнув.

– А еще в Москву собрался. Кому он там нужен!

По жаркой пыльной дороге опять приковыляли к почте. Это была центральная точка, как перекресток в Москве. Тут сходились все интересы: позвонить домой (очередь на час), отправить письмо, снять хату, узнать все сплетни.

Очень большая женская грудь прижала нас к столбу с объявлениями и басом сказала:

– Сдаю два койко-места на мансарде. Не шуметь, не приводить, утром можно вскипятить чайник. Умывальник и туалет – во дворе. Пошли!

Мы не сопротивлялись, тем более плохо представляли себе эту «мансарду».

– Ты не хочешь домой позвонить, пока мы у почты? – спросила я Светку.

– Вообще-то я боюсь. Меня ругать будут, наверное… Ведь я же за булочкой вышла и исчезла на два дня. Нет, давай еще подождем, – может, само все рассосется?

– А если твои подадут во всесоюзный розыск? – предположила я.

– И мои фото будут висеть на всех столбах? Это ж слава! Ладно, завтра позвоню, когда адрес будем знать. Пусть письмо мне напишут.

Весь двор был в винограднике. Он красиво переплетался над головой и по боковым конструкциям, создавая тень в жаркий полдень. Утомленные перипетиями и долгой дорогой на каблуках, мы рухнули на койки под самой крышей и заснули.

Наша хозяйка, симпатичная, но с усами, оказалась ярой фанаткой русской эстрады. Точнее, новой «эмигрантской» волны в лице загадочного американца Вилли Токарева.

Частный сектор был переполнен людьми среднего возраста без детей (это было условие хозяйки). Одни приходили с моря, другие уходили, третьи весь день напролет сидели за уличным столиком и готовили салаты. Вся эта курортная возня проходила под одни и те же песни.

Мы прыгали от счастья на койках, что нам досталась такая продвинутая хозяйка. Никаких овец, никаких нотаций типа «зима пришла, сменяя лето, – спасибо партии за это». Мы никогда не слышали такого вольного лексикона, уличного колорита плюс запрещенной похвалы отсталого Запада.

Сквозь сон мы прослушали два альбома на магнитоле «Томь-305» – гордости хозяйки. Через весь двор тянулся самопальный удлинитель, и каждый жилец уважительно перешагивал через провод в знак почтения чудо-техники. У магнитолы была оторвана пластмассовая крышка и иногда кассета выпадала из ячейки, но если аппарат клали навзничь – звук уходил вверх. Жильцы приспособили большую дыню, которая придерживала кассету, и голос певца разносился на весь двор:

До глубокой ночи во дворе гремела музыка, уже хозяйка переоделась для гостей пять раз, а мы все не решались подключиться к общему веселью. Мансарда была как отстойник для чужих. К нам и забраться-то было непросто. Вниз вела свежеструганная лестница для трезвых. Поэтому весь день до ночи мы просидели под крышей, радуясь собственному углу. К морю мы опять не попали. А рано утром нас разбудил брайтонский фольклор:

Весело – ничего не скажешь. У Васи было тихо, но стремно. Здесь громко, но мы тут никому не нужны. Все старше нас, и у них какие-то свои счеты с «суками», «ворами», «ментами». Такое впечатление, что народ рвется к чему-то запретному, стремному, с запашком. Даже социологи не прогнозировали, что через несколько лет сюжеты уличной лирики эмигрантов перекочуют в нашу реальную жизнь и начнется время беспредела. А пока что все выглядело очень симпатично…

– Ты только послушай! Гениальный чувак! Какие слова! – почти рыдала от восторга Светка.

– Вот такую жизнь я понимаю. Вот это мужик! – с влюбленным взором подпевала подруга.

В мечтах об идеальном самце, который собой пригож и миллионами разбрасывается, мы спустились к общему столу. Хоть нас и не звали, но гул мужских голосов придал нам уверенности, – в конце концов, мы молодая конкуренция и должны прямо заявить об этом.

Втиснувшись между толстожопыми, полуголыми жильцами, мы скромно начали стругать салатик. Напротив под спелой виноградной гроздью сидел зрелый дядечка, который тут же уставился на меня печальным взором.

– А вы знаете, что аббревиатуру фамилии Горбачева народ расшифровывает как «Готов Отменить Решения Брежнева Андропова Черненко Если Выживу»? – продолжил начатый разговор весельчак из отдельной пристройки.

– Не надо «ля-ля»! – отозвался лысый в детской панамке. – Чего он там готов отменить, верный идеолог партии?! Он просто представитель нового поколения партийной номенклатуры. Его курс ускорения направлен на экономику, чтобы догнать и перегнать Запад. Начал с тяжелой промышленности, а начинать надо – вот… – Лысый ткнул рукой в дыню, поддерживающую кассету, и потряс панамкой: – Не с машиностроения надо начинать, а с сельской и легкой! Чтобы народ пожрать мог и одеться нормально. Не с того начал, Клякса.

– Чушь все это! Коммунистические происки – я вам говорю. Кого мы там обгонять собрались?! Наша страна безнадежно отстала от развитых стран на полвека, как минимум! Весь мир пользуется валютой, а у нас за обмен от десяти тысяч долларов расстрельная статья!

– А вы уже вступили в общество трезвости? – вклинилась тетка в ситцевой косынке.

– Ну-ка, расскажите поподробнее, – заинтересовался «философ» с бородкой и легкой тремоляцией рук.

– Сейчас стали «модными» безалкогольные праздники. На свадьбах и днях рождения теперь разливают из самоваров и чайничков. А в рамках борьбы с пьянством отныне нельзя выпить в сквере, на улице и в поезде. (Мы со Светкой переглянулись.) Антиалкогольная программа вынудит народ гнать самогон и пить разную дрянь, я вам точно говорю. Непопулярная мера, и будет только хуже! Говорят, в аптеках скупают валокордин, корвалол, а в универмагах сметают одеколон, политуру и жидкость от комаров. Ужас, что творится! Только месяц назад вышел закон, а мужики уже прозвали Горбачева Минеральный секретарь, ха-ха…

– Подождите! То ли еще будет, ой-ей-ей! Если начали – быстро не остановятся. Я вообще слышал, что для сокращения производства алкоголя будут вырубать виноградники.

Тут все резко обернулись на усатую хозяйку, которая вышла из домика и победоносно тащила в обеих руках по бутылке водки.

– Эй, кума, ты слышала, что в Крыму будут вырубать виноградники?! – залихватски крикнул ей лысый в панамке.