Офисный номер отозвался автоответчиком. В Штатах уже была ночь. Тогда продюсер позвонил своему помощнику домой.

– Вы уже вернулись? – поинтересовался тот спросонья.

– Ты один? – спросил продюсер, хотя знал, что это не так.

– Как всегда, – соврал помощник.

– Тогда вылезай из кровати и ступай в кабинет. Позвони в издательство… – Продюсер взял со стола книгу и посмотрел на выходные данные. – В издательство «Леви, Леви энд Цуккер», и спроси у них адрес писателя…

Продюсер посмотрел на обложку.

– …писатель Ник Торганофф.

– Сейчас четыре утра, – напомнил референт.

– Потом свяжись с этим парнем, спроси, не продал ли он кому права экранизации своего романа «Тихий ангел». Если нет, предложи ему сто тысяч, отправь проект договора – того, что мы обычно новичкам подсовываем. Только будь осторожен: парень талантливый, вдруг обидится.

– Если талантливый, то наверняка нищий, а следовательно, сговоримся.

– Он гений, а не гей, а потому может оказаться не очень сговорчивым. Но все равно будь с ним помягче. И не проявляй заинтересованность. В конце концов предложи сто двадцать тысяч.

Николай собирался завтракать, когда раздался звонок. Снимать трубку не хотелось по двум причинам. Во-первых, сломался тостер и надо было его разобрать. Во-вторых, могла звонить бывшая жена или еще хуже – хозяйка квартиры, а от женщин Торганов уже давно не ждал ничего хорошего. Но телефон продолжал надрываться. Николай посмотрел на часы – без четверти полдень.

– Ник Торганофф? – произнес вкрадчивый голос.

– Да, – признался Коля после некоторой паузы, ушедшей на раздумье: не поторопился ли он вообще снять эту чертову трубку.

– Я Джордж Руни, помощник президента продюсерской фирмы «Блю Синема продакшн». Может так случиться, что у нас появится интерес к вашему роману «Тихий ангел». Скажите, кому принадлежат права его экранизации?

Коля растерялся, а в это время сам собой включился тостер.

– Вот черт! – не выдержал Торганов, поразившись подлости кухонного прибора.

Нет, на самом деле он поразился неожиданному вопросу.

Николай нажал на кнопку, но тостер продолжал гудеть. Пришлось выдернуть шнур из розетки. Все это заняло какое-то время, поэтому он успел подготовить достойный ответ, а не заорать от радости.

– Вы что-то сказали? – долетел голос мистера Руни.

– Права экранизации принадлежат автору, то есть мне, – ответил Коля равнодушно, едва сдерживая сердце, рвавшееся из груди в заоконное пространство, где синел маленький кусочек нью-йоркского неба, – сейчас идут переговоры с агентами…

– Простите, – еще более равнодушно произнес мистер Руни, – не буду больше вам мешать. Есть понятия деловой этики, которым наша продюсерская фирма следует неукоснительно.

– А вы что-то хотели предложить?

– Ничего, собственно, просто наша фирма проводит определенную работу с молодыми авторами. Чтобы поддержать начинающих, мы заключаем с ними контракты на написание сценариев или приобретаем готовый материал. К сожалению, почти все проекты оказываются впоследствии неинтересны для нас.

– А мне интересно знать, сколько ваша фирма обычно платит начинающим. Просто хочу сравнить с той суммой, что мне предлагают другие агенты.

– Сколько они предлагают, я знаю, – лениво произнес мистер Руни, как видно, потеряв всякий интерес к молодому писателю. – Меньше, чем шестьдесят восемь тысяч пятьсот они не могут предложить: это минимальная стоимость сценария, определенная профсоюзом. Но если вы собираетесь продать не сценарий, а только права экранизации книги, то цена будет раз в десять ниже, кроме того, из той незначительной суммы агенты вычтут свои тридцать процентов.

– Я бы продал сценарий вместе с правами экранизации романа, согласен на любое изменение моего текста. Об этом сейчас и пытаюсь договориться. Переговоры, кстати, заканчиваются. Надеюсь, что до конца недели контракт будет подписан.

Николай успокоился, потому что понял – удача наконец-то улыбнулась ему.

– Желаю успехов! – бодрым голосом попытался закончить разговор мистер Руни и добавил: – Всего хорошего. Если напишете что-нибудь стоящее, то, вполне возможно, нас это заинтересует.

