От него опять исходило ощущение нездешнего веселья, но сейчас оно не било могучей волной, а было спокойно и неявственно.

– Вернее, очень близко к нему, – продолжал он. – Отсюда на весь регион Игры расходятся силовые волны, превращающие его в кипящее человеческими страстями энергетическое море. Оттого, собственно, и идёт Игра, шла всегда, в разных формах. И лишь когда все умрут…

– …тогда только она закончится, – вздохнул Руслан.

Дервиш кивнул.

– Здесь ещё до нашей эры стоял посёлок людей, которые были древнейшим населением этого материка, чьи предки пришли, возможно, из самой Лемурии. Здесь сражались динлины, тюрки, китайцы и монголы. И, наконец, сюда пришли мы, русские.

– Я не русский, – заметил Руслан.

– Русский, – покачал головой Дервиш. – Или, если тебе больше нравится, евразиец. А сегодня дух Евразии воплотился в России, как до того воплощался в монгольской и тюркской империях.

– Ту гору, – продолжал он, помолчав, – что прямо напротив нас, кеты почитали священной и называли Дух-орёл. Неудивительно, что именно здесь тебя постигла шаманская болезнь.

– Вы уже говорили об этом, но я ничего не понял, – в голосе Руслана снова звучал вопрос.

Но ответа он не услышал. Как это не раз было в последнее время, без всякого предупреждения пришли голоса.

Он не осознавал, что произносит нелепые фразы вслух. Не осознавал вообще ничего. Теперь он знал, каково приходилось Розочке, и ощутил запоздалое раскаяние за тычки, которыми иной раз награждал его. Тем более что настойчиво вещавший в нём голос принадлежал именно убиенному поэту.

Голос смолк, будто Розочке опять с маху переломили шею. Ак Дервиш пристально смотрел на Руслана, поглаживая окладистую бороду.

– Это я и имел в виду. Ты подвержен влиянию тонкого мира. Ты – Отрок.

– Батырь, – Руслан полностью пришел в себя и вновь в нём поднимался неосознанный протест против чужих попыток решить его судьбу, – я так и не понял, что такое Отрок. Но если я слышу голоса, значит, я шизофреник…

– Ты не шизофреник, а одержимый. Вернее, можешь им стать, если дашь слабину, – сухо ответил старик.

Руслан вопросительно поднял голову.

– Когда духи избирают шамана, он заболевает. Это – естественная реакция человеческой души на вторжение бесов. Тебе становится очень плохо, в твоей жизни происходят ужасные вещи, тебя все обижают и смеются над тобой, ты можешь попасть в место, вроде этого, – старик сделал жест в сторону больницы.

– Это и есть шаманская болезнь, её начало, – продолжал он. – А дальше становится хуже. Начинаются видения. Ты вот слышишь голоса, но это не самое страшное. Иным кажется, что их разрубают на куски, заживо пожирают, вообще пытают всеми способами…

Перед Русланом предстали инфернальные существа, рвущие тело Асии. Усилием воли он удалил из сознания эту картину.

– И что потом? – голос дрогнул.

– Потом шаман, уже готовый подчиниться духам, выздоравливает и начинает им служить. Но ты – Отрок и христианин, ты можешь и должен им противостоять…

Руслан не стал выяснять, почему Дервиш записал его в христиане. Оставаться искусственным атеистом после всего произошедшего он не мог, но со своей конфессиональной принадлежностью, мягко говоря, не определился. Хотя помнил своё крестильное имя, которое в раннем детстве прошептала ему бабушка.

Однако сейчас юноша жаждал узнать более насущные вещи.

– Эти стихи…

– Они не нужны тебе. Ты принял на себя бесов покойного, – покачал головой старик. – Господин Симановский потенциально был великим стихотворцем. Возможно, с него началось бы возрождение русской поэзии, сравнимое с «золотым» и «серебряным» веком. Потому Артель и присматривала за ним. Но он поддался духам и потерял свой дар. Мы ничего не могли сделать.

Руслан вскинул голову.

– Ваша великая Артель села в лужу? – медленно проговорил он.

Ак Дервиш спокойно взглянул на него:

– Артель – не богадельня для гениальных мужеложников. Вадим Залманович мог бы сыграть роль Фета, но предпочел сочинять бессмысленные вирши и сгинуть в сумасшедшем доме. Это его выбор. Будь это не так, мы помогли бы ему. Но это так, поверь. Теперь в России вместо «бронзового» века поэзии настанет… скажем, «пластиковый», и Бог с ним. А у нас есть ты – Отрок, и мы, прежде всего, должны помочь тебе.

– Не очень-то хорошо у вас получилось, – злобно выпалил Руслан.

– Я уже доложил: тебя прикрывали очень плотно, – всё так же ровно ответил Дервиш. – Но наши люди были нейтрализованы противником. Артель не всесильна, поражения случаются.

– Я поверил тебе, когда ты мне рассказал… Но как такое могло произойти?

– Думаю, среди нас оказался предатель.

– Наверняка ваш «майор Иванов»! – Руслан вдруг в первый раз за это время вспомнил внимательные глаза и негромкую речь человека, которому он некогда безоглядно поверил.

Ак Дервиш укоризненно покачал головой.

– Наконец-то ты о нём вспомнил… Полковник Иван Викторович Тимащук убит во время этой операции снайпером противника…

Руслана словно окатили ледяной водой. Он понурил голову.

– Ты должен освободиться от поползновений бесов, избавиться от их проявления в твоём сознании, – настойчиво продолжал старик.

– Как? – почти прошептал Руслан. Ему было лихо.

Дервиш несколько минут сосредоточенно молчал.

– Это страшно и трудно, – наконец начал говорить он, – но тебе придётся. Иначе ты не Отрок. Но если ты не Отрок, ты погибнешь. Иного пути для тебя нет.

Руслан откуда-то точно знал, что старец прав.

– Что я должен сделать? – повторил он окрепшим вдруг голосом.

– В ночь летнего солнцеворота, послезавтра, ты должен пересечь реку, подняться на Дух-орёл и провести там ночь. Один. Я не знаю, что произойдет с тобой там, поэтому не могу ничего посоветовать, кроме как полагаться на своё чутьё и всё время читать молитву, которой я тебя научу. Знаю только, что ты увидишь вещи, которые покажутся тебе невыносимо страшными. Но они никак не повредят тебе, если ты останешься самим собой и не впадёшь в безумие. Если тебе это удастся, ты вернёшься живым, и заложенные в тебе от рождения силы начнут раскрываться. Мы с тобой уйдем из больницы и продолжим обучение. Если нет, значит, мы в тебе ошибались. Таковы правила Игры. Ты принимаешь их?

– Да, батырь.

Ночь летнего солнцеворота была очень темна – сполохи небесной реки плотно придавили тучи, отчего и река земная стала похожа на непроглядную дорогу. И было холодно. По крайней мере, Руслан дрожал, несмотря на старый тёплый свитер, раздобытый для него Дервишем.

Они вышли из больницы, как выходили весь этот месяц, когда старик решал, что ночная прогулка пойдет им на пользу. Дервиш просто проводил Руслана через вахту, открывал двери отделения своим ключом, они проходили через чёрный ход, потом мимо вохровской будки и выскальзывали на волю сквозь дырку в заборе, которую больничное начальство, почему-то, в упор не замечало. При этом ни санитары, ни охранники даже головы не поворачивали в их сторону. А если поворачивали, то равнодушно скользили взглядом, словно по пустому месту. Руслан как-то спросил старика, что происходит:

– Отвожу им глаза, – отвечал тот, словно сообщал разумеющееся. – Когда-нибудь и ты так сможешь. Может быть. Неважно.

Этой ночи Руслан ожидал, словно голодный пёс своей миски, одновременно умоляя все высшие силы, чтобы она никогда не наступила. От тоски даже сел клеить конверты, но быстро вскочил и, замученный тревогой, опять заметался от стены до стены, не слушая Джигита, который всё пытался что-то заискивающе говорить. С той ночи Руслан не хотел общаться с ним, хотя это именно он, правда, по понуждению Ак Дервиша, в конце концов, добудился доктора Бывалого.