– А сколько ваша компания готова дать за «Тихого ангела»?

– Шестьдесят восемь тысяч пятьсот. Но зато без всяких агентов – все деньги ваши. Мы приобретем опцион на год и заплатим десять процентов. В течение года, если фильм запустится в производство, вы получите остаток всей суммы, а если нет – оставляете аванс себе.

– За девяносто тысяч я бы согласился, и то если…

– Семьдесят тысяч, – перебил его мистер Руни, – и не будем больше торговаться: мы и так переплачиваем. Рискуем к тому же. Если вы согласны на наши условия, то проект контракта мы отправим вам сегодня до конца дня.

– О’кей, – согласился Николай, – только аванс – двадцать процентов!

– Пятнадцать, – твердо произнес референт, – и ни цента больше. Мне еще придется уговаривать нашего президента, чтобы он пошел на такие кабальные для нас условия.

Проект контракта прислали через час. Николай подписал его, дополнительно внеся только два пункта: в титрах будущего фильма будет указан единственный автор сценария – Ник Торганофф. А во всех рекламных материалах – в прессе и в роликах – обязательно указывать: «Фильм по сценарию Ника Торганоффа».

Коля остался доволен собой: в конце концов два года, проведенных на юридическом факультете Колумбийского университета, что-нибудь да значат!

На самом деле Коля готов был отдать права и просто так, то есть бесплатно. Но, во-первых, его приняли бы за идиота, а во-вторых, надо ведь и жить на что-то: платить за квартирку, питаться, не говоря уже о необходимости приобретения нового тостера.

Десять с половиной тысяч долларов ему выдали через неделю после подписания контракта. Он не удивился этому. Странным казалось другое: неужели американцам так уж интересна история бедной русской девушки-графини, проживающей в Харбине в конце двадцатых годов? Эмиграция, нищета, спивающийся отец-граф и полусумасшедшая мать – потомственная княгиня, младшие сестры-близняшки, вечно испуганные… Тоска по родине, воспоминания о былом величии семьи, а вокруг маргиналы-соотечественники, китайские мошенники, вездесущие агенты НКВД, курильщики опиума, забывшие, кто они и откуда, дом, больше похожий на притон, и грязь, грязь, грязь… Чтобы прокормить семью, молодая графиня вынуждена заниматься консумацией и проституцией, поскольку другой работы нет. Она понимает, что этим не поможет ни отцу, ни матери, и скоро сестрам придется заниматься тем же самым. Жить не хочется, отчаянье сжимает страшный круг… Но тут в Харбин прибывает молодой американский миллионер. Он знакомится с героиней в ресторане: ее подсаживают за его столик. Завязывается беседа – и американец очарован, он хочет встречаться с ней постоянно, говорить с ней и только с ней. Видеть ее он не может, потому что наследник капиталов одного из богатейших семейств Америки слеп…

То ли американцам нравятся сказки про любовь миллионера к проститутке, то ли им понравилось, что и миллионеры бывают слепыми, то ли вспомнили «Огни большого города» Чаплина – историю бродяги и незрячей цветочницы, но фильм начали снимать через полгода после того, как у Торганова сломался тостер. Сценарий к тому времени был, разумеется, написан и даже исправлен Николаем дважды: один раз по просьбе режиссера, а другой – по требованию продюсера.

Съемки длились всего три месяца: Харбин начала прошлого века построили в павильоне Голливуда, китайцев искать не пришлось – их везде много, зато удалось упросить за большие деньги поучаствовать в работе двух звезд – немного потускневших, правда, но все же любимых зрителями. Один сыграл отца-алкоголика – ему даже не пришлось особенно вживаться в роль, плохо только, что популярный актер часто забывал текст и, красиво улыбаясь, нес отсебятину. Его жену играла тоже звезда, в недавнем прошлом, кстати, и в самом деле супруга популярного любителя экспромтов и виски. Она весьма натурально хлестала по щекам своего бывшего мужа, а теперь просто партнера по съемкам. Николай в Голливуд не поехал, но иногда справлялся у мистера Джорджа Руни, как идет работа. Тот отвечал: «Все о’кей!», а однажды признался, что исполнители всех ролей, включая эпизодические, без ума от сценария и часто плачут на площадке, не в силах сдерживать свои эмоции. Картина поголовно рыдающей съемочной группы впечатляла.